По ту сторону синих гор

– А быстрее можно? Ползёшь как сонная муха. Меня уже укачало!

Кайген загадочно фыркнул, в два прыжка преодолел лестницу и, пнув ногой дверь, быстро внёс меня в спальню.

Остановившись посреди комнаты, он осторожно опустил меня на пол, но, как только я, пытаясь сделать шаг, пошатнулась, тут же обвил меня одной рукой поперёк талии и резко притянул к себе обратно.

В голове как-то вяло шевельнулась мысль, что у мужа невероятно жёсткое, но очень горячее тело. Как печка. Можно греться в мороз.

Я упёрлась ладонями ему в грудь, запоздало опомнившись, что стою к нему слишком близко. Сейчас между нами, кажется, и тонкого пёрышка просунуть было нельзя.

Вторая рука кайгена жёстко опустилась мне на затылок, не давая возможности отвернуться, чтобы не смотреть мужу в глаза.

– А ну отпусти! Быстро!
– грозно скомандовала я.

Улыбка кайгена стала ленивой и хищной.

– А то что?
– медленно приподнимая меня, вкрадчиво прошептал у самых моих губ он.

Я судорожно глотнула воздух и растерянно моргнула.

А и правда, что я могу, если у меня даже пошевелиться в его захвате не получается?

– В глаз дам!
– бравируя, пообещала супругу я, а он, насмешливо хмыкнув: «Ну, попробуй», вдруг стремительно впился в мой рот поцелуем.

На миг я потеряла ориентацию в пространстве, вообще не понимая, как такое могло случиться. Кайген меня целовал?!

У грубого, состоящего будто из одних острых углов и жёстких линий, мужа были совершенно неправильные мягкие губы - тёплые, шёлковые и пахнущие ягодами. Они настойчиво, но не агрессивно трогали мои, и в голове заторможенно и вяло носились мысли, такие же глупые и пьяные, как я.

Вместо того, чтобы пнуть медведину ногой, укусить или ударить, я почему-то думала лишь о том, что он хорошо целуется. Так хорошо, что жар в груди, после выпитой душегрейки, теперь расползался по всему телу, дрожащему и плавящемуся в умелых мужских руках.

Что-то ужасно ненормальное было в происходящем. Мне ведь не должно это нравиться! И допускать подобное нельзя потому что...

Почему?

На этот вопрос я не смогла себе ответить.

Здесь и сейчас мой муж целовал меня, крепко прижимая к своей груди, и стук моего сердца, сливаясь с его, создавал совершенно новый звук, становясь отсчётом другой жизни - ещё не принятой моим разумом, но уже признанной мной на уровне подсознания.

Кайген вдруг отпустил мои губы, чуть отстранился, внимательно разглядывая моё лицо, и мою пьяную эйфорию сменил стыд.

– Т-ты... ты меня опоил!
– найдя оправдание своему поведению выпалила я.

– Я?
– брови супруга удивлённо поползли на лоб, а затем он иронично уточнил:

– То есть это я тебе в горло кружками заливал душегрейку?

– Мне пирожок запить надо было!
– возмущённо пожаловалась я.
– Откуда я знала, что в твоей кружке?

В прищуре синих глаз кайгена зажглось что-то коварное.

– Ты правильно сказала: «Моей кружке»! Моя кружка - моя душегрейка. А перед тобой стоял кувшин с узваром.

Он бы мне ещё из ведра выпить предложил.

– Я не пью кувшинами!

– Разве что узвар, - ехидно заметил муж, и я негодующе стукнула его по плечу кулаком.

– А ну отпусти меня, медведина! Вцепился в меня своими лапами, как в бочку с мёдом!

– Ты слишком тощая для бочки, - насмешливо фыркнул муж.

– Скорее на куст малины похожа. Сладкая и колючая!

Я открыла рот и тут же закрыла, потому что до меня медленно, но всё же дошёл вложенный в слова кайгена откровенный подтекст.

Сладкая?!

Да что ты о ceбe возомнил?

Хмельная храбрость вкупе с таким же сильно подвыпившим безрассудством полезли из меня фонтаном, и я, боднув наглого здоровяка лбом в подбородок, сердито зашипела:

– Я тебе вообще не разрешала меня целовать!

Кайген сердито рыкнул, спуская меня на пол, но не выпустил из своих лап. Ярко-синие глаза налились ночной темнотой, и мужчина спокойно и холодно произнёс:

– Думаешь, мне нужно твоё разрешение? Ты - моя жена! И если вчера я тебя не тронул, то это не потому, что ты этого не хотела, а потому что так решил я!

Зря он это сказал. Верно ведь говорят: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Обида, злость, безвыходность, страх, накопленный за последние дни - всё смешалось в гремучую смесь, и она рванула подобно огненному файеру, лишая меня здравомыслия и приличных манер. До уровня распространяющих слухи сплетниц я ещё никогда не опускалась.

– А что так? Боишься повторить славу своего отца? Или яблоко от яблони недалеко падает?
– вскинув подбородок, задрала голову я, бесстрашно глядя в глаза мужа.

– Что?
– непонимающе нахмурился он.

– Насиловать женщин - это у вас в роду наследственное? Неудивительно, что твои предыдущие жёны предпочли жизни с тобой мир иной. Вы с Гордом поэтому такой предусмотрительный договор заключили? Боитесь, что я наложу на себя руки? А мышиный помёт вам в пирожки вместо начинки! Я из-за тебя помирать не собираюсь! Понял? Знаешь, что я решила? Я лучше сделаю твою жизнь такой же паскудной, как ты мою! И попробуй только тронь меня! Узнаешь, что такое жена - боевой маг!

Я умолкла, переводя дыхание и ожидая реакции мужа.

Он больно сжимал своими лапищами мои предплечья, смотрел в лицо, и закипающую внутри него ярость выдавали только узлы желваков, ритмично двигающихся на его скулах.

– Ну?
– окончательно нарываясь, поддела его я.
– А где же твоё излюбленное: «Молчи, женщина, а то выпорю?» Давай, заткни меня! Ты же только это и умеешь!

– Бабий рот не заткнёшь ни пирогом, ни рукавицей!
– низко выцедил из себя кайген, резко поднял меня с пола и практически швырнул на стоящую рядом кровать.
– Проспись сначала! Не протрезвеешь до вечера - я помогу!

Крутанувшись на каблуках, муж вылетел из комнаты словно кот, которому прищемили хвост, напоследок громко хлопнув дверью.

– Чурбан!
– буркнула себе под нос я и завалилась на спину, раскинув в стороны руки.

Дощатый потолок почему-то зашевелился и медленно двинулся по кругу вправо, вращаясь у меня перед глазами.

Резко перевернувшись, я уткнулась носом в меховой ворс покрывала, избавляясь от навязчивого ощущения головокружения.

Глаза вскоре налились тяжестью, стали слипаться, и прежде чем крепко уснуть, я не забыла помянуть крепким словом всех кайгенов в целом и одного синеглазого конкретно.