Подари мне небо. Сломанные крылья
Шрифт:
– Боюсь, всё только начинается, – ухмыльнулся Себастьян, – в покое тебя не оставят долго. А вот по какой причине – сегодня узнаем. Либо ты станешь вновь героем, либо…
– Не уточняй, – угрюмо предупредил я, – никакого «либо» не будет. А где Том?
– Снаружи, сейчас подойдёт. Кейт не смогла приехать?
– Она с Каролиной, тащить дочку на слушание – не лучшая идея. Она подъедет позже.
Себастьян кивнул и посмотрел на часы. Оставалось несколько минут до начала.
** ** **
Что я говорил о страхе? Я ошибался. На этот раз
Вошли судья и присяжные, и в зале мигом изменилась атмосфера. Холод, напряжение и давящая тишина перед тем, как прозвучал голос:
– Прошу всех занять свои места, – проговорил судья и кивнул коллегам. – Начинаем рассмотрение дела по факту предполагаемого превышения полномочий пилотом Марком Вольфманном в ходе рейса четыреста девяносто по маршруту Мюнхен-Мехико. Среди участников процесса…
Я отвлёкся от перечисления имён, часть из которых была мне знакома. Не сводя глаз с Ричарда, я пытался понять, чего именно добивается этот человек. Он сидел в качестве заявителя и откровенно нервничал: заламывал пальцы, постоянно озирался по сторонам. Что ж, сам это затеял.
– Прошу начать с показаний заявителя, – попросил судья, и в зале стало слишком тихо. Ричард встал, поправляя галстук и заговорил:
– В ходе выполнения рейса четыреста девяносто, который пролегал над Атлантикой, мы столкнулись с непредвиденными обстоятельствами – метеорологические условия были весьма неблагоприятными, и незадолго до посадки у нас отказали два двигателя.
Незадолго? Я едва не вскочил со своего места. Нам оставалось практически полпути! Наглая ложь, да ещё в глаза судье. О чём он думает вообще?
– Я находился в ходе анализа ситуации, обдумывая варианты дальнейшего полёта и оценивая возможность аварийной посадки. Однако второй пилот, господин Вольфманн, без моего разрешения и сигнала и против установленного порядка субординации взял управление на себя – это могло привести к потере контроля над управлением самолетом. Согласно пункту двенадцать устава авиакомпании, в экстренной ситуации командир имеет исключительное право принимать решение.
Наглая ложь. Ричард очень рисковал и делал это зря. Да, он прекрасно понимал, что первое слушание проходило без представителей из федерации авиационной безопасности, и тонкостей управления самолётом они не знали. Но ложь под присягой…
– Благодарю. Присаживайтесь. Адвокат, ваша сторона.
Себастьян встал со своего места и, даже не открывая документов, посмотрел в глаза судье:
– Уважаемый судья и господа присяжные, что важнее – регламент и соблюдение формальностей или сохранение жизней? Думаю, что ответ очевиден даже без сопутствующих фактов. Обвиняемый Марк Вольфманн действовал не по регламенту, потому что знал, что правила работают не всегда. Его опыт управления воздушным судном…
В
зале внезапно стало шумно. Как будто вместо суда, я оказался на базаре.– Он уже однажды не смог посадить самолёт!
– Кто ответит за жизни тех людей, которые погибли в том самом рейсе?
– Не слишком ли много берёт на себя человек, который однажды не смог?
Я старался не обращать внимания. Старался игнорировать эти крики… Но каждый новый возглас гвоздями прибивал меня к скамье обвиняемых. В ушах звенело и шумело, вопросы сыпались один за другим, но почему-то судья молчал. Вероятно потому, что для себя они уже всё решили.
Приговор есть. И его вынес народ.
Глава 54. Лея
С того момента, как наши родители погибли, моим единственным родным человеком стал Марк. Старший брат, который всегда помогал, направлял и порой даже ругал. Время шло, и мы взрослели. У каждого был свой путь – у меня журналистика, у него – авиация. Он всецело посвятил себя небу, самолётам и полётам. Личная жизнь у него, наверное, была, но я никогда не видела, чтобы он всерьёз планировал построить семью. В отличие от меня. Я очень хотела выйти замуж. Завести детей. И в тот самый момент, когда встретила Ральфа, поняла, что он – моя судьба.
Как только не пытался Марк нас разлучить! Он предостерегал меня, говорил, что он не тот, кто мне нужен, что я обожгусь, пролью слёзы.
И я пролила. И обожглась. Первая любовь она всегда кажется сильной, всепоглощающей и вечной. Каждый взгляд и каждое прикосновение – до мурашек. Каждая минута, проведённая вместе, остаётся в памяти. Каждый поцелуй – как первый. Но Ральфу было мало того, что он имел. Спустя полгода отношений и эйфории, я стала замечать, что он пропадает. Куда и почему – не спрашивала. Попытка уточнить успехом не увенчалась. А потом выяснилось, что я у него не одна. И нас даже не две.
И это оказалось больно. И Марк не сказал мне «я же говорил» или «я предупреждал». Он молча принял меня. Разбитую, в слезах. И так же молча поддержал.
А я… Кажется, я никогда должным образом его не поддерживала. Его увлечение полётами казалось мне одержимостью. Хотя за собой я никогда не замечала того же – работа всегда перевешивала чашу весов, утягивая меня за собой. А потом мы как-то слишком быстро стали взрослыми и одинокими. И общались только тогда, когда это было необходимо. И лишь появление Кейт в его жизни спровоцировало нашу ссору. Почему я вела себя так – объяснить было трудно. Наверное, пыталась оградить Марка от ошибки, которую однажды совершила сама. Вот только я ошибалась. И по поводу Марка, и по поводу Кейт. Они оба оказались двумя крыльями одной и той же птицы – сломаешь одно крыло, и птица не полетит. Обломаешь оба – и птица не выживет.
Пусть не сразу, но я поняла, что ошибалась. Поняла, что не должна мешать им. И вновь погрузилась в работу. Но судьба не давала передышку ни мне, ни брату. Его она посадила в неисправный самолёт, а меня заставила совершить ошибку, о которой я жалела до сих пор.
Но чёрная полоса не бывает бесконечной – Марк снова научился ходить, они с Кейт стали родителями замечательной дочки. Дело оставалось за малым – вернуть Марку возможность летать. Подарить ему новые крылья или хотя бы починить старые. И в погоне за чужим счастьем, я, кажется, обрела своё.