Под знаком ЗАЖИGАЛКИ

Сейчас, проходя через них, он показался себе весёлым работягой, спешащим на свой завод в вечернюю смену. Рекламные плакаты вдоль всего спуска вниз предлагали «приятный отдых, радушное обслуживание и изысканную кухню в просторных помещениях банкетного зала «Бенвенута» (Свадьбы. Корпоративы. Поминки)», находящегося, похоже, по адресу Выборгского РОВД. Дополнительно уточнялось, что «для наиболее взыскательных заказчиков имелись отдельные комфортабельные VIP зоны для деловых встреч» (вероятно, с адвокатами).

Реклама достопримечательностей Санкт-Петербурга, финансируемая, видимо Комитетом по культуре и туризму города, особенно, рисованная серия, приятно расслабляла мозг, предварительно уже конкретно расслабив его у его «создателей». На одном из плакатов заезжий провинциал в красных штанах возбуждённо фотографировал гениталии атлантов Эрмитажа, едва прикрытых маленькой тряпочкой у пояса. Всё это сопровождалось надписью «В Петербурге обязательно нужно увидеть атлантов». Судя, по всему, туриста интересовали атланты не целиком, а – частями. Точнее, совсем небольшие части атлантов. Мысли же атлантов были уже который год заняты тяжеленными колоннами Эрмитажа, и им было не до познавательной активности гостей города.

На втором рекламном щите из этой серии виртуоз кисти «откопипастил» этого же туриста, но на заднем фоне уже с разведённым мостом, сопровождавшемся надписью «В Петербурге обязательно нужно увидеть развод мостов». Этот плакат привлёк внимание креативной части подрастающего поколения петербуржцев, поскольку на нём черным толстым маркером после слов «мостов» было приписано «лохов и кроликов». Слоган сразу зазвучал свежо и современно!

Маркер, видимо, был перманентный, поскольку станционные клининговые товарищи в синих робах, проезжая в эскалаторе с мокрыми тряпками, не смогли с первого раза отмыть этот посыл нашим дорогим гостям, а только слегка размазали «кроликов», оставив этот призыв для осмысления до ночи, когда после закрытия метро можно более детально заняться изучением подобных тезисов, вооружившись чистящими средствами.

Внизу реклама тоже радовала воображение интеллектуальными изысками рекламщиков. ТРК «Питерлэнд» предлагал всем стоящим у края платформы «сделать большой шаг вперёд» (навстречу своим праотцам?!). Рекламные стикеры на окнах поезда тоже не церемонились с пассажирами и ясно давали понять, что «на метро ездят микробы», сразу определив реальное социальное место присутствующих. Ободзинскому даже стало жарковато от такого сравнения. Рядом висел яркий пример органичной трансформации коммерческой рекламы в социальную: «Тесно и жарко? – участливо интересовалась соседняя реклама на окне, – Зато мы в культурной столице! ПЕРСЕН успокоит быстро!» Вероятно, это был отсыл к прошлогодним беспорядкам, организованным ФБК. ОМОН, в отличии от Персена, успокаивал тогда действительно быстро.

И вновь его мысли вернулись к Лене. «Она классная, – почему-то ему хотелось улыбаться, вспоминая её внимательный, чуть удивлённый взгляд, сопровождавший его выпендрёжное выступление, и сдержанную милую улыбку. – Она отличается от остальных девушек. Даааа… Она классная!».

Мысли перескочили на «остальных»: сногсшибательную Азизу – администратора из Ginza и красотку Софью, совладелицу сетки shPILKI, с которыми он встречался по очереди раз в две недели. То, что в поэзии называется «Я помню чудное мгновение», у Ободзинского было «упорядоченными» половыми связями. Физиология мужчины предусматривает необходимость близких контактов с женщинами, хотя бы раз в неделю. А лучше – два. Главное, в этом вопросе не подпускать женщин слишком близко к себе.

Каждая из них с большим удовольствием проводит с ним вечер в ресторане и потом наедине в «Коринтии» или «Лотте». И каждая с ещё большим удовольствием повела бы с ним этот вечер у него дома. «Но некоторые мужчины, – он снова мысленно усмехнулся, – имеют свои принципы. И один из них – никогда не водить домой дам, если ты не считаешь, что у вас, блин, о, как серьёзно».

Мысли Ободзинского были свежи. Помыслы чисты. Сегодня был отличный день!..

***

На третье свидание с Хильдой Ободзинский принёс розу. Обычную красную розу.

Он хорошо помнил, как оживлённо балагуря в тот первый вечер, они вчетвером вывалились из «Драгонфлая», и он в гардеробе подал Хильде куртку и помог одеть её. Хильда смутилась и покраснела. Урсула удивлённо посмотрела на него. Джимми был остроумен, находчив и чертовски обаятелен. Одним словом, пьян. Джимми был основательно занят «окучиванием» Урсулы, с которой, впрочем, у него так и ничего «не выгорело». Всю обратную дорогу они весело болтали. Джимми крутился вокруг Урсулы. Ободзинский рассказывал смешные случаи из российской жизни, правда, по большей части трансформированные им из старых анекдотов. Хильда улыбалась.

Возле кампуса Ободзинский церемонно раскланялся с девушками и пожелал «спокойной ночи». Было смешно смотреть на последние потуги перевозбуждённого Джимми отчаянно «трущегося» возле Урсулы, которая, казалось, не понимала никаких его намёков о «продолжении вечера в спокойной обстановке с бокалом хорошего белого вина и под приятную музыку». Глаза Хильды, казалось, впервые стали блестящими и даже выразительными. Она молча посмотрела на Ободзинского, чуть улыбнулась и сказала: «Пока».

На следующий день утром Ободзинский отправил ей смс: «Привет, Хильда! Спасибо за прекрасный вечер! Как насчёт вечером сходить и посмотреть старую крепость – «Эдинбургский Замок»?»

И вот вчера вечером они уже гуляли возле крепости у вершины, шелестящей тёмной листвой, старой замшелой Замковой скалы, где был основан город.

Через два часа они снова зашли погреться в «Драгонфлай». Уж больно приятные воспоминания он оставил у Хильды от той «случайной» встречи в баре вчетвером.

Она пила уже второй свой любимый коктейль «SHAKES ON A PLANE» с джином, зелёным чаем с бузиной и малиной, напоминавший ей о любимом севере, не сводя глаз с Ободзинского. Этот интересный русский, казалось, знал всё и о самолётах, о которых он начал рассказывать, услышав название её коктейля, и об особенностей приготовления настоящих стейков на открытом огне, и о сибирских морозах, о которых из всех обитателей кампуса только она одна имела понятие, и о волнующей истории человечества.

– Представляешь, Хильда, этим стенам уже полторы тысячи лет! Сколько взлётов и падений они видели? Сколько раз этот замок переходил из рук в руки? Он по-прежнему на том самом месте больше тысячи лет и с высоты этой скалы бесстрастно смотрит на нас, как на гномиков, суетящихся у его ног с какими-то «суперважными делами». Когда мы уйдём, он так же невозмутимо будет взирать на наших потомков, и на потомков их потомков… Что он о нас запомнит? А как бы ты хотела запомниться ему? – они медленно шли по дороге, возвращаясь из бара в кампус.

– Счастливой, – улыбнулась Хильда и неожиданно для себя подумала, что это так необычно, когда тебе мужчина помогает одеть верхнюю одежду. Как будто мы оказались в девятнадцатом веке. Кавалеры после бала подают дамам соболиные шубы и галантно провожают их до кареты.

Забота со стороны мужчины для женщины очень важна.

Она давно не гуляла с молодыми людьми. А точнее совсем не гуляла. Одноклассники в её закрытом пансионе, где она училась, а потом и однокурсники в университете, совсем не обращали на неё внимания. Да и с её, мягко говоря, очень посредственной внешностью, трудно было предположить что-то другое. Короткие, прямые как палки светло-серые волосы, уныло оголившие чуть сгорбленные плечи; бесцветные, казалось, прозрачные светло-голубые глаза; рыхлая фигура, в серой болотного цвета ветровке, сидевшей на ней мешком, в широких черных прямых джинсах, свободной тёмно-зелёной футболке, имевшей достаточно времени для досконального изучения тела Хильды – всё это женственности и шарма ей не добавляло.