Победителям не светит ничего (Не оставь меня, надежда)

Еще в дверях услышал звонок.

" Кому это угораздило в голову звонить в такое время? Двадцать минут двенадцатого ночи..."

Он подошел к телефону, снял трубку, ответил ледяным то- ном:

– Доктор Панадис у телефона...

Голос, прозвучавший в трубке, сразу же заставил его нас торожиться. Акцент был явно китайским.

– Я - друг Ли.

– Понимаю...
– почему-то почти шопотом ответил он.

– Нам с вами надо встретиться...

Сделав глубокий вздох, Панадис постарался придать своему ответу деловой тон.

– Конечно - конечно... Завтра же... Только в котором часу ?... Дайте подумать... Днем, вечером? Когда вам будет удобней...

Трубка слегка помолчала, а потом изрекла равнодушно:

– Не завтра - сегодня !...

– Сегодня ?
– Панадис ухитрился произнести так, чтобы в голосе его прозвучала только озадаченность и никак не страх, который его сразу сковал.

" Черт их знает, китайцев с их триадами..."

Но в трубке, как удар молота по свае, раздалось:

– Прямо сейчас...

Мгновенно проворачивая в голове неожиданную и мало приятную для него ситуацию, Панадис дал задний ход:

– Куда я должен приехать ?
– Словно и не было у него перед тем никаких сомнений.

Ему показалось, человек на другом конце провода улыбнулся. Не просто опасный - очень опасный тип...

– Никуда. Я сижу внизу. В фойе. Жду вас...

Ощущение было такое, словно он читает даже не мысли - биотоки. Так чувствует себя человек, когда видит на экране дисплея свои собственные живущие и дышащие внутренности.

Панадис надел шляпу, которую перед тем успел снять и, застегивая, на ходу пальто, пошел к лифту.

Внизу, в холле, навстречу ему церемонно, по-дальневосточному, поклонившись, поднялся китаец лет тридцати восьми - сорока. Волосы у него были гладкие, иссиня черные, скуластое лицо непроницаемо. Очки меняли цвет в зависимости от падавшего на линзы света. Взгляд за ними был холодный, вязкий.

На китайце был темный, с иголочки, костюм, который подчеркивал литые мускулы и борцовскую шею его обладателя.

– Чень, - представился он, и Панадису показалось, что его продуло сквозняком.

Этот, несомненно, был главным в их "триаде". Таинственная и многозначащая вершина, которая связывает все три угла треугольника, придавая ему размер и форму.

Церемонно улыбнувшись, Панадис указал рукой на дверь, полагая, что и китаец, в свою очередь, предложит ему пройти первым.

Ничуть не бывало: тот вел себя так, словно почет, ока зываемый ему Панадисом, полагался ему по чину. Не оборачива- ясь прошел вперед.

Они вышли на улицу.

Китаец коротко сделал знак ладонью, даже не подняв руки, и тут же, взвизгнув тормозами, остановился какой-то частник.

– В сторону "Аэропортовской".

Водитель назвал цену. Китаец не слушал.

Усаживаясь в машину, Панадис спросил подчеркнуто интимным и беззаботным тоном:

– Куда сейчас ?

– В "Шанхай"...

Частник нырнул в светящуюся струю машин.

Ночная Москва в мелкой штриховке снега выглядела притихшей. Она отходила от тяжелого и нервного дня. Опустевшая, освещенная ярким ночным светом сцена: храмы, звонницы, колокола.

Разговор в машине не клеился. Панадис пытался разрешить неразрешимую задачу: что от него хочет этот мрачноватый китаец...

Остановились под темными, тщательно зашторенными изнутри окнами. Ни одна ниточка света не проникала наружу.

Секьюрити в камуфляжном костюме и высоких ботинках, узнав Ченя, тут же впустил его вместе со спутником.

Внутри пахло добротным ужином и теплом, сдобренным дорогим коньяком. Чень вложил в ладонь малого у входа банкноту, и тот, не выразив эмоций, переправил ее в карман брюк.

Потом такой же жест размягчил душу немолодого швейцара в галунах и генеральской шапке, сразу переглянувшегося с метром. Тот почему-то нервничал. Оказалось, ждут "высокого гостя".

Их посадили за дальним столиком рядом с большим аквариумом. Морды беспрестанно двигающихся экзотических рыб напоминали карнавальные маски. На арктической белизны скатер ти застыли канделябры с электрическими свечами.

Чень щелкнул пальцами, и тут же возникший официант поставил на стол чашечки с курящимися дальневосточными благовониями.

Вкусы Ченя, видимо, здесь знали.

Гости заказали блины с черной икрой и выпивку.

Но Чень, вместо водки, попросил себе "текилы".

Ему принесли ее вместе с ломтями лимона. Выпив, Чень положил в рот ломоть лимона, и произошло нечто невероятное: чугунный обелиск заплакал настоящими человеческими слезами.

– Где вы это пробовали?
– восторженно спросил Панадис.

– В Мексике. Чем проще ресторан, тем вкуснее там еда и питье.

Он изъяснялся по - русски правильно - как говорят те, кто долго и старательно учил грамматику, - но в самом строе речи слышалось что-то искусственное. Впрочем, как и в

акценте...

Поразмышлять над этим Панадис не успел.

В зале появились охрана "высокого гостя", неожиданно почтившего ресторан своим присутствием.

Вначале в дверях показалось четверо коротко стриженных молодцов в костюмах с галстуками - бабочками. Лица их украшали темные очки. Задачей Службы Безопасности было убедиться в том, что ничто здесь не угрожает "охраняемомму объекту". Разделившись по двое, они прошествовали по залу бесцеремонно разглядывая посетителей.

Разговоры за столиками сразу смолкли. Все взгляды были направлены на вошедших.

Всех - кроме Ченя. Китаец продолжал спокойно есть.

Охранникам не могло это понравиться. Двое из них направились к столику, за которым сидели Чень и Панадис.

Поравнявшись с ними, один из молодчиков как бы ненароком толкнул, спинку стула, на котором сидел китаец. Извиниться он и не подумал.

Что произошло в течение трех секунд, последовавших за тем, Панадис разглядеть просто не успел: наглеца согнуло в дугу. Он окаменел в неестественной и явно причинявшей ему боль позе. Заломив ему локоть за спину, Чень глядел на него тяжелым взглядом чугунного обелиска. Одна из ножек стула, на котором он сидел, упералась в ступню незадачливого рэкетира.