По ту сторону стаи

– Кто там?
– раздаётся голос.

Тряпка, которой завешен дверной проём, ведущий, видимо, в другую часть дома, поднимается, и входит старуха. Лицо такое, как будто она ела последний раз в прошлом году. Конечно, вся в чёрном, на голове платок, из-под которого выбиваются седые волосы.

– Чёрный цвет не в моде, - иронично говорю я первое, что приходит в голову. В Лондоне так одеваются только недоделанные наркоманы, которые бормочут о Сатане и всадниках Апокалипсиса, но забыли, как выглядит ванна и стиральная машина.

Она застывает на месте и непонимающе смотрит на меня. Тем лучше.

– Полиция, - неожиданно рявкаю я. Обычно это действует. Просовываю большие пальцы рук под ремень и так и стою, жду, что скажет она.

– Вы знаете, кто я, молодая леди?
– низким голосом вдруг спрашивает старуха.

– О, нет, не знаю, - чего-то подобного я и ожидала.
– А вы знаете, кто я?
– Психологическое давление. Но не со мной и не сейчас, дорогая.
– Сержант Райс. Надеюсь, догадались, зачем я здесь? А если нет, для вас же хуже.

– Люди приходят сюда только за одним, - как ни в чём не бывало, продолжает она этим своим замогильным голосом.
– Ищущий да найдёт.

Точно. Найдёт проблем на свою голову, думаю я. И на свою задницу тоже.

– Грейс Филч, - неожиданно представляется она. И значительно поднимает палец.
– Мисс Грейс Филч, прошу заметить.

Интересно, о чём мне это должно сказать? О том, что, если я искала мистера Грейс Филч, то ошиблась дверью? Хорошо, примем правила игры.

– Ладно, мисс Филч, - говорю я.
– Если вы не поняли, повторяю ещё раз: сержант Райс, лондонская полиция, - какого именно участка, не уточняю, вряд ли это ей что-либо скажет.
– Вы можете мне что-то рассказать о том, что здесь случилось прошедшей ночью?

– Грейс знает всё, - нараспев говорит она о себе почему-то в третьем лице.
– К Грейс приходят люди послушать многие вещи, которые Грейс узнаёт от духов гор. Что было, что будет.

– Что будет, меня мало волнует, - я начинаю раздражаться. Чёртова старуха. Мне не нужно очередное представление, рассчитанное на деревенских ослов, потому что сейчас меня интересует Эдинбург, виски и...

Я обрываю сама себя, решительно подхожу к столу и сажусь. Не стоило мне пить. Алкоголь тянет к табуретке, как магнитом, и расплющивает по ней, так, что я даже не знаю, как буду подниматься. Однако старуха воспринимает это на свой лад, резво подскакивает и садится напротив. Не успеваю я глазом моргнуть, как в руках у неё оказывается колода больших прямоугольников, которые она тасует быстрыми движениями профессионального шулера.

– Это вы, молодая леди, - на стол ложится засаленный прямоугольник, на котором я могу кое-как разглядеть женщину в длинном платье.
– А это ваш избранник.

– У меня нет избранника, - ехидно замечаю я. Жалко, что здесь нет Джои. Он помер бы со смеху. Сначала с серьёзным видом попросил бы поворожить и ему - на предмет какой-нибудь несуществующей невесты, - а потом бы ржал, как ненормальный.

Несколько быстрых движений, и карты ложатся на стол. Огонёк звезды, башня, как две капли воды похожая на ту, которую я миновала по дороге сюда и какая-то цифра, но значки мастей мне не знакомы.

– Я всё поняла, - говорю с издёвкой.

– Вот то, что мне суждено. Увидеть звезду, потому что до вечера я от вас ничего не добьюсь, эта долбаная башня, которая, вероятно, рухнет на меня, когда я пойду обратно, и что там ещё?

Спиртное, которое силком влил в меня Джои, настраивает на добродушный лад, впрочем, как и всегда, иначе я бы уже разнесла эту халупу к чёртовой матери. Но я начинаю чувствовать, что всему есть предел.

– О, нет, молодая леди, - старуха нежно проводит по картам рукой жестом циркового фокусника.
– Если бы это было так, то вам были бы суждены... ммм... великие предначертанные перемены, а вашему избраннику - тюрьма. О, нет, не бойтесь, язык карт гораздо более сложен, и на самом деле...

– Так, - я сильно бью кулаком по столешнице, так, что карты подпрыгивают, а старая карга вздрагивает.
– Хватит. Оставь это для сельских олухов и их жён.

Я злюсь уже не на шутку. Проклятый очаг к тому же растоплен так сильно, что удивительно, как решётка не плавится. От жары и от приторного запаха какой-то сушёной дряни у меня перехватывает дыхание. Создатель всемогущий, да что же может так вонять?!

Я оглядываюсь. Полки всё с тем же набором корешков, сушёных плодов и прочего, и огромный шкаф тёмного дерева с зеркалом на дверце. Зеркало... Зеркало...

И зачем я всё ещё сижу в этой парилке в куртке? Мне глубоко наплевать, удастся ли выбить хоть что-нибудь из проклятой старухи, похожей на мощи в этом своём чёрном прикиде. Я хочу только в Эдинбург с его барами и набором развлекаловки на любой вкус и цвет. Снимаю куртку и перекидываю её через спинку стула, и в этот момент сзади раздаётся звук, как будто пискнула мышь, в которую попали сапогом. Я оборачиваюсь.

Старуха застывает и вцепляется крючковатыми пальцами, похожими на лежащие тут же корешки, в край стола с такой силой, что костяшки белеют. И я вижу, как её пальцы начинают дрожать, а потом она, нелепо перебирая руками, вдруг сползает на пол.

– Мадам, - мне кажется, что говорит другой человек.
– Миледи, я всего лишь полукровка... мерзкая полукровка. Я дурю головы проклятой человечьей мрази, и они дают мне деньги, я всего лишь вру им, зарабатываю на жизнь, миледи. Пожалуйста, миледи, - она вдруг, стоя на коленях, пытается подползти ко мне и поймать мою руку.
– Умоляю вас, не надо, я знаю своё место, миледи! Я всего лишь грязная полукровка!

Что за чёрт?! Она рехнулась? Это первая мысль, которая приходит мне в голову. Да ведь я пальцем её не трогала!

– Пожалуйста, миледи!
– старуху как прорвало.
– Умоляю вас, не надо! Не надо Сектор Невмешательства, пожалуйста, миледи, я умоляю вас, простите меня, грязную тварь, накажите меня сами, как вам будет угодно, миледи...

– Ты рехнулась?!
– я отдёргиваю руку, которую она пытается поцеловать.
– Ты не поняла? Я из Лондона, из...
– и тут же понимаю, что она не слышит ни слова из того, что я говорю, потому что глаза у неё начинают косить от страха.