По краю огня

Снова поморщившись, Астор вернулся к еде. Остаток ужина прошел в молчании, под мерное позвякивание приборов и шорох юбок Пэт. Маркиза несколько раз взглядывала на супруга, словно желая что-то спросить, но так ни разу и не осмелилась. Резкая перемена настроения мужа сбила ее с толку. Ведь, кажется, только минуту назад он был такой веселый, смеялся, подшучивал над Пэт — и вдруг как отрезало! «Может, я что-то не так сказала? — тревожно подумала Лавиния. — Или это из-за охоты? Он понял, что мне не хочется ехать, и расстроился?..»

— Еще ветчины, ваше сиятельство? — спросила кухарка, протягивая руку к опустевшей тарелке хозяина. Астор, качнув головой, потянул с шеи салфетку.

— Спасибо, Пэт, — сказал он. — Я уже сыт.

— Как прикажете. Кофе как обычно подать, в библиотеку?

— Нет, — подумав, отозвался маркиз, бросая салфетку на стол и поднимаясь. — В спальню подай, я буду у себя… С вашего позволения, дорогая.

Он склонил голову, улыбнулся супруге бесцветной улыбкой и покинул столовую. Лавиния проводила мужа растерянным взглядом. Она решительно не понимала, что происходит. Если бы на заставе было неладно, как тогда, когда его срочно вызвали запиской, он не поехал бы к Д’Освальдо. И не сидел бы здесь потом как ни в чем не бывало, разглагольствуя об охоте. Так в чем же дело?

Шумный вздох Пэт отвлек маркизу от ее беспокойных дум. Качая головой, кухарка принялась убирать грязные тарелки, что-то бормоча себе под нос.

— …и никогда никого не слушает, — долетело до Лавинии. — Велел же доктор беречься, так нет! Ни минуты дома не усидит, а потом головою мается по полночи…

Маркиза Д’Алваро медленно выпрямилась. Ну конечно, снизошло на нее. Голова! Врач ведь предупреждал, что она у его сиятельства болеть будет еще очень долго, запретил утомляться и ездить верхом, а дороги по этой ужасной погоде все замело. Растрясло, верно, по пути домой от соседей, вот контузия и дала о себе знать. Лавиния, преисполнившись сострадания, потянулась к салфетке. «Уложу Алонсо, — решила она, — и загляну к нему. Может, от компресса на лоб полегчает?..»

Однако когда спустя час маркиза Д’Алваро перешагнула порог спальни супруга, его сиятельства она там не нашла. Поставив на умывальную тумбу принесенную с собой миску с водой и травяным льдом, для компресса, Лавиния обвела взглядом комнату. Жарко пылающий камин, столик у одинокого кресла напротив, где остывал в чашечке едва тронутый кофе, аккуратно расправленное покрывало на широкой кровати… Его сиятельство куда-то вышел? Лавиния прислушалась к тихому дому, приподняла кофейник — совсем полный — и в неясной тревоге наморщила брови. Где он? Спустился в библиотеку? Но почему тогда не позвал и ее?

Маркиза понурилась. Вчера библиотека тоже осталась закрытой. А позавчера они вдвоем не провели там и получаса — его сиятельство, вот как сегодня, едва притронулся к кофе, а после, сославшись на усталость, пожелал супруге доброй ночи. Неужели он вновь стал тяготиться ею?.. Лавиния, опустив голову, подошла к окну и прижалась щекой к не задернутой бархатной занавеси. Она любила их вечерний кофе вдвоем: ей нравились эти мирные, тихие минуты, нравилось прислушиваться к гулу огня в камине и негромкому глуховатому голосу из соседнего кресла, нравилось представлять, что всё это по-настоящему. Конечно, Лавиния знала, что муж старается для Алонсо, и правда была благодарна ему за это, но всё же… Тихий вздох вырвался из груди. Ради нее самой никто никогда не старался. А его сиятельство, похоже, понемногу начал уставать от роли примерного мужа, и кто бы стал его осуждать? Он изменился ради семьи, а вот Лавиния осталась такой же — всё той же серой мышкой, разве что прибавившей в талии…

Из коридора раздались знакомые тяжелые шаги. Заныли половицы, громко скрипнули дверные петли — и маркиза Д’Алваро, придя в себя, обернулась.

— Лавиния? — удивился возникший на пороге супруг. Лицо у него было красное, словно от ветра, и мокрое. — Что вы здесь делаете, дорогая? Что-то случилось?

— Нет, — пролепетала жена, заливаясь румянцем. — Я… Я п-просто… просто решила, что у вас опять болит г-голова, и п-подумала…

Она шевельнула рукой в сторону умывального столика, и его сиятельство, повернув голову, заметил у медного таза знакомую плошку. Уголки его губ тронула понимающая улыбка.

— Как мило с вашей стороны, — сказал он, входя и протягивая руку за полотенцем. — Но, право же, вам показалось. Я прекрасно себя чувствую.

Лавиния опустила глаза.

— П-просто вы так рано ушли к с-себе, — пробормотала она, — и я п-подумала… П-простите, п-пожалуйста. Я не хотела м-мешать…

Астор, утирая лицо, поверх полотенца взглянул на жену. Вид у нее был сконфуженный и несчастный.

— Вы мне совсем не мешаете, — успокаивающим тоном сказал он. — Оставайтесь, если хотите, я всё равно еще не планировал ложиться, а в библиотеке сегодня камина не разжигали. Я велю принести второе кресло… Правда, боюсь, кофе уже безнадежно остыл.

Он обернулся к двери, рявкнул: «Гарет!» и жестом предложил смешавшейся маркизе занять громоздкое кресло у камина. Лавиния осторожно опустилась на краешек. Это, конечно, была не библиотека, но, в общем-то, какая разница?..

— Можно попросить Пэт сварить еще кофе, — нерешительно проговорила она, бросив взгляд на кофейник. Маркиз тихо вздохнул и покачал головой.

— Моя дорогая, — помолчав, сказал он. — «Попросить» вы можете меня. Или ту же баронессу Д’Освальдо, или сына — когда подрастет… А слугам приказывают. И не ждут по три дня, когда кто-то из них соблаговолит исполнить повеление. Вы — маркиза Д’Алваро! Вы хозяйка этого дома, а не гостья или бедная родственница, которую приютили из жалости, — прислуга должна подчиняться вашему слову, а не снисходить до вас, как вы не понимаете?..

Лавиния испуганно заморгала.

— Я п-понимаю, — пролепетала она. Астор снова вздохнул, теперь уже про себя: жена глядела на него снизу вверх как ребенок, случайно разбивший дорогую вазу и уже заранее смирившийся с тем, что его за это оставят без ужина. Ну что ты с ней будешь делать? «Эдак ведь уйду на фронт — а ее через год к котлам приставят, — безнадежно подумал Астор. — И ведь встанет же, ни слова против не скажет! Что из сына вырастет, на таком-то примере?» Он отвлекся на звук шагов из коридора — в дверях как раз нарисовался денщик.

— Звали, ваше сиятельство?..

— Принеси еще одно кресло, — велел маркиз, даже не взглянув в его сторону. — И забери поднос. Кофе остыл, пусть Пэт сварит новый, на двоих. Да поживее!

— Слушаюсь, ваше сиятельство…

Гарет споро подхватил со столика поднос с кофейным набором и выскользнул из хозяйской спальни. Астор, облокотившись на каминную полку, снова посмотрел на жену.

— Я знаю, у вас доброе сердце, — мягко проговорил он, возвращаясь к прерванному разговору. — И вы привязаны к Пэт, но это не повод сажать ее к себе на шею. Люди такого не ценят, Лавиния. Вашу доброту они очень скоро начнут считать слабостью, а ваше умение прощать — вседозволенностью. И, уж поверьте, любить вас за это сильнее не станут. Прислуге, как и дракону, нужна твердая рука.

— Н-но в-ведь… есть же в-вы…

От волнения она вновь начала заикаться. Астор усмехнулся.

— Я не вечный, моя дорогая. И я старше вас на два десятка лет — даже если не принимать в расчет войну, вы в любом случае меня переживете. Я понимаю, вы никогда не станете швыряться в слуг канделябрами, — тут он улыбнулся, — однако характер всё же проявить стоит. Хоть ради себя самой. Неужели это так трудно?

Лавиния, опустив голову, жалко кивнула.

— Я н-не умею, как в-вы… — прошелестела она. — Даже б-без канделябров…