Поцеловать небеса. Книга 1

Но на улице темно. И ровно пятьдесят процентов моей ущербности будет скрыто за ночной завесой.

Приободрившись тьмой, я одела что-то, купленное в прошлой жизни, пригладила не совсем чистые волосы, нацепила темные очки и неуклюже вышла к машине. Перед выходом, оглянулась на дочь, виновато улыбнулась. «Предатель! Предатель!» – затикал часовой механизм. Трудно перешагнув через это, я отправилась в Сашкин стабильный мир.

Я улыбаюсь и вспоминаю, как встретили меня Толян и Ваняшка, подельники Суворова в гараже, арендованном под мастерскую. Я вошла туда, как очередное приключение или как повод для несанкционированной пьянки. Впрочем, я отнеслась к ним точно так же. Мы пили, шутили, уже немного нравились друг другу, подсмеивались над серьезностью Суворова, который внимательно смотрел на меня, словно ожидая, когда я споткнусь или исчезну.

Но он ждал совсем другого. Он хотел, чтобы исчезли Толян и Ваняшка. Сашенька не хотел расплескать ни капли своих драгоценных нарождающихся чувств неизвестно перед кем.

– Поехали домой! – резко сказал он мне.

– Не хочу! Давай еще посидим?

– Поехали, дело есть, – повторил он тоном, не требующим возражений.

Он самовольно прекратил всеобщее веселье, выставил за порог своих коллег и аккуратно запер входную дверь тяжелым висячим замком. Я посмотрела на номер – 255. Эта дверь отныне станет целым миром для меня.

Мы вновь провели целую ночь на берегу прохладной реки. Плавали, смеялись, говорили о вечном и слушали музыку, а к утру он накормил меня обильным завтраком из соседнего магазина.

– Знаешь, когда я с тобой, у меня такое ощущение, что я летаю… – просто сказал он. И добавил – У меня такого никогда не было…

Я не ответила ему ничего.

Я тихонько вошла в комнату, посмотрела на спящую дочь. «Предатель. Предатель!» – громко затикал мой механизм, задрожали барабанные перепонки.

И только спустя годы, Маша признается мне, что ей очень нравилось, когда я уезжала с Суворовым, и нравилось оставаться одной по вечерам, чтобы читать книжку или смотреть допоздна телевизор…

Глава 6

Зато моя соседка справа была другого мнения. Ольге не везло с личной жизнью, и она не могла оставить без внимания тот факт, что ко мне захаживает красавец брюнет, какого она могла видеть только в кино или представлять в девичьих мечтах. И Оленька, вторая в моей жизни, начала медленную войну, направленную на понижение моей и без того заниженной самооценки.

Сначала она легко и непринужденно перестала со мной здороваться. Просто проходила мимо своей грузной походкой, задевала большим телом в маленьком коридорчике, не извинялась и не краснела от возникшей неловкости.

Я оторопело заглядывала ей в глаза, искала причину моего нового несчастья, задавала вопросы себе и соседям о ее странном поведении. А когда я устала чувствовать себя во всем виноватой, то покорно приняла условия этой дурацкой, заведомо проигранной войны. Эта война была холодной, невидимой постороннему взгляду. К ней вполне можно было бы привыкнуть. Но однажды, когда я вышла в коридор, то смогла увидеть нечто, превзошедшее все мои ожидания.

Это был день дежурства Оленьки в кукольном коридорчике-кухне. И она пробила целевой пенальти… помыв только половину всего… Половину четырехкомфорной газовой плиты, половину загаженной раковины, половину грязно-зеленого линолеума, постеленного на полу. Вторая половина пола, принадлежащая теперь мне по праву, была проходной зоной, и Оленька топтала ее с удовольствием и удвоенной силой.

Вот эта возможность поставить свою хату «с краю», ни с того ни с сего отделиться и облить соседа грязью без объяснения причин, была не собственным запатентованным изобретением моей соседки. Это было и остается частью менталитета всего русского народа…

Я с ужасом поняла, что отныне являюсь неотъемлемой частью этого театра абсурда. Эта мысль поразила меня своей новизной. Внимательно, как под лупой, вглядываясь в обшарпанные синие стены коридорчика, в растрескавшийся от сырости и нищеты потолок, я увидела причину всех своих несчастий. Она так реально-четко оформилась в слова, что я испугалась. Четырнадцать лет назад я училась в Воронежском хореографическом училище на отделении народных танцев. Это был жесткий труд, пропитанный потом, пахнущий сырыми досками танцевальных классов. Это была изнурительная борьба за единственное желание – быть первой в классе, а потом на сцене. Это было борьбой за огромное счастье – встречаться с самым красивым и талантливым мальчиком в классе – Димой. Я получила это все… Но потом сорвалась и малодушно ушла. Меня некому было остановить, некому было сказать, что я совершаю самую большую ошибку в своей жизни…

Это было давно, так давно, что мне уже и трудно вспоминать те сладкие забытые ощущения.

Я не могла тогда знать, что Союз подлежит развалу уже через семь лет. Я вернулась в Казахстан к матери, поступила в самую обычную школу, ту самую с печным отоплением… А потом…

Все выпускники моего хореографического курса стали настоящими профессионалами, вышли замуж, нарожали детей и добились определенных высот в этой жизни. Они так и не смогли понять, почему я, талантливая девочка, добровольно отказалась от того, о чем другие могут лишь мечтать.

Я сама отправила себя в страну изгоев, чтобы проделать обратный длинный путь к остывшему пепелищу.

Ну, здравствуйте обшарпанные стены, я пришла…

Глава 7

Я полюбила Суворова. Полюбила так сильно и страстно еще и за то, что он был моложе меня на пять лет.

Сашка был непредсказуем, романтичен, он легко проникал в любое женское сердце. Через годы он признается мне, что и он любил меня, как больше уже никого и никогда…

С появлением этого человека в моей жизни, я стала более осторожной в выпивке, более последовательна в своих действиях. Мои походы на «блошиный» продолжали приносить копеечную прибыль, с которой я и кормилась. Там же я приобрела несколько полуновых вещиц, которые удивительно шли мне.

Это были: длинный светлый сарафан из плащовки, модный топик с замочком на декольте и синие обтягивающие джинсы с чьей-то более успешной задницы.

Суворову явно понравились мои обновы, потому что он стал по-другому смотреть на меня и чаще улыбался. И мы продолжали вместе лететь в поднебесье, откуда всегда лишь один путь – вниз, головой об острые камни судьбы.

Здесь, на сцену вновь вышла тетя Аня. Она давно приметила мою маяту, связанную с работой, и тихо посоветовала сходить в соседнюю больницу.

– Я там многих знаю. Так вот, мне сказали, что у них требуются санитарки. Оклад небольшой, но дают питание, и с домом близко. На проезд не будешь тратиться… Иди. Тетя Аня плохого не посоветует.

– Конечно, схожу, теть Ань… Спасибо. А меня возьмут?

– А чево ж не взять? Ты что не такая как все? Две руки, две ноги, голова…

Надо сказать, что к тому времени, я уже достаточно испытала судьбу.

Помимо «блошиного» я посещала и собеседования, после которых меня дважды брали стажером в разные магазины.

Первый – большой продуктовый круглосуточный супермаркет. Самый престижный магазин в городе на тот момент, со сказочным названием «Два гуся».

Там «работали» только избранные, прошедшие строгий «фэйс-контроль» девочки, с длинными ногтями и идеальным макияжем, вот почему им срочно требовались низкооплачиваемые стажеры, готовые на любую работу.

Я оказалась там единственной, кто действительно остро нуждается в деньгах и только поэтому устраивается на работу. Все девочки, переодеваясь в специально отведенной комнатке перед рабочей сменой, томно обсуждали свои вчерашние похождения, делились планами на бесполезные покупки, и презрительно рассматривали меня, измученную, жалкую, одетую в колготки-сеточку, старый свитер и юбку чуть ниже колен. Я до сих пор ощущаю рябь их липкого презрения на своей коже.