По ту сторону стаи

Щёлкает задвижка, Райс выходит из ванной. На ней только большое полотенце, но и его она снимает, быстро вытирается и надевает длинную майку. Его она не стесняется, ей вообще не свойственно стесняться кого бы то ни было.

Она ложится рядом, и он ощущает запах свежести - без всяких цветов, духов и прочего; он знает, что Райс терпеть не может отдушки. А у неё красивое тело, вспоминает он, особенно для почти сорокалетней женщины, и если особо не приглядываться ко всем этим старым шрамам, когда-то вдоль и поперёк исполосовавшим её.

– Что ты дёргалась опять?
– он начинает гладить её по руке.

– Не поверишь, Джои, - он чувствует, что она улыбается, только улыбка эта невесёлая, скорее, горькая.
– Показалось, что эту долбаную Женщину в Зелёном видела.

– Это где?
– он поднимается выше и проводит пальцами по её шее, уху, виску.

– В окне. Пить меньше надо, - с горечью говорит Райс.

Джои знает, что она догадывается, чем бы ему хотелось заняться. Сейчас она сама чуть раздвинет ноги, и не скажет ни слова. Он целует её в ухо и уже намеревается продолжить дальше, как она говорит:

– Это была та баба. То есть, наверное, это был дурацкий скотч.

И тут он понимает, что между ними словно встаёт какая-то стена. Не потому что она сообщает о некой мифической женщине, и не потому, что сам он не женщина, какая бы то ни было. Просто до него вдруг доходит, что он не в состоянии до конца дать ей то, что нужно. Ни как мужчина, ни как женщина. Она ничего не скажет, даже получит какое-то удовольствие. Но настоящего удовольствия, такого, как, например, то, которое они вдвоём получают в участке, он ей дать не сможет. Не потому, что он плох, или она хороша, или наоборот. Просто она - Райс. А пошло всё к чёрту, - равнодушно думает Джои, и просто сильно обнимает её.

– Я хочу тебе сказать страшную тайну, - говорит вдруг Райс.
– Ты ведь мне сказал про "нехорошее место".

– Никому никогда, - шутит Джои, положив голову ей на плечо.

– Помнишь того чувака, который отъехал?
– спрашивает она.

Ещё бы ему не помнить! В ушах до сих пор звенит то того, как орал шеф. Джои кивает, елозя подбородком по плечу Райс.

– Ты знаешь, что я чувствовала, когда всё это произошло?
– продолжает она.
– Удовольствие. И ничего больше. Удовлетворение.

– И это тайна?
– удивляется Джои.
– Ты думала, я не знаю?

– А ты знал?
– спрашивает она.

– Успокойся, старуха, - он с силой гладит её по плечу.
– Это нормально. Я же сказал, что всё всегда знаю. Ты, конечно, монстр, но я тебя люблю, - ухмыляется он.

Райс рывком переворачивается и закидывает ногу ему на бок.

– Хорошо, что я встретила тебя, - серьёзно говорит она. И понимает, что он улыбается.

...- Пся крев, - высокий седой старик презрительно цедит сквозь зубы.
– Вон отсюда.

Кормилица, шурша накрахмаленным передником, выбегает. Глаза у неё наверняка ничего не видят от слёз и страха.

Я стою возле большого, во весь рост зеркала в деревянной раме - из-за искусно вырезанных виноградных гроздьев и листьев выглядывают пухлощёкие амуры. Эти гроздья так приятно трогать пальцем, они выпуклые, гладкие и чуть тёплые на ощупь. Но сейчас меня одолевает ужасный стыд, и мне кажется, что лучше бы было провалиться сквозь землю.

– Боль, девочка, - обращается ко мне старик, пристукнув палкой.

– Только боль будет держать их в узде. Ты причиняешь боль - или боль причинят тебе. Я ведь учил тебя.

– Простите, дедушка, - еле слышно говорю я.
– Простите меня.

– У тебя не получилось, Ядзя?
– пристальный взгляд серых глаз.

– Не знаю, - едва выговариваю я.

– Что ж тогда, дитя?

– Кормилица, дедушка... она...
– от слёз я не могу говорить, но плакать нельзя, плакать стыдно.

– Что ж, что кормилица?

– Не хотела... ей больно, - я больше не могу вынести его взгляда из-под прищуренных век.

Воцаряется тишина. Сквозь набегающие слёзы я смотрю на пухлощёкого амура, которого трогаю пальцем - а вдруг поможет?
– и вижу в зеркале себя. Белое платье, перетянутое в талии атласной лентой, и белый бант в волосах. Мне лет тринадцать-четырнадцать, и платье ещё не очень длинное, что меня иногда расстраивает, ведь я же не маленькая, а все подумают, что маленькая... Нет, только не плакать, плакать нельзя. Старик подходит и кладёт мне руку на плечо. Бедный дедушка, как он может вообще прикасаться ко мне, ведь я ослушалась его, как я посмела?!

– Ей ДОЛЖНО быть больно, Ядзя, - говорит он.
– Должно. Ты понимаешь?

– Да, дедушка, - и как я могла испытывать жалость к только лишь человеку?

– Ты больше не подведёшь меня, девочка?
– я смаргиваю слёзы и решительно смотрю ему в глаза; плакать нельзя, и слёз уже нет, слава Создателю.

– Вот и хорошо, - говорит он.

И меня накрывает стеной беспросветной боли...

Я вздрагиваю и просыпаюсь. В окнах по-прежнему темно, лишь полоска зари стала чуть-чуть ярче. Значит, всего ничего времени прошло с тех пор, как мы легли. И что за бред мне снится?!

Джои громко сопит под боком. Я поворачиваюсь к нему, кладу на него и ногу, и руку - он не реагирует - и снова погружаюсь в тревожный сон.

...- Мисс Войцеховская!
– внутри у меня всё замирает, когда ко мне подходит высокий шляхтич с чётко очерченным лицом и длинными русыми волосами, перевязанными шёлковой лентой. Я знала, заранее знала, что он подойдёт, но ведь это такой важный день в моей жизни, такой момент бывает только раз, и, поэтому, как бы я ни старалась, щёки мои заливает предательский румянец. Проклятье! Вот проклятье!

Он тем временем коротко кивает и говорит:

– Я хотел бы сразу поговорить с вами о деле. Прошу вас оказать мне честь и стать моей супругой. Я не тороплю с ответом, потому что понимаю, что вопросы брака суеты не терпят.

– Да, - тут же отвечаю я. Теперь положено протянуть руку.
– Моё согласие вы получили, лорд Близзард.

Мимолётная улыбка, он целует мне пальцы, снова коротко кивает и уходит. Наверное, к отцу и дедушке, потому что их в зале нет. Мне хочется улыбнуться, покружиться на месте, но нельзя. Кроме того, я вспоминаю, что вскоре навсегда покину родной дом, и мне становится немного грустно. Но только немного. В конце концов, так положено. Так надо.