По ту сторону стаи

– Пошевеливайся, ты, высокородная!
– меня пинком вталкивают внутрь.

На весь чёртов зал - моё имя и фамилию, даже девичью. Всё тело болит, и я едва не теряю сознание от слабости и потери крови. Но я не доставлю им такого удовольствия, нет, никогда. Голоса доносятся, словно сквозь слой ваты. Да какая, в самом деле, разница, главное - молчать.

– Признаёте ли вы себя виновной...

Я усмехаюсь. Признаю - не признаю... Я не для того приносила Клятву верности моему сюзерену, чтобы, чёрт подери, признавать себя виновной. Я плевать хотела на их долбаный закон; у меня есть хозяин, которого я не подведу. Никогда. Молчу, но здесь не бьют. Этого добра я уже накушалась раньше. И накушаюсь позже. А здесь - нет.

– Ядвига Близзард, в девичестве Войцеховская обвиняется в поддержке... многочисленных убийствах... приговаривается к пожизненной ссылке в Межзеркалье...

Я вскакиваю, как ошпаренная. Классно! Я просто счастлива! Отличный сказочный сон, всю жизнь о таком мечтала!

На проклятых часах шесть двадцать, и полоска зари не увеличилась ни на йоту. Ну, нет, дудки, с меня хватит! Я сажусь к окну и закуриваю сигарету с твёрдой решимостью больше в кровать не ложиться. Табачный дым плывёт по комнате, видоизменяясь и создавая иллюзию, что кто-то или что-то перемещается в пространстве, принимая различные формы. Чёртова ночь! Чёртовы фермеры с их россказнями! И чёртова Женщина в Зелёном!

Я упорно начинаю таращиться на светлеющее небо, куря сигареты - одну за другой. Наплевать и забыть. Скоро я разбужу Джои, и мы займёмся своим делом. А пока у меня ещё до черта сигарет.

Однако... Как приятно было, когда я видела, как снег таял, падая в дымящиеся кровавые лужи...

Огонёк тлеющей сигареты яркой точкой отражается в оконном стекле. За ним ничего не видно, кроме темноты и прядей тумана, который вдруг начинают прорастать внутрь комнаты, и я вижу, что это уже не туман, а виноградная лоза; она ползёт по подоконнику, цепляясь за старое некрашеное дерево наличника, взбирается вверх, заключая окно в раму, и я тотчас вижу, что это уже не окно, а то самое, большое, в человеческий рост, зеркало.

...Зеркало. Чёртово стекло беззвучно разлетается от удара чем-то тяжёлым, а потом все осколки поднимаются, словно в вихре, и, сверкая, встают на свои места, и вот уже проклятое зеркало снова цело, отливает свинцовым туманом, как будто дразнит меня, что ему всё нипочём. По краям рамы вьются виноградные листья, амуры высовывают пухлые рожицы и пристально глядят на меня, а затем снова прячутся. Я вижу их краем глаза, а когда поворачиваюсь, их уже нет. Но они на самом деле там, уж я-то знаю! Чёртовы мерзкие существа, только и делают, что подглядывают. Думают, я не вижу, что они на самом деле там. Они всегда там, просто успевают спрятаться. Я раз за разом разношу проклятущее стекло вдребезги, но оно опять цело. Я заглядываю в свинцовую глубину. Чёрное платье, отороченное горностаем. Одна прядь волос выбилась из причёски и упала на глаза. Глаза, боящиеся увидеть красный туман в мерзком стекле. Голодные глаза. Настороженные глаза. Глаза цвета тёмного янтаря с горящим огнём зрачком. Это уже не я, это моя Метель. Что она тут делает? Ведь она должна быть в Лондоне. Маленькая моя, хорошая, любимая, девочка моя! Я оглядываюсь в поисках, но её нет, а когда снова устремляю взор в зеркало, там опять я, но стекло вдруг мутнеет и заволакивается красной дымкой. Проклятые амуры! Мерзкие отродья! Попрятались за раму и думают, что я не достану их! В руке оказывается что-то тяжёлое, я размахиваюсь, и ненавистное зеркало с оглушительным звоном взрывается фонтаном свинцово-красных стеклянных брызг...

Глава 7

Меня будит громкий стук. Как будто кто-то работает отбойным молотком, и в моей голове в том числе. Я просыпаюсь. Совсем светло, и солнечный квадрат лежит на досках пола. Стук повторяется - кто-то изо всех сил барабанит в дверь, отчего она вибрирует и едва не вылетает из проёма.

Вот зараза! Во рту горько, как от таблеток, а в голове начинает звенеть так, что закладывает уши.

Джои что-то бурчит и, как зомби, садится на кровати.

– Кто там?
– глухо спрашивает он.

– Хозяин это, - доносится из-за двери.
– Извините, что побеспокоил, срочно к телефону. Джим Робертс звонит, велел будить, покуда не разбужу.

Дьявол! Джои рывком открывает дверь, и хозяин застывает на пороге, всё ещё продолжая оправдываться.

На улице ясный, солнечный день, вроде бы даже тепло, несмотря на начало ноября. Я с трудом встаю и несколько раз сгибаюсь и разгибаюсь, пытаясь привести в норму затёкшую спину. Как это меня угораздило заснуть сидя? Просто отлично, особенно учитывая тяжесть в голове и прочие прелести последствий вчерашнего дня и последующей за ним ночи. На столе стоит бутылка минералки - в таких делах Джои отличается похвальной предусмотрительностью. Она тёплая и выдохшаяся, но это лучше, чем ничего. Джои отнимает у меня полупустую бутылку и с наслаждением припадает к горлышку, а хозяин тем временем всё так же бестолково топчется на пороге, и глаза у него испуганные, как у кролика, смотрящего в глаза удаву.

– Ну, что там ещё?
– Джои плещет минералку в руку и совершает какое-то подобие утреннего умывания.

– Маккиннона убили ночью, - Джои мог бы и не спрашивать, и так понятно, что новый эпизод.

– Так, - Джои чешет затылок и зевает. Наверное, со стороны не очень-то вежливо, но на это нам обоим наплевать.
– А он кто?

– Пастух, - тихо говорит хозяин.
– Был. Не захотел он, видать, вчера дома сидеть. И с нами не захотел. Она его и поймала. Хотя, если бы захотела, и днём бы поймала. Она может. Она всё может. Потому что ведьма.

Я уже размяла спину и надеваю кобуру, слушая в пол уха. Мне совсем не интересно, что может или там не может по их предположениям Женщина в Зелёном.

– Ой, господи ты боже!
– Джои с трудом подавляет очередной зевок.
– Говоришь, Робертс на телефоне ждёт?

– Нет, не ждёт, - хозяин опасливо косится, - просил передать, чтоб вы срочно в участок позвонили, как я достучусь.

Джои бормочет что-то себе под нос, явно нелестное, в адрес Робертса, и они с хозяином выходят.

Я морщусь от горечи во рту, но закуриваю-таки свою первую утреннюю сигарету. Однако не успеваю сделать пару затяжек, как возвращается Джои и так хлопает входной дверью, что она чуть не слетает с петель, а с потолка сыплется какой-то мусор.

– Ты знаешь, Райс, никто не подходит, - с издёвкой говорит он.
– Чёртовы длинные гудки, и всё. И почему бы это?

Джои с похмелья лучше не злить. Иначе он разнесёт полгорода. Впрочем, я не буду ему мешать. Потому что чувствую себя так, будто всю ночь вскапывала картофельное поле или дралась.

Мы одеваемся и выходим, а хозяин стоит и смотрит нам вслед.

Посёлок затих. Такое ощущение, что собирается буря, а все эти крысы попрятались по своим норам. Мне кажется, что даже шторы в окнах домов опущены, несмотря на белый день. Однако около участка небольшая толпа. Стоят в отдалении и смотрят на нас - кто с надеждой, а кто и с ненавистью. Некоторые из этих остолопов думают, что мы всемогущи, раз приехали из самого Лондона. Я мельком оглядываю толпу, и уже отворачиваюсь, переводя взгляд на спину Джои, которая маячит впереди, как у меня появляется стойкое ощущение, что кто-то буравит меня взглядом, как штопором. Какой-то круглолицый крепко сбитый мужик, одетый в старое кожаное пальто. У него прищуренные серые глаза, и, кажется, что одного взгляда достаточно, чтобы прожечь дырку. Мне хочется подойти и переломать ему рёбра только за этот взгляд. Проклятый бродяга. Наверняка один из тех, кто предлагает гнать нас прочь, пока не стало хуже, или позвонить каким-нибудь охотникам за привидениями.

В вестибюле полицейского участка накрашенная секретарша, поджав губы, сообщает нам, что группа в полном составе на выезде, а потом растолковывает, как их найти. Окраина города, самая, что ни на есть дыра, хорошо, что хоть машина имеется. Джои по новой заводит приглушённый мотор, и вот под многострадальными колёсами "Ровера" оказывается ухабистая сельская дорога.

Шериф окидывает нас мрачным взглядом и мстительно сообщает, что на нашу долю осталось снять показания с ведьмы - я не верю своим ушам - и сапожника.