По ту сторону синих гор

Рядом со мной на стол с громким стуком опустилась тарелка с похлёбкой, и я от неожиданности вздрогнула, обнаружив опускающегося подле меня на скамью мужа.

Его помеченная шрамом бровь высоко приподнялась, и синие глаза посмотрели на меня в упор.

– Потому что место женщины - дома, рядом с детьми и мужем!
– холодно и спокойно обронил он.

Вот же медведь, всё расследование мне испортил! И когда только успел подобраться так бесшумно?

Молодой кайген, явно спроваженный подальше косым и недобрым взглядом моего мужа, тут же ретировался, и мне ничего другого не осталось, как продолжить беседу, но уже не с ним.

– А если у женщины нет мужа и детей?
– выпалила я.

Ложка с похлёбкой, которую мой косматый супруг ещё не успел донести до рта, застыла в воздухе, и мужчина скривился так, словно я испортила ему аппетит.

– Значит, она сидит дома с родителями!
– раздражённо рыкнул он, и принялся есть - жадно и торопливо.

Но я-то ведь уже утолила голод, а значить задавать вопросы мне больше ничего не мешало. Тем более, что медведя моя болтовня, кажется, жутко раздражала.

– А если у женщины нет ни дома, ни родителей?

Кайген сердито стукнул по столу ладонью и, повернувшись ко мне выцедил:

– В таком случае её в свой халле* забирает оэн, которому она присягнёт в верности!

– Халле... Оэн...
– многозначительно кивая, протянула я.
– А оэн это что?
– изобразила удивление, точно помня, что сородичи именно так называли мужа.

– Кто!
– гаркнул, поправляя меня он.
– Оэн - это глава клана!

– То есть, ты у нас глава клана?
– снова не давая ему опустить в суп ложку, вопросительно приподняла брови я, и кайген озверел.

– Да, женщина, я - глава клана!
– сердито щурясь и жёстко чеканя слова, заявил он.
– И запомни: меня не принято перебивать или задавать мне вопросы, когда я ем!

Непринято, значит... Это замечательно!

– Надо же, а я думала, кайгены не едят и по нужде не ходят, раз другим не предлагают!

Думаю, муж прекрасно понял, в чей огород я бросила этот камень. В его синих глазах полыхнуло гневное пламя, но я лишь упрямо приподняла подбородок, не желая давать слабину. Хотя, если честно, на самом деле мне было страшно. Один удар - и этот мрачный громила сломает мне челюсть, чтобы я наконец заткнулась и больше его не раздражала.

Несколько гнетущих мгновений тишины мы кромсали друг друга взглядами, пока кайген раздражённо не выдал:

– Кажется, голодная ты меньше разговариваешь. Я запомню.

То есть он меня ещё и голодом морить обещает?!

– И сразу же забудь!
– ехидно возразила я, в который раз мешая ему спокойно поесть - Если по твоей вине я заболею и умру, следом за мной окочурится и твой любимый дильфар!

На скулах кайгена задвигались узлы желваков. Взбешённо подхватив тарелку с остывшей похлёбкой, он пересел от меня на другой конец стола, напоследок одарив коротким неприязненным взглядом.

Можно подумать я расстроилась! Я его сидеть рядом с собой и не приглашала!

Наше напряжённое молчание нарушил явившийся на кухню тот самый Ормунд, которого муж послал за тёплыми вещами.

В руках голубоглазый кайген держал скрученную шубу, развернув которую, он быстро достал и поставил передо мной на пол лохматые меховые сапоги, похожие на два волосатых пенька. Первый раз видела что-то подобное. И хотя сапоги выглядели смешными, внутри у них оказался толстый тёплый ворс, греющий словно печка.

По моим окоченевшим ногам поползли мурашки, стоило засунуть ступни в принесённую обувь, и от блаженства захотелось помурлыкать довольной кошкой.

Поймав на себе любопытный и беззлобный взгляд Ормунда, я демонстративно притопнула ногами и благодарно ему улыбнулась.

– Спасибо! У меня никогда не было таких тёплых сапог.

Вежливость снова творила чудеса. Кайген растерянно моргнул и прилип взглядом к моей улыбке, словно мошка к ложке с мёдом.

– Это чуги. Здесь зимой без них никак, манна, - мягко пояснил он, и в этот момент, мой поднявшийся из-за стола муж громко стукнул об стол пустой тарелкой и сердито рявкнул:

– Ормунд, ты свободен! Скажи Хильгарду и Бериту, чтобы готовили сани, мы скоро выезжаем!

Косясь на злого как медведь-шатун мужа, я надела на себя шубу не дожидаясь пока он меня в неё завернёт, словно гусеницу в кокон. Чем этот буйный опять недоволен? Либо его бесит, что мне удаётся выпытать у его сородичей хоть какую-то информацию, либо у них женщинам не разрешают разговаривать с другими мужчинами.

Дикость какая-то!

– Ты готова, женщина?
– голосом «любезным» до мурашек по спине внезапно поинтересовался кайген.
– Не желаешь ли опять посетить отхожее место или, может, не наелась?..

Он смотрел на меня с высоты своего подавляющего роста, сверлил своим синим взглядом во мне дыру, и подобие улыбки на его губах было похоже на звериный оскал.

Несколько ударов сердца я пристально смотрела в его глаза и вдруг поняла: издевается! Не забыл мой недавний упрёк и теперь вымещает на мне своё раздражение.

Ну ладно. Сам спросил!

– Не наелась!
– выпалила я.
– А где обещанный чай?

От моей наглости у мужа дёрнулась скула. Губы узко поджались, делая черты лица резкими, злыми. От кайгена повеяло такой лютой мощью, что сердце начало частить, а выдержка давать сбой.

И зачем я только рот свой открыла? На кой мне сдалось злить этого неотёсанного медведя?

Не сводя с меня пылающего пронзительной синевой взгляда, он медленно подошёл к установленным на плите котлам. Подняв на одном из них крышку, кайген снял с настенной полки кружку. Показательно медленно зачерпнув ею из котла какой-то парующей жидкости, он донёс её до меня, а потом с грохотом поставил посуду на стол.

– Твой чай!
– прошипел муж, внимательно наблюдая за тем, как я тянусь за кружкой и принюхиваюсь к её содержимому. Пахло вкусно. Травами, ягодами и мёдом.

– Всё?
– вымораживающим голосом поинтересовался он.

Мне бы промолчать... Но глядя на кайгена во мне рождался протест и что-то ещё, чего я пока не могла контролировать.

– Нет! Пироги где?
– с вызовом спросила я, кажется, взбесив мужа окончательно.

– Съели!
– резко рявкнул он, двигая желваками и испепеляя меня взглядом.

– Вот и верь после этого твоим обещаниям, - задумчиво протянула, я и отхлебнула горячего напитка - терпко-сладкого, пряного, растекающегося по гортани умиротворяющим теплом.