Под знаком ЗАЖИGАЛКИ
Шрифт:
– Нет, конечно. Через несколько лет общения, уровень серотонина у тебя понизится, но возрастёт уровень окситоцина в крови.
– Нет, Ободзинский, всё не так. Любовь – это когда пробегающие мимо меня твои тараканы, подымают стаю моих бабочек, и они радостно летят за ними, не оглядываясь. А твои тараканы замедляют шаг, потому что им приятно бежать с таким эскортом. На ходу приводят себя в порядок, расчёсываются, принаряжаются…
– … на бегу чистят ботинки и бреются… – негромко продолжил он.
– Ой, какой же ты дурачок, – она дурашливо слегка толкнула его, вновь подняв на него свои большие карие глаза.
– Ободзинский,
– Да, принцессу «Белль» … – Он скованно попытался улыбнуться, но легкий румянец окатил щёки.
– Тогда ты моё «Чудовище», – она притворно вздохнула. – Вот как меня угораздило!
Он краснел.
– Но ты мне нравишься, Ободзинский. Наверное, своими большими мускулами.
От этих слов долговязый угловатый Ободзинский краснел ещё больше. Он вспомнил свою худую нескладную фигуру, прыщи на лице, которые он утром и вечером перед зеркалом смазывал «Клеарасилом». Потом – огромные прокаченные мышцы здоровяка Чекова с соседнего потока универа. Было непонятно, почему Лиза бросила широкоплечего атлета «Чекиста» и стала встречаться с ним.
В эту минуту он был больше похож на высокого неуклюжего десятиклассника, которого вызвала к доске молодая симпатичная училка, только пришедшая в их школу после педфака.
Маленькая, до невозможности красивая «учительница» внимательно рассматривала не выучившего свой урок неловкого «десятиклассника». «Десятикласснику» «учительница» оооочень нравилась, но он старался не смотреть на красивую грудь, упругую попу-орешек, и талию-ниточку, которую, казалось, можно было обхватить пальцами двух рук полностью.
Она обхватила его покрасневшие щёки своими маленькими тонкими длинными пальчиками, медленно подтянула к своим алым губкам, и когда оставался сантиметр до задышавшего в возбуждении его полураскрытого рта, быстро поцеловала его в щёку и заливисто захохотала.
Пунцовый Ободзинский отвернулся.
– Нет, Ободзинский, ты мне нравишься не за мускулы, – она двумя пальчиками осторожно потрогала то место, где должен был находиться его бицепс.
Он молчал.
– Ты мне нравишься за свой ум. Самая сексуальная часть тела у мужчины – это его мозг. Он может так возбудить девушку, ввести её в такое состояние вожделения, на которое не способны никакие другие мышцы…
Он посмотрел в её невыносимо красивые глаза.
– Ну, кроме, может, определённой мышцы… – вновь захохотала она.
Багровая краска вновь прыснула ему на лицо.
– Выходи за меня, – вдруг отрывисто глухо сказал он.
Она внезапно оборвала свой хохот. Посмотрела серьёзно на него. Зачем-то поправила челку.
– Женщине не нужен муж. Ей нужен мужчина. Настоящий… – и помолчав, добавила. – Стань им…
– Что я для этого должен сделать?
– Ты должен действовать. А я буду тебя вдохновлять на твои победы. Они у тебя обязательно будут!
Она встала на цыпочки, обхватила его шею и жарко поцеловала…
Разноцветный салют взорвал мозг и разлетелся по всему театру, красными, желтыми, синими, золотыми, серебряными, искрами, повиснув в его голове переливающимся всеми цветами радуги туманом, под которым негромко, но сосредоточенно заработал заведённый ею «движок» обретённой им устремлённости в будущее. «Движок», который он будет «апгрейдить» на протяжении многих лет, устанавливая в него новые модули знаний, опыта,
профессионализма. А основной его плагин – «целеустремлённость и достижение целей» он будет совершенствовать и улучшать с особой любовью, доведя его до последней версии – «заточенность на результат любой ценой, любыми средствами».Цель – она всегда оправдывает средства. Победителя не судят: Ника заслуженно увенчивает его голову венками славы и признания, с улыбкой ведя его за руку к яркому свету, мягко переступая через многочисленные тела павших, так и не дотянувшихся до своей мечты…
А ослепительный свет впереди – иллюзия могущества успешности – всегда будет притягивать к себе миллионы воинов, закованных в блестящие латы своей сверкающей самоуверенности, сжимающие в левой руке щит опыта, в правой – меч знаний, чтобы сразиться с таким же рыцарем в офисном Колизее. А потом, отважно пронзив его насквозь в конкурентной, но подковёрной борьбе, поставить свою ногу на его грудь, став немного выше остального пованивающего офисного планктона и заслужив одобряющий кивок самого Цезаря из кабинета генерального директора.
Аве Цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя!
И пока ты на сооруженном годами офисной борьбы постаменте отбиваешься стальным мечом знаний и укрываешься за бронзовеющим щитом своего опыта прошедших лет, сзади уже напирают новые легионы молодой поросли подросших бойцов, с горящими глазами, с жалкими деревянными щитками опыта, но с фонтанирующей энергией молодости. Они отчаянно желают скрестить с тобой меч, в надежде, в конце концов, поставить свою ногу на твою грудь, превратив тебя в перегной для будущих поколений.
O tempora, o mores!
Глава 2.
– Девушки – они как нефть! Ищешь её, буришь, разрабатываешь, а потом… потом легче закрыть эту скважину, чем содержать её дальше…
– А мужчины?
– А мужчины – как нефтяники! Сначала ищут нефть. Потом тщательно разрабатывают месторождение. Потом долго и с удовольствием бурят… а потом… потом снова ищут новую нефть. Потому что мы настоящие нефтяники!» (из глубокомысленных разговоров на третьем часе фуршета Российской нефтегазовой технической конференции SPE в 2020 году).
Мысли к концу дня отказывались концентрироваться на чём-то одном и устроили бешенные скачки.
Он вдруг понял, что после сегодняшнего сумасшедшего дня ему нужно выпить. Ну, да, – подумал он, – сегодня пятница, почему бы и нет? А где? В «Корюшке»? В «Чечиле»? Мммм, я давно не был в «Максидоме». Ха-ха! Это уже стало синонимом-троллем. Как-то Ободзинский слышал, как молодёжь в опенспейсе троллила недавно принятого в департамент геологоразведочных работ Сашу Певцова, приехавшего из Москвы и ещё не разобравшегося в питерской жизни и перепутавшего названия модного стриптиз-клуба «Максимус» со строительным гипермаркетом «Максидом». Саше было около тридцати, жена с ребёнком у него ещё оставалась в Москве, поэтому Александр Петрович старался драгоценные холостяцкие дни даром не терять, и почти каждый вечер у него уходил на изучение ночной культурной жизни северной столицы с акцентом на всестороннее исследование гендерных особенностей петербурженок по сравнению с москвичками.