Подари мне небо

***

Несколько дней спустя

Мои дни пролетали как в тумане. Ко мне приходили разные люди – врачи, травматологи, психологи. С каждым нужно было говорить, отвечать на их вопросы. Пару раз я услышал, как кто-то предложил привязать мне руки. Зачем? Я и так не мог двигаться, вставать. Они боялись, что я уползу на руках?

– Марк, вы осознаёте, что произошло пятого августа? – журналисты, которых долго не пускали в клинику, всё же сумели прорваться, чтобы получить свой лакомый кусочек – сенсацию. Самолёт разбился, а пилот выжил. Эта новость станет самой обсуждаемой на ближайшие несколько месяцев.

И опять этот вопрос.

– Да, произошла авиакатастрофа, я был командиром воздушного судна авиакомпании Deutsch Airlines. У нас отказала система навигации и отсутствовала связь с вышкой. При заходе на посадку перед нами…

– Как вы считаете, кто виноват в этой авиакатастрофе? – перебила меня какая-то женщина в очках. Очередной психолог.

Конечно, виноват я. Я был уверен, что виноват я. Я не просчитал возможные последствия посадки. Я должен был убедиться в том, что на полосу можно сесть. Вот только я никогда не скажу об этом психологам. Потому что иначе они меня не выпустят отсюда до конца моих дней.

– Я не знаю, кто виноват в этой авиакатастрофе, – повторял я снова и снова, – следствие покажет.

– Как вы себя чувствуете? Вы готовы вернуться к работе?

– Конечно, – злобно ответил я, – и вы будете первым пассажиром, который сядет на борт с пилотом-инвалидом.

– Какие прогнозы дают врачи?

– Это вас не касается.

– Вы осознаете, что до конца своей жизни можете остаться в инвалидном кресле?

Я устало закрыл глаза. Я вообще не осознавал, что я инвалид. Я старался об этом не думать. Не думать даже тогда, когда смотрел на свои ноги и не чувствовал, что они у меня есть. Не думать тогда, когда без помощи посторонних я не мог принять душ или удовлетворить другие, низменные потребности.

– Жизнь – очень долгая, и, как вы могли заметить, не всегда идёт по намеченному плану.

И на такие вопросы я отвечал каждый день. Несколько раз меня отправляли на психологическую проверку, проводили психиатрическую экспертизу. Лишь убедившись в том, что я не собираюсь обрывать свою жизнь самостоятельно, меня оставили ненадолго в покое.

На протяжении всего пребывания в стенах больницы я послушно делал то, что мне говорят. Мне нужно было, чтобы меня оттуда выпустили. Я пережил три операции, сотни посетителей, тысячи разговоров, я безумно устал от той суеты, которая окружала меня.

У меня забрали телефон, как вещественное доказательство авиакатастрофы – не знаю, что они хотели там найти. Телефон был разбит, а на сим-карте найти какую-то информацию было нереально. Последним звонком был звонок Кейт. И больше ничего. Я зарыл внутри себя мысли о той, кого я больше никогда не увижу. Сестра тактично обходила эту тему стороной. А связи с кем-либо ещё у меня не было. Быть может, оно и к лучшему. Обсуждать свою личную трагедию я был не готов. Я вообще был не готов к тому, что со мной может такое случиться. Хотя отвечать на вопросы, касающиеся полётов, я по-прежнему был готов. А вот касаться в разговорах своей личной жизни, которая началась, и которую я сам же оборвал – я не хотел.

***

– Марк, сегодня мы выписываем вас домой, дальнейшее пребывание здесь для вас не имеет смысла. Убедительно просим вас через десять дней снова прийти на осмотр, нужно понимать, куда двигаться дальше, и какие шансы к полному восстановлению у вас есть.

– А у меня есть шансы? – я вопросительно посмотрел на врача, который помогал мне сесть в инвалидное кресло.

– Шансы есть у всех, – резонно заметил он, – но оценить, какие именно, мы не можем в настоящий момент. Должно пройти время, Частичное повреждение спинного мозга даёт вам все шансы на то, что вы сможете ходить, но в период острой травмы полноценная диагностика затруднительна. Просьба, набраться терпения и не терять надежды.

Надежда. Не было никакой надежды. Честно говоря, мне было абсолютно всё равно на то, смогу я ходить или нет. Потому что летать я не смогу точно, а, значит, я потерял работу, которая была смыслом моей жизни. Я потерял небо, которое перестало быть мне другом. А ещё я потерял ту, ради которой я был бы готов потерять небо. Но судьба сыграла злую шутку – она отобрала у меня сразу две причины, чтобы жить.

Глава 30. Марк.

Месяц спустя после авиакатастрофы

Возвращаться домой – туда, где повсюду меня окружали самолёты, книги по авиации и прочая атрибутика, связанная с полётами, мне не рекомендовали врачи. С их слов всё в доме будет напоминать мне о том, что случилось. Можно подумать, переехав в другое место, я моментально забуду всё, что произошло и начну танцевать от радости. На руках.

Сестра очень внимательно слушала все рекомендации врачей, записывала необходимую информацию, кому-то звонила, о чём-то договаривалась, чем очень меня раздражала. В итоге, после больницы вместо своего дома я оказался в гостинице Мюнхена на тридцать четвертом этаже с панорамными окнами и шикарным видом. Видом на небо. Странная терапия у этих врачей. Смотреть на сувениры опасно, а находиться на верхних этажах, наблюдая за тем, как самолёты разрезают воздушное пространство – нет.

– Укреплённые окна, – услышал я голос хостесс, – выдерживают вес более шестисот килограмм.

Если бы было не так тоскливо, я бы рассмеялся. Они всерьёз считают, что я решусь спрыгнуть? Их подозрения действовали мне на нервы.

– Марк, когда тебе что-то понадобится, с чем ты не сможешь справиться, – здесь есть кнопка вызова помощника. Она есть в каждом помещении. Пока я буду жить с тобой, потому что тебя нельзя оставлять одного, но потом мне придётся вернуться к работе.

– Мне нужен мой телефон, – проигнорировал я её слова, – где он?

– Твой телефон разбился, ты же знаешь, что…

– Значит, мне нужен другой телефон.

– Врачи сказали, что пока не рекомендуют тебе общение с теми, кто…

– Мне плевать, что они рекомендуют! – повысил я голос, – я должен позвонить.

– Кому, Марк? – тихо спросила сестра, – ей?

Кому «ей» – я не стал уточнять. Потому что было и так понятно. Мне нужно было набрать номер, услышать, что её телефон выключен. Я должен был убедиться лично, что её больше нет. Сделать себе ещё больнее, чем было.

– Неважно, кому. Я должен позвонить.

– Марк, Кейт погибла. – сестра взяла меня за руки, которые я быстро от неё убрал, отвернувшись к окну.

– Мне нужен телефон.

– Ты слышишь меня вообще? Врачи не рекоме…

– А ты меня слышишь? Мне плевать на их рекомендации. И, если ты не дашь мне телефон, то я…

– То ты что?

Я устало закрыл глаза. Действительно, я что? Я не могу выйти в магазин, я не знаю, где сестра спрятала сим-карту, которую я теперь не мог искать в силу своих ограниченных возможностей. Я не помнил наизусть всех нужных мне номеров. Меня словно заперли в клетке, как дикого зверя. Мне не было дозволено видеться ни с кем, с кем я общался до трагедии. Я даже не мог связаться с Томом! Конечно, он не тот, с кем я бы хотел говорить, но всё же он был некой ниточкой, звеном…к той жизни, которая у меня была ещё совсем недавно.