Поцеловать небеса. Книга 1

Я продолжала работать, наблюдать, учиться и искать выход из финансового тупика. Алик Розгин был старше меня ровно на два года, худенький, одного со мною роста, смешливый неунывающий меломан, сметающий с прилавка все музыкальные новинки. О его небывалом аппетите ходили легенды. Оленька Иванова постоянно утоляла его голод домашними заготовками, принесенными в баночках, резала ему колбаску и огурчики, а он поедал это быстро, жадно, под нашими пристальными голодными взглядами. При всей этой несуразице Алик являлся профессионалом высокого класса. Звукорежиссер, о мастерстве которого говорили без устали все ведущие актеры театра. Любая мало-мальски сложная премьера всегда вручалась ему, лидеру звукового царства. Это ведь только кажется, что подать звук на сцену – просто передвинуть микшер. Ан, нет! Для каждого звука, тона и полутона есть масса соответствующих реплик, декораций, смысловых нагрузок. В общем, Розгина нельзя было заменить. И когда этот подвижный молодой человек начал совершать определенные движения в мою сторону, я растерялась.

Алик все чаще стал приходить на постановку света перед спектаклями, помогал мне направлять прожектора, и однажды мы с ним столкнулись в полутемном холле на подходе к световой ложе. Не буду скрывать, мне нравился этот его фееричный, олимпийский задор, который был так не похож на неуклюжие ухаживания Лисовского. Мы столкнулись, он «нечаянно» коснулся моей руки и спросил:

– Петровна, а мы целоваться будем?

Не пойму, что произошло, но меня словно ударило электрическим током, совсем как в школе, в первый раз, от близкого дыхания моей первой любви.

– Пока нет, – ответила я.

– А когда будем? – настаивал он.

– Алик, Ольга съест меня за твои проделки. Мне итак тяжело…

Мы спустились в операторскую и попали под прицельный огонь Оленькиных глаз. Эта маленькая женщина обладала, воистину, звериным чутьем.

– Вы откуда вместе идете? – с подозрением спросила она.

– Я ходила в ложу направлять свет, не знаю, откуда он взялся… – я равнодушно пожала плечами и вышла прочь.

Меня смутило это томящее волнующее чувство, оставшееся в груди. Оно не уходило. Его горящие глаза настигали меня повсюду, Алик будто издевался надо мной. Каким-то образом он понимал, чувствовал, как давно я живу без настоящей страсти. Внезапно он сумел разбудить во мне дикий огонь. И к этому я оказалась совершенно не готова.

Розгин теперь все чаще пропадал в нашем подвальчике, хотя его служебные апартаменты находились тремя этажами выше. Мы играли в карты: я, Алик, два молодых актера и трое наших «клоунов» осветителей. Оленька на все происходящее реагировала крайне отрицательно, она буквально тонула в этих волнах жгучего флирта, плещущегося через край и адресованного далеко не ей. Многие из мужчин смотрели на меня, но Розгин не имел права этого делать! Она так любила его…

Через две-три недели Иванова категорически запретила азартные игры в цехе, Алику пришлось изобретать новые и новые способы легального общения со мной. Он запросто прибегал ко мне в операторскую, во время спектакля, легко обнимал сзади, за плечи, и целовал в шею так нежно, что я таяла, истекая ответным чувством. Розгин начинал что-то значить в моей жизни, и это, само по себе, предвещало мою погибель.

Иванова была сильным соперником. Она заполучила Алика в свои сети вовсе не для того, чтобы его использовали другие. К тому же Оленька была патологически ревнива. Я не знала, как выйти из этого тупика.

Поначалу все выглядело, как невинные шалости двоих одноклассников, но когда разговоры уступили место действиям, Иванова решила эту теорему по-своему. Она начала повсюду преследовать нас, принимала участие во всех наших разговорах, понимающе выслушивала обе стороны. Она резюмировала всегда одинаково:

– Петровна, он же тебе не нужен! За тобой все мужики бегают!

– Розгин, она уйдет от тебя через месяц! Жить с тобой – тяжкий крест!

По большому счету она была абсолютно права, но у нас с Розгиным, неожиданно для всех, случилась настоящая страсть, препятствовать которой становилось все труднее. А сколько за это время мы выпили «Мартини»!

И вот однажды, когда Иванова была занята в проведении наисложнейшего спектакля, Розгин пригласил меня к себе.

– Петровна, Ольга сегодня не вернется домой. Она сказала, что будет у дочери. Поехали ко мне, музыку послушаем, шампанского попьем?

– Поехали, – не раздумывая, ответила я.

Этот вечер и эта ночь остались в моей памяти как две стороны одной заслуженной медали.

Мы очень боялись, что Ольга все же вернется, и этот страх добавлял невероятной остроты нашим общим ощущениям. Мы немного выпили, много и жадно говорили, слушали музыку, а потом Алик любил меня. Он делал это так сладко и нежно, что мне хотелось плакать от счастья и от зависти к Ивановой. Теперь было ясно, отчего она так в него вцепилась…

– Скажи, а с Ивановой ты тоже так мил? – изумленно спросила я.

– Нет, не так. Я испытываю к тебе совсем другие чувства. Это как шок. Мне очень хорошо. А тебе?

– Мне тоже, – честно и скупо ответила я.

Глава 41

Проницательная начальница осветительного цеха областного драматического театра знала обо всем еще до того, как ее пальцы нервно коснулись первого микшера на пульте. Ольга интуитивно просчитывала каждый шаг своего предсказуемого молодого мужа. После спектакля, доведенного до конца неимоверным усилием воли, она спокойно выключила свет, медленно прошла к выходу, жестом пригласила за собой Парину и Коленьку, и они отправились по нашему следу, выпив предварительно бутылку водки в соседнем скверике. Ни к какой дочери Оленька не собиралась, она просто ввела нас в дешевое заблуждение. Я и Алик полулежали на пушистом ковре, прямо перед нами горела свеча, рядом стояла бутылка изысканного шампанского. Мы слушали «Скорпионз», беседовали о высоких, очень высоких материях, когда раздался долгожданный звонок в дверь.

– Это она? – тихо спросила я.

– Да… – тоскливо ответил Алик.

– И что делать?

– Ничего, мы ей не откроем. У нее нет ключей от верхнего замка.

– Но, как же я теперь выйду?

– Она уйдет, не будет же она всю ночь в подъезде сидеть?

– Куда уйдет? Она же здесь живет…

– Не совсем так. Здесь живу я и моя мама, которая сейчас у родственников. У нее есть своя квартира, куда она сегодня и собиралась. Она здесь постольку поскольку…

– Алик, мне страшно… – прошептала я. – Мне трудно обманывать ее. В это время в дверь принялись стучать с такой силой, что ключи могли уже и не понадобиться. Дверь в квартиру была хоть и прочной, но не железной.

– Я знаю, ты там с ней! Открой! Окрой, хуже будет!!! – орала пьяная Оленька, будоража соседей.

– Слушай такая маленькая, а такая настырная!

– Да, она умеет добиваться своего, – улыбнулся Алик.

Мы ползком пробрались в коридор и приникли к дверному глазку. Моя оппозиция раскинула лагерь прямо на лестничной площадке. К Розгину у этой группы не могло быть, да и не было никаких вопросов. Они прибыли по мою душу.

Картина более напоминала ужин туристов, чем поздний визит Оленьки к себе домой. Ребята присели на ступеньки, выложили на бетонный пол целый ассортимент закусок к пиву, не спеша разливали пенный напиток в пластиковые стаканчики и обсуждали план проникновения в квартиру.

– Да здесь целый отряд! Алик, как я выйду отсюда??? Неужели придется прыгать с седьмого этажа?

– Не бойся, со мной тебя никто не тронет. Как бы там ни было, вся эта каша из-за меня.

Я с уважением посмотрела на Алика. Сейчас он был похож на маленького бойцового петушка: лохматый, нахохленный, смелый и злой на свою неугомонную женушку. Что и говорить, они были идеальной парой.

Настроение было испорчено безвозвратно. Сразу стали бессмысленными и свечи, и бокалы, и очаровательные баллады, продолжавшие звучать в глубине квартиры.