По дорогам Вечности

Он сделал глоток и поморщился. Чуть тёплый кофе, разбавленный сливками, без сахара. Саймон обычно сахар добавлял. Но в данной ситуации сахар мог быть роскошью, или показывал, что Прохор Рейли не любит сладкое.

– Вот и молодец, - шепнул тот.
– Я туда успокоительного добавил и чар всяких...

Смесь фармацевтической панацеи и магии? Саймон бы сказал "весьма забавно", но не сейчас. Сделал ещё один противный глоток. Жизнь становилась бесцветной, скучной и... никакой. Как содержимое этой чашки.

А затем ему дико захотелось спать. Может быть, сказывалась бессонная ночь, или то, что добавил в кофе его отец. Саймон и сам не понял, как уснул прямо за столом, уткнувшись лбом в учебник по Самодисциплине.

Прохор Рейли перетащил его на кровать, затем, убедившись, что всё-таки спит, вышел из комнаты сына.

***

Странно, но Саймону даже сон приснился, как будто его затягивает большое серое и липкое облако, по структуре напоминающее сахарную вату. Оно поглощает его, а юноша кричит и сопротивляется. Оно постепенно лишает способности двигаться. Саймон не может даже пальцем пошевелить, весь увязший в субстанции. Потом это гадкое облако начинает сдавливаться, и ему становится трудно дышать. Оно хочет убить юношу, превратить в себе подобное нечто! Он не может сопротивляться.... И тут он видит вспышку света, яркую-яркую. Серое облако верещит, растворяется, а он падает на спину, на белый дощатый пол. Карси закрывает свой амулет и спрашивает "Саймон, с тобой всё в порядке?". А Саймон лежит неподвижно, и смотрит на неё, не в силах ничего сказать. На ней чёрное бархатное платье до колен, и корона с рубинами. "Всё хорошо, его больше нет" - С этими словами она дотрагивается до него, и Саймон снова обретает способность двигаться. Он поднимается на ноги, и говорит ей "Пожалуйста, не уходи!". Она смеётся, делает шаг назад и проваливается куда-то в бездну...

Саймон проснулся, когда в комнату вбежала перепуганная его криками горничная. Собственно, она его и разбудила.

Саймон тяжело дышал, пытаясь оправиться от кошмара. Горничная тут же принесла ему стакан воды. Саймон выпил его залпом и поднялся с кровати, его пошатывало, и юноша едва не упал, благо, горничная усадила его в кресло.

За окном шёл дождь и было темно. Тяжелые капли барабанили по стеклу.

Интересно, сколько он проспал, благодаря чарам, которые наложил на него отец?

– А где все?
– почему-то Саймон решил задать ей именно этот вопрос. Логичней было спросить, который час, или который день, долго ли он был в отключке...

– Внизу на фамильном кладбище. Прощаются с принцессой...
– Ответила горничная, и, судя по тону, ей было грустно.

– Почему?..
– Саймон попытался встать, но колени подкосились, и он упал обратно.

– Мистер Рейли запретил вас беспокоить. Вы слишком много нервничаете...

– Её нельзя хоронить! Карси не мертва!

Нужно им помешать! Они ведь не понимают! Они все ошибаются!!..

***

Они стояли возле мраморной плиты, на котором в открытом белом гробу лежала девушка. Казалось, она всего лишь заснула, и придет день, когда она, наконец, проснется. На голове у нее красовалась небольшая золотая корона с рубинами.

Возле мраморной плиты встали два здоровенных мужчины в черных фраках, на лица у них были натянуты прямоугольные маски серого цвета. Маски эти - Листонская традиция, никто не должен видеть лицо похоронщика.

– Приступаем!
– сказал один из них, взмахнул рукой, и гроб поднялся в воздух.

Еще, кроме двух похоронщиков, здесь присутствовали Альфред с Мартиной, девушка едва сдерживала слёзы, Димка, Зольтер с Серебринкой и Прохор Рейли.

Мраморная плита отъехала в сторону, открывая яму, метра два глубиной. Гроб стал медленно опускаться. Мартина, дрожа, прижалась к Димке, облачённому во всё тот же чёрный свитер, Серебринка тяжело вздохнула и взяла за руку Зольтера, Альфред тихо стоял возле Прохора Рейли. Никто из них не проронил ни слова...

Саймон бежал по коридору второго этажа, затем по лестнице в подземелье, затем по коридору, ведущему до кладбища, выбиваясь из сил и не смея останавливаться. И успел.

С яростью он распахнул тяжелые входные двери и прокричал:

– Зачем вы всё это делаете!

Все вздрогнули и обернулись. "Я думал, он как минимум два дня проспит" - шепнул Прохор на ухо Серебринке, словно оправдывался.

Саймон, огибая надгробия, подошёл к ним ближе, с презрением взглянул на похоронщиков, внутри юноши всё кипело от злости.

– Значит, вы все сговорились, да!

Серебринка непонятливо на него посмотрела, Зольтер попытался что-то сказать, но Саймон ему этой возможности не дал:

– Я вас ненавижу.

– Пожалуйста, тише!
– шикнул ему отец. Собственно, он Саймона тогда злил больше всех.

– Это подло! Почему вы не хотели, чтобы я тоже присутствовал?
– этот вопрос его мучил больше всего.

– Ты слишком много нервничаешь, - ответил Прохор Рейли, чем озлобил сына еще больше.

– А я ведь говорил твоему отцу, что это плохая идея, - оправдывался Зольтер.

– Я думал, ты отдохнешь, наберешься сил...
– в свою очередь изрёк отец.

Похоронщики вынуждены были приостановить церемонию, и непонятливо смотрели на Прохора, ожидая дальнейших приказаний.

– Продолжайте.

Впрочем, Саймон был с этим не согласен:

– Стойте! Вы не можете!.. Она не умерла!
– почему-то он был в этом уверен.

– Успокойся, - попросил Прохор.

– Карси жива, поверьте мне! Не надо ее хоронить! Пожалуйста!

И тут подал голос Альфред, он был очень мрачен, и тяжело переживал потерю сестры, хоть и старался держать себя в руках.

– Она мертва, Саймон. Ничего не изменишь. Это факт.

Саймон посмотрел на них с ненавистью, пытаясь придумать хоть какое-то утешение. Но не придумал.

Иллюзии разбились, он проиграл. Карси действительно умерла. Он должен был принять этот факт, рано или поздно!

Нужно было прекращать бредить!

Он встал рядом с отцом и замер, боясь потерять над собой контроль. Он вообще не хотел показывать кому-либо свои чувства, но они лились через край.

Гроб медленно опустился в темноту, и яму накрыла тяжелая мраморная плита. Один из похоронщиков провел своей жесткой серой ладонью по надгробию, и там появилась надпись: "Карсилина Фротгерт. "15.06.88.
– 25.11.05."".

Саймону показалось, что в тот момент он хоронил частичку себя самого. Эта боль была невыносима.

Это конец. Игра закончена.

Колени подкосились, Саймон упал на мраморную плиту и зарыдал...

17

– - Вне восприятия

Думаю, не стоит говорить о том, как Саймон не хотел покидать кладбище, и сопротивлялся уговорам отца, Серебринки и Зольтера, завывая словно зверь и заламывая руки. Он лишился рассудка и вёл себя не вполне адекватно. Ему хотелось просто лечь рядом с могилой Карсилины и умереть. Но, друзьям всё-таки удалось увести Саймона оттуда. Под конец он практически не сопротивлялся, так как был очень измотан.