Полночь над Босфором. Время тишины.Но в стамбульском мраке, что велик и нем,крики моих предков преданных слышны…Инч пити асем? Инч пити анем? [4]Если б можно было, как заведено,вытравить из сердца, позабыть совсем!Но на древних плитах – черное пятно…Инч пити анем? Инч пити асем?Это ль не отрава? Это ли не яд?Полночь быстротечна. Времени в обрез.Если я не знаю, ты, мой дальний брат,Инч пити асес? Инч пити анес? [5]
4
Что должен сказать? Что должен сделать? (арм.)
5
Что скажешь? Что сделаешь? (арм.)
«Европа
пьет водичку из Босфора…»
Анатолию Рыбакову
Европа пьет водичку из Босфораи Азия. Вода на всех одна.Босфор для них – дорога и опора,но кровь веков на дне его видна.Неужто ради золота и пищиот лет младых до гробовой доскимы столько поистратили кровищи,что сердце холодеет от тоски?За все платить приходится жестоко.Все остальное – суета и прах.За черный камень, брошенный в пророка,за слезы на его похоронах.Когда придут большие перемены —не ради власти, злата и жратвыочнется мир и вскроет себе веныдлиною от Босфора до Москвы.
Красный клен
Красный клен, мое почтение!Добрый день, вермонтский друг!Азбуки твоей прочтениезанимает мой досуг.Каждый лист твой что-то важноеговорит ученикув это жаркое и влажноевремя года на веку.Здесь из норвичского скверикаоткрывается глазампервозданная Америка,та, что знал по «голосам».Здесь, как грамота охранная,выдана на сорок днейжизнь короткая и страннаямне и женщине моей.Красный клен, в твоей обителинет скорбящих никого.Разгляди средь всех и выделиматерь сына моего.Красный клен, рукой божественной,захиревшей на Руси,приголубь нас с этой женщиной,защити нас и спаси.
«Париж для того, чтоб ходить по нему…»
Париж для того, чтоб ходить по нему,глазеть на него, изумляться,грозящему бездной концу своемуне верить и жить не бояться.Он благоуханием так умащен,таким он мне весь достается,как будто я понят уже и прощен,и праздновать лишь остается.Париж для того, чтоб, забыв хоть на часборения крови и классов,войти мимоходом в кафе «Монпарнас»,где ждет меня Вика Некрасов.
«Сладкое бремя, глядишь, обернется копейкою…»
Рахели
Сладкое бремя, глядишь, обернется копейкою:кровью и порохом пахнет от близких границ.Смуглая сабра с оружием, с тоненькой шейкоююной хозяйкой глядит из-под черных ресниц.Как ты стоишь… как приклада рукою касаешься!В темно-зеленую курточку облачена…Знать, неспроста предо мною возникли, хозяюшка,те фронтовые, иные, м о и времена.Может быть, наша судьба как расхожие денежки,что на ладонях чужих обреченно дрожат…Вот и кричу невпопад: до свидания, девочки!Выбора нет! Постарайтесь вернуться назад!..
Романс («В Иерусалиме первый снег…»)
В. Никулину
В Иерусалиме первый снег.Побелели улочки крутые.Зонтики распахнуты у всехкрасные и светло-голубые.Наша жизнь разбита пополам,да напрасно счет вести обидам.Все сполна воздастся по деламгрустным и счастливым, и забытым.И когда ударит главный часи начнется наших душ поверка,лишь бы только ни в одном из наспрожитое нами не померкло.Потому и сыплет первый снег.В Иерусалиме небо близко.Может быть, и короток наш век,но его не вычеркнуть из списка.
«Тель-авивские харчевни…»
Тель-авивские харчевни,забегаловок уют,где и днем, и в час вечернийхумус с перцем подают.Где горячие лепешкиобжигают языки,где от ложки до бомбежкирасстояния близки.Там живет мой друг приезжий,распрощавшийся с Москвой,и насмешливый, и нежный,и
снедаемый тоской.Кипа, с темечка слетая,не приручена пока…Перед ним – Земля Святая,а другая далека.И от той, от отдаленной,сквозь пустыни льется свет,и ее, неутоленной,нет страшней и слаще нет……Вы опять спасетесь сами.Бог не выдаст, черт не съест.Ну, а боль навеки с вами,боль от перемены мест.
«Вы говорите про Ливан…»
Вы говорите про Ливан…Да что уж тот Ливан, ей-Богу!Не дал бы Бог, чтобы Иванна танке проложил дорогу.Когда на танке он придет,кто знает, что ему приспичит,куда он дула наведети словно сдуру что накличет.Когда бы странником – пустяк,что за вопрос – когда б с любовью,пусть за деньгой – уж лучше так,а не с буденными и с кровью.Тем более, что в сих местахс глухих столетий и поныне —и мирный пламень на крестах,и звон малиновый в пустыне.Тем более, что на СвятойЗемле всегда пребудут с намии Мандельштам, и Лев Толстой,И Александр Сергеич сами.
«Матушки Нонна и Анна…»
Матушки Нонна и Анна,здесь, в Гефсиманском саду,гром и ледовая маннаэтой зимою в ходу.Снежное крошево льется,но до скончания летсолнышко все же пробьется —в этом сомнения нет.Матушки Анна и Нонна,что ни грозило бы впредь,небо глядит благосклонно —будем любить и терпеть.
Подмосковная фантазия
В. Астафьеву
Ворон над Переделкином черную глотку рвет.Он как персонаж из песни над головой кружится.Я клювом назвать не осмеливаюсьего вдохновенный рот,складками обрамленный скорбными, как у провидца.И видя глаз прозорливый, и слушая речи его,исполненные предчувствий, отчаяния и желчи,я птицей назвать не осмеливаюсь крылатое существо —как будто оно обвиняет, а мне оправдаться нечем.Когда бы я был поэтом – я бы нашел словаточные и единственные, не мучаясь, не морочась,соответствующие склонностям этого существаи скромным моим представлениямо силе его пророчеств.Но я всего стихотворец: так создан и так живу,в пристрастии к строчке и рифме,в безумии этом нелепом,и вижу крылья, присущие этому существу,но не пойму души его, ниспосланной ему небом.Я выгляжу праздным и временнымв застывших его глазах,когда он белое яблоко рассекает крылом небрежным.Я здесь прозябаю, в малиннике,он царствует в небесах,и в этом его преимущество передо мною, грешным.Ворон над Переделкином черную глотку рвет,что-то он все пророчит мне будто бы ненароком,и, судя по интонациям, он знает все наперед…Но в этом мое преимущество перед леснымпророком.
«Я в Кёльне живу. Возле Копелева…»
Я в Кёльне живу. Возле Копелева.В Собор захожу по утрам.Хватает еды мне и топлива,и мало трагедий и драм.Из этого, правда, не явствует,что сытостью я обольщен,и к людям, в их помыслы частные,мой въедливый взор обращен.А что в этих людях таинственных?И чем они нынче полны?И нет ли страстей в них воинственных,а может, уколов вины?Вот каменщик замер над кладкою,вот с площади выметен сор,и улицей, будто украдкою,задумчивый едет таксёр.Рабы философии будничнойнадежнее прячут улов,и дух круасанов из булочнойпривычен, дразнящ и здоров.Покуда пророки витийствуюти учат, как праведно жить,котомку фортуны единственнуюхотя б до крыльца дотащить.Как все-таки мало несхожегово всем, что вокруг наяву…– Ну как? – вопрошаю прохожего.– Да так, – отвечает, – живу.Весь город, как мальчик с обновочкой,с какою-то тайной в глазах…Здесь жили и Раечка с Левочкой —да нынче она в небесах.