Почтовые

— Так эта-а…. Я эта-а…Супруга ваша, эта-а… — несмело начал Жиглай, вытягиваясь в струнку и тараща глаза. — Эта-а-а…

Но Гиззат только сверкнул глазом в его сторону, и помощника тут же унесло за «запасцем».

— Нет, нет, — замахал руками Муса, — мы по делу и сразу уходим.

Гиззат, усмехнувшись, повернулся к Игнату:

— Куда спешить, старый волк? Вы, Почтовые, вечно слишком торопитесь, это ни к чему хорошему не приводит: ни вкуса еды, ни времени не чувствуете. Посидим, полечим спину, обговорим ваши дела…

Во внимательности опытному воину отказать было нельзя. Лу-вэй сразу заметил осторожную походку Игната и то, как он берег поясницу. Я с невольным уважением посмотрела на «непотопляемого, хитрого и живучего» начальника гарнизона.

Гиззат, потирая руки, рассадил нас вокруг своего стола и с радостным видом вытянул из-под него бутылку с какой-то подозрительной белесой жидкостью.

— Яблочная самогонка? — понюхав пробку, оживился Игнат. — Сто лет ее не пил.

— Засиделся ты, волчара, в своем мире! Сколько лет мы не виделись? Десять? Восемь?

— Шесть, — ответил Игнат, с интересом наблюдая за тем, что извлекал из корзины расторопный Жиглай: горшочек с растопленным маслом, ягодный мед, тарелки с овощной закуской, куски вяленого мяса, нарубленного толстыми ломтями, пучок какой-то зелени и еще что-то, ужасно воняющее тухлыми яйцами. Это вонючее нечто привело Игната в невероятный восторг. — Да неужели это квашеный гуун?

Квашеный гуун был размазан по дну чашки и выглядел так, будто туда стошнило кошку.

— Он самый! — расплылся в улыбке Гиззат. — Только вчера наконец стух до нужного вкуса!

— Друзья, это знаменитый местный деликатес, — «обрадовал» нас Игнат. — Нечто вроде тухлой исландской селедки, но гораздо вкуснее, поверьте! Но пробовать не заставляю, — добавил он. — В первый раз, помнится, меня с него несло дней пять. Да-а, это было что-то!

— Я пробовал, — кивнул Муса. — Не оценил, извините.

— Это потому, что ты тогда мало самогона выпил! Или эту вашу пил, как ее, водку! Я пробовал ее тоже. Нет, не то — слабовата! Вот он, напиток настоящих мужчин! — воскликнул лу-вэй.

Он вытащил откуда-то из-под стола три глиняных кружки, подул в них, понюхал, задумался, почесал голову, потом еще раз дунул и, удовлетворенно хмыкнув, поставил их на стол.

— Муса? Нет? Шени не предлагаю, или…

Я поспешно помотала головой, с содроганием вспомнив свои взаимоотношения с крепким спиртным. Нет, спасибо! Те жуткие похмелья со свадьбы брата, а потом с выпускного в институте запомнились мне надолго. Брат потом сказал, что в нашей семье все плохо переносят алкоголь, тем более крепкий.

Тем временем Гиззат снова подошел к окну и проорал:

— Жиглай!

Дверь немедленно распахнулась, и внутрь просунулась косматая голова. У Жиглая были густые кудрявые рыжие волосы, которые он убирал в хвост, однако отдельные волоски курчавились вокруг его круглой головы, образуя пушистое облако.

— Чаю для су-шен и шени. И это… лепешки где?!

Жиглай кивнул и испарился.

— Он из островных, что ли? — удивился Игнат.

— А, — махнул рукой Гиззат, — брат привез жену с Островов. Вот теперь рыжих нарожали — породу испортили!

Я посмотрела на нос-картошку и глубоко посаженные глаза лу-вэя и решила, что такая испорченность его породе не повредит. Похоже, Игнат был со мной согласен:

— Зато островные умны и способны к магии!

Но Гиззат только махнул рукой и плеснул самогон на дно кружек. Они выпили, посидели некоторое время с блаженными лицами, закрыв глаза и дыша открытым ртом. Потом каждый взял по ломтику какого-то овоща, макнул в тухлую «замазку» и, отправив его в рот, захрустел. В комнате завоняло еще сильнее. Я отвернулась к окну и принялась грызть ломтик мяса.

Закусив, Гиззат начал обстоятельно рассказывать о том, как идет расследование пропажи Тимура.

— Деньги твои, су-шен, я потратил на нужного человека. Есть у нас тут в окрестностях один прохвост. Из воров, конечно, но доверять ему можно. Да ты, может, его знаешь? Он из Тира, потом в столице промышлял, а теперь в ищейки к нужным людям подался. Ну, как подался… Я пристроил, пока ворье его не порезало, — сказал Гиззат и вздохнул: — Мать его знал когда-то. Красавица была! Роскошная женщина! На одну грудь приляжешь, другой накроешься! А глаза! Эх…

Лицо Гиззата приняло отрешенное мечтательное выражение, и я попыталась представить его молодым и влюбленным. Выходило как-то не очень. Лу-вэй поймал мой взгляд и сконфузился:

— Шени, прошу извинить!

Он плеснул себе еще самогонки, выпил и, помотав головой, смахнул выкатившуюся из глаза слезу.

— Сын у нее был единственный. О нем она попросила меня, когда поняла, что долго не проживет: присмотри, мол, если что.

— Он что-то узнал? — насторожился Муса.

— Да, — кивнул Гиззат. — Сейчас придет и сам все расскажет.

— А вы сами-то начали официальное расследование? — поинтересовался Игнат.

— Хотели, — Гиззат поморщился, — но сверху постучали и велели тянуть время.

— Это кто же?

Гиззат поднял глаза кверху и пожал плечами. Муса, похоже, прекрасно все понял и нахмурился.

— Кто-то из столицы? — вскинул брови Игнат. — С чего бы это? Простой почтальон, стандартный запрос…

— Что-то готовится, — буркнул Гиззат. — Нам совсем перестали выделять деньги. Народ разбежался. Сидим тут с полусотней недомерков… И кого мы остановим, если что случится?

Тут распахнулась дверь и появился Жиглай с закопченным чайником и стопкой пышных румяных лепешек в руках.

— Эта самое… Вот… еще теплые…

— По уставу обращаться надо! — рявкнул Гиззат. — Разбаловался! «Эта самое»… — сварливо передразнил он племянника.

Вслед за Жиглаем в комнату просочился второй молодой человек: худой, среднего роста, с короткими светлыми, стриженными как у лавочника волосами, серыми невзрачными глазами и невыразительными, словно стертыми, чертами лица.