Почтовые

Я вдруг почувствовала, что очень сильно замерзла, и, выйдя через арку обратно к проезжей части, задумчиво огляделась: куда бы повернуть, чтобы быстрее уехать. По фасаду дома, словно от облака, скользнула крылатая тень. Я задрала голову, холодный ветер обжег уши и нос, обдал мурашками и унесся ввысь. От холода сразу захотелось чаю, горячего супа и теплого одеяла. Люди, одетые в теплые куртки, сапоги и шапки, продолжали бежать по тротуарам, накинув капюшоны или замотавшись шарфами. Одна я стояла дрожащим замерзшим столбом посреди улицы и недоуменно вертела головой. Да что вообще происходит?! Скоро меня уже колотило такой дрожью, что, когда я попыталась достать телефон, он чуть не выпал из рук. Втянув со свистом воздух, я усилием воли уняла дрожь и достала сотовый. Но включить не успела: снова что-то грохнуло.

— Да что это за грохот такой?! — пробормотала я и, прищурившись, посмотрела вдоль улицы. Высоко в небе, со стороны старой части города, дрожащей дымкой мерцало далеко впереди какое-то прозрачное марево. В лицо ощутимо пахнуло теплом: со стороны реки что-то неслось туманной вязкой мутью и плавило все вокруг.

Миг — и оно уже почти рядом. Призрачное пламя взметнулось выше сталинок, языки его уплотнились и окрасились в слабый желтый цвет, и оно с ревом понеслось навстречу мне. Все остальные звуки стихли, а люди вокруг вдруг исчезли. Я подняла руку, закрывая лицо, и зажмурилась. Рев стал усиливаться и внезапно перешел в знакомый тоскливый вой. Это же снарк! Спотыкач!

Я открыла глаза: снарк стоял на моей груди и выл мне прямо в лицо.

«Сон! Это был сон!» — с облегчением подумала я и благодарно погладила снарка, который спас меня от кошмара. Рука болела. Во сне я так крепко сжала в ладони темно-красный кристалл, что он рассек ее и на коже выступила пара капелек крови.

— Только никому не говори, что я им порезалась, — сказала я Спотыкачу. — Это же нарушение правил безопасности! Ну да ладно… тут уже ничего не поделаешь.

Снарк обнюхал мою ладонь и, как мне показалось, сочувственно свистнул.

— Да ничего, заживет! Ты даже представить себе не можешь, что за ужас мне только что приснился! — сообщила я снарку. — Я там чуть не сгорела в каком-то адовом пламени.

Я почесала Спотыкача за ухом — он радостно засвистел.

— Вставать-то пора, интересно? Очень есть хочется, — вздохнула я.

— Жиглай! — раздался рев лу-вэя откуда-то снизу. — А ну быстро сюда! Я что вчера приказал? А ты что сделал?

Жиглай что-то ответил, но я не разобрала слов. Потом снова раздался рык Гиззата и топот ног: похоже, Жиглай куда-то направился, и весьма быстро. Я бы даже рискнула предположить, что он побежал.

В комнате было очень холодно: за ночь все тепло выстудило. Здесь не было ни камина, ни жаровни. Я распахнула ставни: на дворе было ранее утро. Тут в дверь постучали, и послышался голос Мусы Ахмедовича, который звал меня спускаться вниз. От холода я собралась так быстро, как никогда в жизни этого не делала.

Дом Гиззата, как я уже поняла, был небольшой, хотя по меркам Арзуна вполне респектабельный. На втором этаже размещались две спальни и комната прислуги, на первом находились кухня, столовая и кабинет.

Местные жители, как когда-то рассказывал мне Павел, любили украшать свои дома шершавой плиткой: ею выкладывали какой-нибудь орнамент или просто закрывали стену. В жилище Гиззата стены были беленые и украшенные поверху, вдоль потолков, рисунком, стилизованным под языки пламени. Сами же потолки во всем доме были обиты деревом, а на полу лежали простые домотканые полосатые половики — у нас такие в каждой деревне есть. Знакомые с детства, они вызвали во мне сильную ностальгию: сразу захотелось домой в Казань, позвонить родителям, а лучше — увидеть их.

Все уже сидели внизу за большим деревянным столом. Теперь стало ясно, что семья у Гиззата и его жены большая. Хотя, насколько я помнила, дети у них уже выросли и жили отдельно, но по выходным в Империи было принято навещать отца и мать, поэтому стол был большой. И за этим столом почти лежал Игнат.

Волчара с утра выглядел не очень. Весь опухший, с покрасневшими глазами и дрожащими руками, в плохом настроении, он, то и дело морщась, разговаривал с Гиззатом. А вот лу-вэю все было нипочем, словно он и не выпил вчера больше всех.

— Не волнуйся, старый волк, — суетился Гиззат вокруг друга, — сейчас принесут твое лекарство и будешь как новенький.

Игнат уныло кивал: сил спорить у него не было. Дверь распахнулась, и в комнату вбежал Жиглай с каким-то свертком в руках. Я сморщилась, догадываясь по запаху, что за лекарство притащил племянник Гиззата.

— Дома-то я гуун не держу: супруга взбунтуется, — смущенно пояснил Гиззат. — Вот в крепости запасик создал, да…

Он выскреб остатки гууна, положил в кружку, залил горячей водой, размешал жуткое вонючее пойло и сунул его Игнату. Тот, даже не поморщившись, выпил его одним мощным глотком и шумно выдохнул. Меня передернуло. Лицо Игната из желтого сразу стало красным, на лбу выступил пот.

— Ох, лучше стало! — радостно воскликнул он. — Оживаю! Кстати, — вдруг деловито добавил он, — а вы заметили чилуна, который вчера за нами шел? А когда понял, куда мы направились, сразу отстал. С чего вдруг такое любопытство?

— Молодец, волчара, не теряешь хватку! — похвалил его лу-вэй. — Я тоже его заприметил. Но вы не беспокойтесь, я постараюсь узнать, что за интерес у храмовых к Почтовым.

— А я вот как-то его пропустил, — смущенно признался Муса Ахмедович.

— Опыт не пропьешь! — важно поднял палец вверх Игнат и вслед за Гиззатом принялся за еду.

Стол был уставлен тарелками с сыром, желтым растопленным маслом, жареным мясом, зеленью, медом, вареными яйцами, запечеными овощами, маленькими шариками мяса, наколотыми на короткие деревянные шпажки и политыми острым соусом, — едой хоть и простой, но вкусной и сытной. Чуть позднее подошла жена лу-вэя — Оэлун — и принесла крохотные жареные пирожки со сладкой начинкой. Держалась она с большим достоинством и не выказала ни малейшего удивления нашей компанией, как будто каждый день к ней в дом являлись люди из иного мира, которых надо было принять, уложить и накормить. Хотя, может, так оно и было? Судя по разговору, Оэлун с Игнатом давно знали друг друга.

— Жиглай, возьми тарелку на кухне и садись с нами, — позвала Оэлун племянника. — Поешь-ка как следует, а то совсем исхудал и с лица спал.

— Сначала пусть приведет себя в достойный вид! — немедленно заворчал Гиззат. — Что за лунче выйдет из тебя, Жиглай: воротник расстегнут, штаны вылезли из сапог! А волосы?!

Жиглай смутился и принялся оглаживать пушистые рыжие кудри, которые никак не желали собираться в хвост. Жена лу-вэя, с улыбкой наблюдая за его неловкими попытками привести себя в порядок, заметила: