Поцеловать небеса. Книга 1

Глава 46

Театральный сезон плавно подходил к концу. Этим летом собрались увольняться Бэб и Суворов.

Сашенька, красивый мальчик с карими глазами, начинал нравиться мне. Он все чаще приходил ко мне в операторскую, пытливо выспрашивал про устройство пульта, просил научить работать на нем, невзначай касался моего плеча.

Я с удовольствием выкладывала ему все премудрости, смотрела в эти глубокие глаза и начинала в них тонуть. Но потом театр облетела весть, что Сашенька женился, и мои страсти понемногу улеглись. А перед самым закрытием сезона он пришел в театр с фотоаппаратом, сделал множество снимков на память. Мои фотографии я получила в конверте, он оставил их на вахте уже после ухода из театра. На конверте было написано: «Осторожнее» и его домашний номер телефона. Зачем он это сделал? Знал ли он, что будет потом?

Ушел Сашенька. А у меня грянул переезд на другую квартиру. Однажды явился злой волшебник, старичок-хозяин, окинул взглядом свое жилое помещение и сказал:

– Убирайтесь отсюда.

Именно так, как я и предвидела. Мысли материальны…

Он объяснил свое решение тем, что отныне здесь будет жить его внучка. Но я ему не поверила. Просто я перестала исправно платить за квартиру, а это никому не могло понравиться.

Как же найти жилье? Я ничего не смыслила в местном рынке недвижимости. И если машину для переезда я могла вымолить у Лисовского, то с квартирой на этот раз приходилось подсуетиться самой.

Через дорогу стояло несвежее общежитие, в которое я и отправилась на поиски недорогой комнатушки. Комендант ответила мне категорическим отказом, но через паузу сказала, что у нее лично есть комнатушка на другом конце города.

– Хочешь посмотреть? У соседки есть ключи.

– Конечно, хочу!

– Но комната с частичными удобствами, там нет горячей воды и туалета. Зато цена – сто пятьдесят рублей. Устроит?

Сказать, что меня не смутили условия проживания – значит солгать. Но цена подходила идеально. И я бодро отправилась на смотрины.

Этот район был мне совершенно незнаком. Дорога путалась в заборах частного сектора, плутала по долинам и по взгоркам, вилась через исторический центр куда-то на северо-восток. В конце концов я оказалась напротив двухэтажных построек светло-желтого цвета. По описанию хозяйки это были именно те дома, в одном из которых нам предстояло жить.

Весь район искрился лужами, пестрел колеями и колдобинами, пованивал общественными уборными, а внешний вид редких прохожих выдавал с головой их нелицеприятный статус. Здесь жили работники кирпичного завода, бывшие и настоящие. Люди загубленной судьбы, потерявшие веру в будущее и надежду выбраться когда-нибудь отсюда.

Я осторожно пробралась к крайнему дому под номером двадцать. Здесь на первом этаже находилась та комната, о которой и шла речь.

На звонок в дверь ко мне вышла Ольга, женщина лет тридцати пяти, низкая и полная, с неприятным лицом душевнобольной. До настоящего момента она являлась единственной жительницей в общем коридоре, моей будущей соседкой.

– Я от Тамары. У вас есть ключ? Комнату посмотреть.

– Ключ есть, но жить здесь невозможно. Вы вон какая, а здесь условия тяжелые.

Сейчас я понимаю, что она боролась за свободное пространство. Ну, зачем ей соседи-квартиранты? Но тогда я приняла ее слова за искреннюю заботу.

– Да я привыкшая… Меня не испугать. Жилье очень нужно, потерпим.

– А вы с кем? С мужем?

– Нет, с дочкой.

– С дочкой – это хорошо. У меня тоже дочь. Ну, заходите. Чего впустую говорить?

Общая дверь, через которую мы вели переговоры, имела одну необыкновенную особенность – в ней, на самом верху, была вырезана еще одна маленькая дверка размером с форточку, которая открывалась и закрывалась по неведомым пока для меня мотивам. Сейчас она была открыта. Глазок? Скорее «мордок»…

В коридоре площадью шесть квадратных метров царила полная тьма. Ольга включила свет, и я увидела две раковины, замызганную газовую плиту и стол-тумбочку, покрытый клеенкой из прошлого века, обшарпанный зеленый линолеум на полу, унылые стены такого же цвета.

Соседка неторопливо ушла к себе, вернулась с ключом и открыла вторую дверь, справа от входа.

Раздался противный скрип, и через секунду передо мной распахнулась картина моего будущего. Единственное окно упиралось в стену ближайшего сарая, который использовали под жилье. Слева от двери расположилась самая настоящая печь, правда не дровяная, а газовая. Деревянные полы светились насквозь выразительными щелями, а люк в подпол пропускал изумительный, ставший уже повсеместным, запах сырости. Белые, беленые, несвежие стены.

Я тоскливо озиралась по сторонам. Надо было принимать какое-то решение. Чем дольше я смотрела, тем ужаснее казалась новоявленная картина. Но на этот раз помощи ждать было неоткуда. У меня не было ни вариантов, ни денег, ни шансов… Я подошла к окну, посмотрела на бредущих мимо унылых алкоголиков, оттуда оглянулась на Ольгу, с любопытством ожидающую моей реакции.

– Мне надо подумать, – неуверенно сказала я. – Но, скорее всего, мы будем переезжать. Поживем, привыкнем.

– Подумайте, конечно. До свиданья.

– До свиданья.

Для Ольги я была человеком из другого мира. Она не могла себе представить, сколько мы пережили на самом деле до того, как попали сюда.

Дома я сообщила Маше о новом жилье в общих чертах.

– Там лучше, чем в Н.?

– Там есть вода, и топить можно газом.

– Значит, лучше. Что ж делать, будем переезжать… А где там моются?

– Даже не знаю… Ходят куда-то в душ… Или над тазиком.

– А кто соседка?

– Да вроде ничего, но странноватая, конечно. Зато живет без мужика.

– Мам, а что делать со школой?

– Будешь ездить на автобусе. Правда, с пересадкой. Если будешь уставать, то переведемся в другую школу.

– Нет! Я не буду уставать! Мне нравится в этой школе.

Кстати, дела в школе были не очень хороши. Маша начала отставать по многим предметам, от чего очень расстраивалась. Я все обещала себе, что начну заниматься с ней, но почему-то откладывала всякий раз. И за это мне тоже было очень стыдно. Если она не понимала моих объяснений, я резко обрывала ее, психовала, уходила на кухню и долго курила. Мне было тяжело сосредоточиться на ее проблемах из-за постоянной нестабильности своего собственного мира. Я винила ее в несообразительности, но кругом виновата была сама.

Для переезда я попросила театральную машину, ту самую, на которой однажды переезжала. Валя не отказал мне, но в этот раз потребовал деньги за бензин, которые тут же отправил в собственный карман.

Я сумела вытребовать с хозяина прежней квартиры сумму предоплаты, которая превышала прожитый нами срок. Он со скрипом подчинился, незвано пришел в квартиру и стоял над душой все то время, пока мы носили вещи.

К вещам добавилась еще и кошка с чудесным именем Чуха. Однажды, дочка нашла на улице маленького котенка, накормила макаронами и выпустила обратно. Но котенок вернулся. Тогда она затолкала его в подвал, надеясь, что он не найдет обратную дорогу. К нашему удивлению через день котенок опять появился под нашей дверью. Это окончательно решило его судьбу. Мы взяли его к себе и назвали Чухой.