Подари мне небо

– Хорошо, когда мне вернут телефон?

– Когда поймут, что с тобой всё в порядке.

– Это шутка такая? – я вопросительно поднял брови.

– Я имею в виду не физическое здоровье.

– Уйди, пожалуйста, – попросил я Лею, – я не могу тебя слушать.

– Марк, я хочу помочь. А чтобы помочь, я должна делать всё то, что мне сказали в клинике. Ты пережил авиакатастрофу, понимаешь? Ты выжил, и имеешь все шансы на то, чтобы снова стать…

– Полноценным? – подсказал я. – Или кем стать? Вторым пилотом? Бортпроводником?

– Чтобы стать тем, кем ты был до трагедии, – выкрутилась Лея, – завтра к тебе придёт врач и психолог из клиники, – и вышла, оставив меня одного.

Наконец-то тишина. Вопреки всему она не давила, не мучила – она расслабляла.

Мне был очень нужен телефон. Я потерялся во времени, в ощущениях, в чувствах.

Мне необходимо было связаться хотя бы с Томом. Как бы я к нему не относился, я понимал, что его за этот месяц трясли так, как никого другого. Разбился самолёт его авиакомпании. Погибли члены экипажа. Погиб Леманн, второй пилот, который подавал большие надежды.

Погибла Кейт. Том однажды потерял её сестру, теперь он потерял ещё и подругу.

Я потерял женщину, которую любил. Я был в таком же положении, как и Том четыре года назад. Я очень хотел с ним поговорить, я понимал, что он сейчас единственный, кто меня понимает. Но мне закрыли связь с внешним миром, посчитав, что я сейчас психически не стабилен. Всем своим видом я пытался доказать обратное. Я не бил посуду, не кричал, не дрался с врачами. Я держал все эмоции в себе. Я не понимал, почему я выжил, а они нет. Я был относительно цел, за исключением травмы позвоночника и сотрясения. Как вообще это возможно? Как может самолёт унести жизни всех, кроме одного? Если бы кто-то спросил меня сейчас, что я чувствую, то я ответил бы, что разочарование. Я должен был погибнуть со всеми. Как капитан тонущего судна, я должен был попытаться спасти тех, кто был на борту. А в итоге я спасся сам.

– Марк, ты там? – спросила меня Лея из-за двери.

– Нет, я вышел поиграть в футбол, – съязвил я, – если ты будешь каждый час проверять, в порядке ли я, то я запру дверь изнутри и специально буду молчать.

– Не запрёшь, – ответила она, входя внутрь, – у меня есть ключ, – она помахала карточкой у меня перед носом, – я заказала ужин.

– Я не голоден.

– Налить тебе вина?

– Мне нельзя.

– Тогда сок?

– Спасибо, но я сам могу налить себе сок. Если ты не заметила, то у меня не работают только ноги, а всё остальное в относительном порядке.

– Кроме твоей психики.

– Да в порядке всё с моей психикой! – закричал я.– Оставь меня в покое! Что вы все от меня хотите? Чтобы я рыдал? Проклинал жизнь? Чтобы я стучал по стенам? Рвал на груди футболку? Или, чтобы я через месяц, после того как чудом выжил, побежал…покатился в ночной клуб в инвалидном кресле? Что я должен делать, чтобы вы убедились в том, что я психически здоров?

– Вот сейчас я готова поверить тебе, что ты психически здоров, – села она на кровать, – наконец-то я вижу эмоции. Марк, чувствовать – это нормально. Ненормально говорить, что всё хорошо.

– А я не знаю, хорошо мне или плохо, – вымученно сказал я, – Лея, я не хочу находиться в этом отеле, я хочу домой. Я хочу видеть тех, кого видел до катастрофы. Я хочу понять, что произошло.

– Я виделась с твоим руководителем. Том, да? Он передал мне папку для тебя. Сказал, что в этой папке ответы на все твои вопросы. Я положу её на стол. Откроешь, когда будешь готов.

Я был уверен, что уже готов, но нет. Пока нет. Если я пойму, что в случившемся виноват я, а у меня не было сомнений в этом, потому что я обязан был просчитать негативные последствия, то тогда… я ещё не решил, что будет тогда. Но точно ничего хорошего. А если виноват не я, то это ещё хуже.

***

Каждый день казался мучительно бесконечным. Я не привык жить такой жизнью. Я не мог и не хотел привыкать к тому, что могу лишь сидеть и смотреть в окно. Ни работы, ни общения, ничего! Не знаю, какое отношение моё нахождение в четырёх стенах имело к терапии – мне становилось только хуже. Я не чувствовал себя одиноким, нет. Скорее, напротив. Сестра постоянно крутилась возле меня, каждый день приводила мне каких-то людей, врачей, специалистов. С кем-то я общался, кого-то выгонял, даже не пытаясь выслушать. Я был на повторном приёме у врача, который сказал, что у меня всё замечательно, и есть все шансы к тому, что я смогу ходить. В его устах это звучало, как издёвка. Как может быть всё замечательно? Неужели они реально не понимали, что произошло? Я столько лет был связан с авиацией, я знал, как болезненно относится мир к авиакатастрофам. Но сейчас у меня складывалось ощущение, что я просто упал с лестницы, и все меня утешают, пытаясь убедить, что всё будет хорошо.

Последней каплей для меня стал приход некой Софии, которую я выгнал, даже не выслушав. Я понимал, что сестра хочет мне помочь, что она делает это теми способами, которые для неё близки. Но единственное, чего я хотел – это выйти из этого отеля – на своих ногах, на руках, в кресле – неважно, каким путём. Но за окном был шторм, и идти мне было некуда. У меня не было даже ключа от дома, его забрали. Забрали точно так же, как забрали мою прошлую жизнь. Но я твердо решил, что я их верну. И ключи, и жизнь. Окно, которое должно было выдерживать вес взрослых людей и спасти меня от попытки самоубийства, распахнулось от сильного ветра. Я поёжился от холодного ветра. Сто двадцать восемь человек и один выживший среди них. Почему? Возможно, есть ответ на мой вопрос. Я посмотрел на папку, которую передала мне сестра. Том, очевидно, понимал, что сидя в неведении, я, если не сойду с ума сам, то сведу с ума окружающих. Я не сомневался в том, что содержимое папки перетряхивалось и Леей, и какими-нибудь специалистами. А потому рассчитывать на то, что там будет что-то, кроме официальной информации, я не мог.

Папка была довольно тонкой и лёгкой, но в руках она лежала тяжёлым грузом. Грузом, который то ли тянул меня на дно, то ли был якорем, предназначенным для того, чтобы выбраться с этого дна. Открыв папку, я принялся читать.

Глава 31. Марк.

Несколько дней спустя

После того, как я получил информацию о том, что самолёт, на котором я летел в Москву, был неисправен, прошло шесть дней. По официальным данным, которые передали Тому, борт, на который нас пересадили, не был проверен техниками. Визуальный осмотр мы, конечно, проводили, но рентгеновского зрения не было ни у меня, ни у Леманна. Причиной гибели ста двадцати семи пассажиров была не моя ошибка. Официально – не моя. Должно было стать легче, но не стало. Не стало, потому что я каждый час прокручивал в голове произошедшее, думая о том, что даже несмотря на полное отсутствие навигации и связи, самолёт можно было посадить без жертв. Если бы слаженно работали диспетчеры, если б я смог подать хоть какой-то сигнал, если бы…если бы. Очень много «если», которые могли бы спасти жизнь тем, кого уже нет. Могли спасти жизнь ей. Но время вспять не повернуть, и ошибки прошлого не исправить. Я снова достал папку, которую недавно затолкал подальше, не желая больше внедряться в причины происшествия. Нужно было кое-что проверить. Открыв её снова, я увидел, как из папки выпал маленький листочек, которого я не видел раньше. Листочек, который как будто кто-то впопыхах вырвал из блокнота или тетради. На листочке было всего три слова. «Ты не виноват». Что за чертовщина? Откуда взялся этот листок, чей это почерк? Он был мне незнаком. Это не почерк сестры, не почерк Тома. Но чей? Кейт? Нет, что за глупость. Она погибла. Нужно было прекращать думать о том, что она жива. Но тогда кто…? Впервые за всё время после авиакатастрофы, у меня появилась какая-то цель. Не добраться из одной комнаты в другую, не задев при этом колёсами своего кресла стены. Не попытаться самостоятельно перебраться из кровати в кресло или сходить в туалет. Цель, которая вернула желание что-то делать. Я знал, с чего нужно начать. Но для этого мне нужно было обмануть сестру, которая, слава Богу, последние дни не так пристально за мной следила.

– Лея! – позвал я её, – зайди, пожалуйста, ко мне.

– Что случилось? – быстро вбежала сестра, – ты упал?

– Да, недавно с самолёта, – усмехнулся я.

– Марк, это не смешно, – она поёжилась, – перестань так шутить.

– К сожалению, это и не шутка, но я позвал тебя не за этим.

– Снова попросишь телефон?

– А ты готова мне его отдать?

– Нет, но…

– …но, когда мне станет лучше, и исполнится девяносто лет, ты обязательно пойдёшь мне навстречу. Я хочу поужинать вне стен этого отеля. С тобой, с врачами, с кем угодно. Но не здесь.

– Марк, там холодно, и я пока не знаю, как добраться…

– У меня есть тёплая куртка, – перебил я её, – а для инвалидов, насколько мне известно, существуют специальные лестницы и так далее.

– Зачем тебе ужин?

– Чтобы не умереть с голоду? – предположил я.

– Я не в глобальном смысле, зачем тебе ужин вне дома?

– Лея, я сижу взаперти почти два месяца. Я устал. Ваша терапия, наверное, оказывает нужный эффект, я не выпрыгнул из окна, не утопился в ванной. Но пришло время вернуть мне мою жизнь.