По ту сторону стаи

Страха перед чем, господи ты боже?! Зараза Джои с его монеткой. И везёт же мне на сумасшедших. Целыми днями - проклятые обдолбанные наркоманы, а потом россказни о привидениях. А теперь эта чокнутая старуха. Замечаю, что она вроде бы и хочет поцеловать мне руку - мне, что за бред, зачем?
– и вроде бы не решается притронуться, боясь сделать что-то не так. В итоге она опускается всё ниже, и я понимаю, что сейчас она начнёт целовать мне ноги. Этого ещё не хватало!

Взгляд мой падает на зеркало, и я вижу там свои бешеные глаза и стоящую на коленях - передо мной - старую швабру. Зеркало... Создатель... Миледи... Наказать... Человечья...

Какая-то цепочка вроде бы не связанных друг с другом слов, которые на самом деле... И тут меня бросает в холодный пот, словно с ног до головы окатывает ледяной волной. Ледяная стена прибоя...

– Миледи, пожалуйста, - из её глаз катятся слёзы, - умоляю вас...

Но я уже не слушаю. Хватаю куртку и, хлопнув дверью, выбегаю вон, в холодный ноябрьский день. Что за чёрт? Что происходит? И почему я стою здесь, а не дала ей, на худой конец, по роже?

Меня трясёт так, словно я только что схватилась за оголённые провода. Провожу рукой по лицу - на лбу выступил пот, который каплями стекает по вискам. Пытаюсь определить, не заболела ли я, но такого опыта у меня нет, и навскидку я не могу сказать, так ли это. Но, боюсь, начинается лихорадка. В проклятых горах везде одни сквозняки, куда не зайди. И окно в машине вчера было открыто, потому что Джои принялся ворчать, как ему жарко. Вот остолоп! Не хватало ещё заболеть в этой дыре, где и врача-то днём с огнём не сыщешь. Я перевожу дух и дрожащей рукой провожу по карманам в поисках сигарет. Наконец, обнаруживаю пачку в куртке, прикуриваю, и мне сразу становится легче. Всё будет нормально, Райс. Эдинбург, виски - да, я уже, наверное, алкоголик, вот откуда всё это, приходит мысль - и, может быть, что-то ещё... Я сказала, может быть, чёрт побери, всего лишь может быть... Всё, хватит!

Я оглядываюсь на домик этой... мисс Филч, а потом резко разворачиваюсь и иду по тропинке в гору. Мимо башни, кустов - какой дьявол меня дёрнул подумать, что они звенят?
– к нашей машине. Её крыша уже виднеется над кромкой горы, но Джои нет. Проклятье!

На небе серая пелена осенних дождевых туч, солнца теперь не видно вовсе, а с севера налетают порывы резкого, обжигающего ветра. Я решительно запахиваю куртку поплотнее и сворачиваю на тропинку, по которой час назад ушёл Джои. В конце концов, чашка горячего чая - или грога, что предложат, или попросим сами - может оказаться сейчас как нельзя кстати.

Халупа сапожника совсем рядом. Она показывается сразу же из-за ближайших деревьев. Тоже серая и облезлая, рядом грядки с какими-то заиндевевшими посадками, которые то ли забыли, то ли не захотели вовремя собрать. Перед входом - небольшая открытая веранда, на которой одиноко стоит самодельное кресло-качалка с брошенным старым клетчатым пледом.

Я снова хочу потрогать свой лоб, но отдёргиваю руку. Если эта сука Джои увидит меня из окна, то изведёт насмешками. Отвратное место - та задница, куда мы попали. То одно, то другое. Старый долбоёб, наш шеф - я сейчас готова подвесить его за яйца на ближайшем дереве. Потому что эта дыра доконала меня вконец.

Я распахиваю дверь. Маленькая комната, очага нет, вместо него - закрытая печка, за дверцей которой горит огонь, потому что в домике тепло. Не жарким, удушающим теплом, пропитанным запахами не пойми чего, а приятным теплом обычного человеческого жилья.

Взгляд мой сразу падает на сапожника, потому что он сидит у окна и методично стучит по ботинку, надетому на какую-то штуковину. Тук-тук - берёт изо рта гвоздик, взгляд на меня - тук-тук. Никогда не видела индейцев, только по телевизору. Да мне, в общем-то, и наплевать. Джои сидит за столом, красный, как помидор. Руки сжаты в кулаки и правым кулаком он чуть-чуть пристукивает по столешнице в такт молоточку сапожника. Вдруг тот поднимает голову, перестав стучать.

– Чаю?
– спрашивает он меня и кивает на закопчённый чайник на плите.

Джои меняется в лице.

– Райс, ты гений, - говорит он сквозь зубы.
– Мистер Как-Его-Там сказал первое слово.

Мне уже всё равно. Первое, тридцать первое. Я хочу чаю. Хотя бы чаю. Я хочу в Эдинбург. Я хочу выбраться из этого идиотского болота с его привидениями и массовым психозом. Я хочу увидеть Женщину в Зелёном, и мне наплевать, в какой одежде она будет в моих фантазиях. И я хочу крови в воздухе и запаха боли и страха. Больше всего на свете.

Подхожу к закопчённому чайнику, снимаю его с плиты и наливаю в щербатую чашку дымящийся кипяток. Заварка и сахар находятся тут же, на самодельной деревянной полке, сделанной из того же дерева, что и кресло-качалка.

Я чувствую себя так, будто из меня вынули душу, а потом засунули обратно вверх ногами. Или ещё как-нибудь. Или не засунули вовсе. Я проснулась всего несколько часов назад, а, кажется, что с тех пор прошла неделя. Потому что я ощущаю себя скрученной в жгут и выжатой половой тряпкой.

– Ты потерялась, - говорит вдруг сапожник.
– Ты отбилась от своей стаи.

Горячий чай попадает мне не в то горло, и я закашливаюсь.

– Откуда отбилась?!
– спрашиваю, как только обретаю способность говорить.

– От своей стаи, - повторяет он.
– Всегда плохо, когда теряешься.
– Отводит от меня пристальный взгляд раскосых глаз и снова принимается стучать по проклятому ботинку.

– Клянусь, если он не прекратит, я возьму этот ботинок и засуну ему в глотку, - громко говорит мне Джои.
– Или в задницу.

– Я ничего не видел из того, о чём ты хочешь от меня узнать, - спокойно произносит чёртов индеец.
– Я просто работаю. Зарабатываю деньги. И не смотрю по сторонам. А по ночам я сплю.

– А какого лешего ты молчал всё это время?!
– взрывается Джои, ударяя по столу так, что чай выплёскивается из кружки.

– Ты неправильно спрашивал, - объясняет индеец.
– Если я не знаю того, что нужно тебе, то зачем говорить своё имя?

– Это уж не твоё дело, зачем, - Джои приноравливается треснуть по столу ещё разок, и я предусмотрительно беру чашку в руку.
– Твоё дело отвечать.

– Нет, - говорит тот и качает головой.
– Моё дело - чинить ботинки. Твоё дело - правильно задавать вопросы. Такими мы отражаемся в Зеркале Мира. А её дело...

– Что?!
– не дослушав, резко переспрашиваю я. Остатки хмеля мигом выветриваются из головы. Так меня почему-то поражает слово "зеркало". И тут вдруг всё моё существо пронзает ощущение настолько страшной, настолько невероятной беды, что чашка в руке переворачивается, и кипяток плещет на дощатый пол. Я совершенно точно знаю: что-то случилось. Где-то и с кем-то. Ледяная волна невесть откуда взявшегося прибоя накрывает меня - на сей раз с головой. И я понимаю, что должна со всей возможной скоростью бежать, ехать, да хоть лететь на метле в наш проклятый засранный городишко.