Почтовые

— Сделаем, как говорит Таня, — твердо сказал Ник. — А ты все-таки свяжись с Советом Содружества. Пусть вышлют подмогу. — Он повернулся к нам и потер руки. — Кажется, намечается заварушка!

— Вздор! — рассердился Луиджи. — И вообще, куда нам лететь? Пусть девчонка нам скажет! У нее сплошной хаос во всем! Совершенного не умеет управлять кристаллом! Пора бы уже стать настоящей луэ!

— И как же? — фыркнула я.

— Не знаю, — отрезал Луиджи. — Сплошное безрассудство! — сердито буркнул он, и кристаллы в его глазницах погасли.

— Жизнь того стоит, костяная голова. Когда еще быть безрассудными, как не сейчас? — весело сказал Ник и повернулся к нам. — Думаю, сейчас нам лучше всего отправиться в Дэон. Там покрутимся и, может, что-нибудь узнаем.

Ник развернул медленную, ставшую неуклюжей джонку, и мы направились туда, откуда начался наш путь. Я чувствовала себя так, словно после долгих странствий возвращалась на родину. Даже несмотря на то, что станция в Арзуне была разрушена. Кстати, Ник сказал, что тогда они с Луиджи срочно покинули территорию города, потому что заметили, что сигнал луэ удаляется. Может, город и не сгорел вовсе? Может, нам в тот день следовало вернуться в гарнизон?

Пока мы летели, Луиджи продолжал обвинять меня в лени и утверждал, что я никак не могу настроиться, как следует прочувствовать кристалл и ограничить его влияние на другие артефакты.

И все-таки разговаривать с Ником и Луиджи было очень интересно. Если Ник рассказывал об обычаях своего мира, то Луиджи был полон воспоминаний о своих походах и открытиях, участии во Второй мировой войне, травил старые военные байки и разве что не требовал скрутить ему самокрутку. Он много помнил о зарождении Особого отдела и о том, кто курировал этот процесс.

— Я был ранен под Сталинградом. Месяц провалялся в госпитале и уже не вернулся на фронт. Как я об этом жалел! — вздыхал Луиджи.

— И ты еще упрекаешь меня в безрассудстве? — возмутился Ник.

— Это другое! Там была борьба за выживание!

— Можно подумать сейчас нам предстоит веселая прогулка, — фыркнул Ник. — Хофу явно готовят прорыв, а значит, будет война, как и тогда. А может, даже и хуже!

— Тьфу ты, проклятый мальчишка, — недовольно проскрипел Луиджи. — Не буди лихо!

Потом он помолчал, как будто вспоминая что-то, и наконец продолжил:

— Я никогда не доверял архейцам. Слишком уж они изворотливы, слишком жадны. Да и эти их игрища с пиратами — ничего хорошего из этого не могло выйти.

— Откуда здесь пираты? — спросила я. — Да еще и на севере.

— Да разве же это север? — фыркнул Павел. — Там у них теплое течение, никакими холодами и не пахнет.

Ник кивнул:

— На севере всегда собирался всякий сброд, ищущий приключений и легкой добычи и скрывающийся от правосудия. Империя и Острова несколько раз пытались извести эту мерзость, но у них ничего не получилось.

— А ваши Острова не имеют отношения к пиратам?

— Конечно, нет, — оскорбился Луиджи. — Мы начинали как союз независимых ремесленников. С тех пор все открытия в Шанлу были сделаны нами!

— А почему на Островах нет почтовых станций? — спросила я.

— Там нет трещин. Удивительно стабильное состояние материи! Пожалуй, таких мест нет почти нигде в Шанлу.

Ник вышел на палубу. Луиджи неожиданно щелкнул челюстью, и вдруг его глаза-кристаллы вспыхнули ярко-зеленым цветом, раздался второй щелчок, потом — странный свист. Когда он стих, глаза черепа погасли. Мы с Павлом встревоженно переглянулись.

— Он как будто завис, — осторожно заметил Павел. — Может, глюкнул?

Последние пару часов череп периодически «подвисал», отсылая сообщения в Совет Содружества и уговаривая прислать подмогу или участвуя в каких-то «удаленных» спорах. Но тогда щелчков и тем более свиста не было.

Пока мы раздумывали, Луиджи снова «подгрузился», при этом один кристалл в глазнице горел привычным зеленым цветом, а другой — красным.

— Луиджи, — осторожно позвал его Павел, — вы в порядке?

Череп не отвечал, продолжая мигать кристаллами и громко щелкать. Наконец Павел позвал Ника.

— Что тут у вас? — спросил он, спускаясь в кают-компанию и вытирая мокрое лицо полотенцем. — Там снаружи дождь начался. Гроза!

— Ник, — сказала я, предчувствуя что-то нехорошее, — Луиджи цвет кристаллов поменял.

Ник бросился к черепу, схватил его и поднес к лицу.

— Нет, нет, нет! — воскликнул он и так резко побледнел, что стали видны крупные веснушки у него на лице.

Луиджи вновь издал серию щелчков и произнес неожиданно усталым старческим голосом:

— Мой мальчик, будь сильным.

— Да что произошло? — растерянно спросил Павел.

Ник не отвечал. Прижав ладони к лицу, он раскачивался взад-вперед и повторял как заведенный:

— Этого не может быть… Не может быть…

— Моя память была разделена, — произнес череп. — Часть ее хранилась на родном острове Никколо, в клане семейства Луиджи, часть мальчик носил с собой. Таким образом поддерживалась связь между Никколо и его семьей. В случае уничтожения одной из частей я буду восстановлен во второй.

— Вас что, уничтожили? — ужаснулась я.

— Взорвали, — сухо ответил Луиджи.

— И насколько сильным был взрыв?

— Думаю, очень мощным, — повернул к нам бледное осунувшееся лицо Ник. — Наш дом тоже уничтожен, я правильно понимаю?

— Верно, мой мальчик.

— А Остров? И все, кто был там? Кто-нибудь спасся?

— Возможно, но маловероятно. Мы этого не ожидали. Все произошло во время совещания.

— А мои…Наши с тобой? — в отчаянии спросил Ник.

— Не думаю, что кто-то из них уцелел, — вздохнул Луиджи. — По крайней мере дом и мастерская точно разрушены.

Кристаллы Луиджи горели неровным светом, то гасли, то снова вспыхивали. Ник опустил голову. Некоторое время мы с Павлом сидели в полном молчании, не зная, как утешить молодого человека, который в один миг лишился родного дома и, возможно, семьи.

— Мне очень жаль, — наконец неловко сказала я. — Как ты, Ник?

— Никак, — равнодушно он. — Мне кажется, что это просто дурной сон. Да, дурной сон! Нам надо лететь домой. Я должен сам все увидеть. Я не верю, что все наши погибли!

— А другие острова? — Павел повернулся к Луиджи.