По ту сторону синих гор

Я бы солгала, если бы сказала, что дом кайгена мне не понравился. Несмотря на то, что всё здесь было сделано из легкодоступных и совершенно недорогих материалов, выглядел интерьер тёплым и живым. Он не вызывал тревоги, не пугал своей чуждостью и не раздражал убогой простотой. Как бы негативно я ни относилась к мужу, вынуждена была признать, что живёт он отнюдь не в берлоге, а судя по чистоте и порядку вокруг, он ещё и хороший хозяин.

Моё замешательство было нарушено тем самым хорошим хозяином, бесцеремонно потянувшим с моих плеч тёплую шубу. Понятно, что в натопленном доме ей на мне было не место, но без неё я почувствовала голой что ли.

Надетое на меня дорогое, расшитое серебряным узором платье казалось здесь совершенно неуместным. Не говоря уже о том, что корсетов и перчаток здесь, по- моему, отродясь никто не носил.

У местных дам были удобные и не стесняющие движений наряды, сотканные из тонкой шерсти или льна. Неизменным атрибутом всей одежды была невероятно красивая вышивка. Красная или чёрная, она украшала горловины, подолы, рукава, а то и всё платье манны целиком. А ещё здесь ценили и умели выделывать кожу. Почти у каждой женщины на талии красовались тиснённые кожаные пояса, а на ногах такие же модные сапожки, какие я приметила ещё на свадьбе у мужа.

Судя по всему, чем искусней была выделка и вышивка на наряде, тем выше по статусу или богатству считалась девица. Я в глазах кайгенов, наверное, казалась какой-то голодранкой, а если учесть, что косы у всех женщин здесь были длинными и ухоженными, то ещё и порченой.

Потянув меня за собой в сторону заставленный яствами столов, муж занял место в самом их центре, и как только мы с ним уселись на лавку, в дом стали заходить гости. Что самое странное - одни мужчины.

Почтительно склоняя перед оэном голову, они молча рассаживались вокруг столов, ожидая пока к ним присоединятся остальные сородичи, а женщины в это время суетливо двигались вокруг, наполняя глиняные кружки каким-то горячим ароматным напитком.

Когда очередь дошла до нас, муж зачем-то отобрал кувшин у принёсшей его девушки, сначала налив из него себе, и только после того, как попробовал содержимое, наполнил им и мою кружку.

В груди нехорошо кольнуло, и я тревожно огляделась по сторонам. Двуединый, неужели и здесь мне в питьё могут добавить какую-то гадость?

Словно прочитав на моём лице все мои сомнения, кайген подвинул ко мне кружку и негромко буркнул:

– Пей, не бойся. Это - шорк. Здесь только хмельной мёд, травы, ягоды и пряности.

Я боялась не шорка, а того, что выпив его, расслаблюсь и потеряю контроль. А вот от еды я бы не отказалась. Чего здесь только не было: жареная и варёная птица, тушёное в густой подливе мясо, печёная с овощами рыба, пироги, блины, ягоды, орехи, соусы... И не будь здесь так много народу, буквально заглядывающего мне в рот, я бы перепробовала все блюда. А так пришлось довольствоваться тем, что положил мне на тарелку муж.

Видимо, памятуя о том, что я требовала у него в Тери-Ра пироги, он собрал для меня целое ассорти с разными начинками и водрузил его передо мной высокой горкой. А пока я на неё хмуро пялилась, с места поднялся статный пожилой кайген.

– Свет и добро твоему халле, оэн. Здравия тебе и твоей манне!
– торжественно произнёс он, глядя на нас.
– Говорят, что в хорошем супружестве муж - голова, а жена - сердце. Я желаю, чтобы в вашей семье голова не заставляла страдать сердце, а сердце не вынуждало голову болеть. Принимаю твою манну, как часть клана, клянусь почитать и уважать.

Мужчина отсалютовал нам чашей с шорком и, отпив из неё, снова присел на скамью.

– Пей, - толкнул меня под столом ногой муж, и я вздрогнула, вцепившись пальцами в кружку.

Я не успела пригубить напиток, как следом за первым кайгеном сказать своё слово пожелал другой:

– Свет и добро твоему халле, оэн. Здравия тебе и твоей манне!
– уже стандартно произнёс он.
– Пусть жизнь ваша будет полна, как эта чаша! Испейте её всю до дна, не расплескав! Принимаю твою манну как часть клана, клянусь почитать и уважать.

Хлебнув шорка, мужчина опустился на место, и его очередь занял очередной гость.

Один за другим парни и мужчины клана поднимались, желая мне и мужу здравия, рассказывая какие-то притчи, а затем единогласно обещали мне своё почтение.

Учитывая, что кайгенов за столами сидело точно больше сотни, я только и делала, что поднимала кружку, создавая видимость, будто пью. Будь всё по- настоящему, то уже после пятого пожелания здравия я свалилась бы под стол без сознания. Уверена, местным женщинам это понравилось бы, а к клейму шлюхи они бы мне прилепили ещё и позорное звание пьяницы.

На пожеланиях очередного сородича медведины я собиралась незаметно отломить хотя бы кусочек пирога, чтобы вкинуть его в рот, как только кайген сядет. Но в этот момент парень почему-то придирчиво заглянул в свою кружку и громко заявил, что шорк у жениха с невестой остыл, поэтому его надо подогреть.

Я недоуменно перевела взгляд на супруга, не понимая, как на это реагировать. В его синих-синих глазах, наблюдающих за мной с каким-то выжидающим интересом, преломился свет, и от смутного подозрения мой позвоночник словно пронзило сотней иголочек.

Муж медленно поднялся, протягивая мне руку, а у меня от ужаса свело все мышцы.

– Пойдём, жена!
– низко обронил он.

Сейчас?! Нет! Я была к этому не готова!

Двуединый, кажется, я никогда не буду к этому готова...

Поймав мою ладонь, супруг вытащил меня из-за стола, и под прицелом пристального внимания кайгенов повёл к дверям, которые находились с правой стороны от очага.

От понимания, куда и зачем муж меня ведёт, тело стало ватным, а висках начала бешено пульсировать кровь.

Мы вышли в небольшой коридор и кайген подвёл меня к лестнице, вынуждая подниматься по ней наверх.

От страха у меня всё расплывалось пред глазами. Я смотрела исключительно себе под ноги, считая ступени, и с ужасом думала о том, что произойдёт, когда они закончатся. А они закончились быстрее, чем я ожидала.

Передо мной открыли какую-то дверь, втолкнули в комнату, и я перестала дышать, в панике уставившись на покрытую тёплыми мехами огромную кровать с кучей подушек разбросанных в изголовье. Впереди стоял большой сундук, обитый кожей с тиснением, а в стене напротив жарко пылал камин, отбрасывая на светлые доски, которыми была обшита комната, красные тени.

За спиной раздался шорох, пуская моё дрожащее сердце вскачь. Я развернулась, утыкаясь взглядом в мощный торс мужа. Грудь мужчины мерно понималась, взывая у меня желание сглотнуть. Потому что горло сдавил спазм, как только я поняла, что кайген начал раздеваться.

На пол упали его кожаные наручи и пояс. Их глухой стук о деревянную поверхность отдался болью у меня в затылке, и я отступила к стене, ища в ней опоры для своего парализованного безысходностью тела.

Мужчина, не сводя с меня пылающих синим огнём глаз, неспешно расшнуровал свою кожаную безрукавку, небрежно швырнув её на прикроватный сундук, а потом, закинув за голову руки, одним рывком стянул с себя стёганку, оставшись в длинной льняной рубахе, в распахнутом вороте которой виднелось странное ожерелье. Двойной ряд тонких кожаных жгутов украшали круглые серебряные медальоны, с совершенно непонятным изображением на потемневшей от времени поверхности. Они перемежёвывались с бронзовыми и золотыми чернёными бусинами, разновеликими клыками каких-то животных, а в самом центре дикой композиции висел птичий череп - небольшой, отполированный до белизны и нанизанный на шнурок сквозь круглые провалы пустых глазниц.