Пластмассовый космонавт

– В Корее я видел, как американские лётчики с бреющего полёта расстреливали колоны беженцев, там были женщины и дети…– неожиданно для собеседников заговорил Беркут, пристально глядя прямо в зрачки Бубновскому. – Видел, как их штурмовики и «летающие крепости» лили напалм на деревни и превращали в пепел мирные города. Поэтому, когда их самолёты оказывались у меня в прицеле, я разносил их кабины в хлам; мои снаряды рвали их в кровавые клочья, и никаких моральных терзаний по этому поводу я не чувствую по сей день, понимаете? – Павел произнёс это совершенно спокойным, ровным голосом, ни один мускул не дрогнул у него на лице, но двое штатских в креслах отчего-то перестали вальяжно улыбаться, позы их сделались напряжёнными. Возникшее чувство неловкости заставило учёных через пять минут перейти в другую комнату. Вероятно, оба уже жалели о том, что разоткровенничались в присутствии такого «узколобого вояки», хоть и космонавта.

Но и Павел вскоре почувствовал, что перегнул с ними палку. Ну к чему он всё вывалил на этих господ, ведь даже не пил сегодня. Вместо того, чтобы быть тонким и вежливым, чтобы понравиться коллегам жены, зачем-то нахамил им – приплёл к разговору свои никому здесь неинтересные солдатские воспоминания, тем самым скомкав интеллектуальную беседу. Ни к чёрту из него получился дипломат!

В это время Вероника вела светский разговор в другом конце гостиной, однако, пару раз недовольно зыркнула на мужа и сердито поджала свои капризные губы. Впрочем, тут же широко улыбнулась всем сразу и громко объявила:

– Гости дорогие, прошу всех к столу!

Глава 9

Вокруг шли оживлённые разговоры, лишь Павел скучающе жевал постный салат. Тем более, что его сосед слева, знаменитый актёр-юморист всесоюзного масштаба, умеющий со сцены заставить зал хохотать до коликов в животах, в обычной жизни оказался совершенно неинтересным собеседником с каким-то стёртым выражением лица, тихим скучным голосом и банальными мыслями.

И заесть скуку тоже было нельзя, иначе завтра утром весы покажут пару лишних килограммов. Глаза разбегались от обилия изысканнейших деликатесов из лучших ресторанов Москвы: по левую руку от него стояло серебряное блюдо с копчёным угрём, красиво украшенным крабовым салатом. По правую – молочный поросёнок, зажаренный до румяной корочки, в маринованных грибочках. Это же касалось прекрасных вин. Только всё это изобилие было не про его честь.

А тут ещё напротив за столом, чуть наискосок, как назло оказался тот самый парень в розовом из балета, что ещё больше отбивало аппетит, потому что танцор выглядел обиженным на него, зыркал исподлобья, как брошенный озябший щенок из сугроба. Какая уж тут еда, в пору нарезаться, но режим – есть режим! Поэтому, пока другие с аппетитом ели и пили, ни в чём себе не отказывая, Беркут скромно клевал вилкой овощной салатик, а во время тостов поднимая бокал с «боржоми».

Сосед справа, – грузный мужик с красным бульдожьим лицом, – похоже это просёк и решил, что хозяин дома филонит, только делая вид, что поднимает стакан с водкой. Сам-то он пил лихо, с удовольствием покрякивая, опрокинув в свою ненасытную утробу очередную рюмку, и челюстями работал без остановки, пробуя всё, до чего мог дотянуться.

Через некоторое время захмелевший мужик решил, что раз уж они соседи, то ему просто необходимо чокнуться со знаменитым космонавтом, и не слушая никаких возражений, плеснул Беркуту водки в пустую рюмку.

– Извините, я не пью сегодня, – решив быть тактичным ни смотря ни на что, очень вежливо ответил Павел.

Сосед помрачнел, помолчал немного, потом тыча указующим перстом в потолок, обиженно заворочал заплетающимся языком:

– Ну конечно! Вы там высо-око-о летаете! Привыкли на кремлёвских-то приёмах бывать. А я простой человек…Но тоже требую к себе уважения… – Сосед демонстративно поднял свою рюмку в ожидании, когда Беркут всё-таки с ним чокнется и выпьет.

– Слушайте, я же сказал вам, – пытался оставаться дипломатичным Беркут, хотя на скулах его заходили недобрые желваки.

Но мужик отрицательно мотнул кабаньей башкой:

– Не-не, так у тебя ничего не выйдет, потому что я жел-лаю знать, почему ты не хочешь со мной выпить?

Беркут отвернулся. Но сосед не унимался: требуя к себе внимания, стал хлопать по плечу. Затем икая и обдавая неповторимым перегаром, навязчиво полез к нему в друзья:

– Вот вы – «покорители космоса» – вознеслись как архангелы, а простой народ для вас что, выходит, букашки, которые ползают где-то там далеко внизу? Но мы не букашки, мы – рабочие. Гег-гемоны мы! А потому требуем к себе уважения, будь ты хоть три-ыжды (здесь он снова икнул) народный артист, лауреат или космонавт! Так что, как ты ни крути, дорогой товарищ герой, а выпить со мной ты должон – уважить меня. Я-то тебе своё уважение оказываю, а ты мне, значит, не желаешь? Может, брезгуешь?.. Ну!

– А ты мне не нукай! – в ответ на грозный рык отрезал Беркут и сурово взглянул в налитые кровью бычьи глаза.

Предгрозовую ситуацию изящно разрядила Вероника, которая появилась как раз вовремя:

– Никита Гаврилович, – ласково заворковала она с обладателем кабаньей башки, – ну что вы так разволновались, давайте лучше я с вами выпью.

– Голубушка вы моя! – расплылся в счастливой улыбке красномордый. – Осчастливьте. Только отчего же ваш супруг не желает с простым рабочим человеком…

– Ну не кокетничайте, Никита Гаврилович, – озорно звенела Вероника, – с каких это пор начальник фирменного автосервиса у нас считается простым человеком.

«Вот так, так! – зло удивился Беркут. – Человек стучит себя кулаком в грудь, что он от сохи, да от плуга, а выясняется, что он от лопнувшего презерватива, да от прилавка. И таких тут большинство… Таких вот «деятелей, что из грязи в князи». И спутницы их им под стать – расцеловываются с хозяйкой и не скупятся на комплименты, а выйдя отсюда скажут своим любовникам-мужьям: «Повезло же этой дуре! Ни кожи, ни рожи, тупа как табуретка, а корчит из себя звезду!». Одно лицемерие вокруг».

– Так я ведь простым слесарем начинал, – стал смущённо оправдываться «кабан», оглядываясь на соседей.

– Эка вспомнили! – звонко засмеялась Вероника, чокаясь рюмочкой с нужным ей фирмачом. – А на супруга моего не обижайтесь, у них ведь, как у спортсменов – перед полётом жёсткий режим – никакого алкоголя, ни-ни! И вес держать.

Инцидент был исчерпан: сосед принёс Беркуту свои извинения и отлип на время. Вероника выключила магнитофон и, буквально засветившись от счастья, обратилась к бородачу хемингуэевского типа в свитере грубой вязки и в потёртых джинсах, напоминающего своим подчёркнуто мужественным и аскетичным обликом геолога.

– Никита, просим вас, осчастливьте народ!

Заполучить на вечер самого Архипова (!) было давнейшей Викиной мечтой, долго казавшейся труднодостижимой, ведь знаменитость была буквально нарасхват. Знаменитый певец много колесил по стране, так что застать его в родном городе было не так-то просто. Впрочем, в нём не оказалось ни малейшей звёздности. В ответ на просьбу хозяйки, бородач, не ломаясь, тут же легко поднялся, расчехлил привезённую с собой гитару и принялся настраивать струны. На этот вечер ему предстояло стать «главным украшением стола».

Знаменитый на весь Союз бард Никита Архипов обладал манкой для большинства женщин – брутальной внешностью. Но ещё более завораживающе действовал на дам его хриплый мужественный голос. Стоило почётному гостю запеть, как по комнате пронёсся восторженный женский вздох.

Впрочем, и у сильной половины СССР Архипов тоже пользовался особым уважением – за суровую правду своих стихов и надрывный исполнительский нерв. В отличие от признанных властями эстрадных соловьёв, которые исполняли лишь одобренные худсоветами филармоний песни, Архипов казался неподцензурным. Он говорил со своими слушателями о самом сокровенном на понятном каждому языке. Не заигрывал с аудиторией, не рисовался перед ней, не опускался до примитивного блатняка, чтобы понравиться самой народной гуще. Наверное, поэтому каждая социальная среда считала его своим, будто то эстетствующая интеллигенция, не прощающие даже малейшей фальши фронтовики или презирающие «фрайерскую» культуру зэки.