Подгоряне
Шрифт:
корову, смазывать вымя буренки ее же свежим, теплым еще "блином", чтобы не
лез под коровье брюхо теленок и не выдаивал молоко. Время, которое я раньше
тратил на то, чтобы прогонять теленка, теперь я мог использовать для игры с
товарищами, такими же пастушонками. Вымя же потом тщательно обмывалось
мамой, и молоко было чистым. А что же получается тут, на этом странном
комплексе? Выходит так, что свинья поедает свое же, простите, дерьмо и
наращивает мясо, а мы, люди, должны таким мясом харчиться?..
об этом, меня аж передернуло: фу! Черт бы их- всех побрал с их закрытым
циклом! Лучше бы мне не знать, откуда берут свинину для своих шашлыков все
эти лесные ресторанчики и эти мельничные убежища гайдуков.
3
К вящей моей радости, Шеремет не остался, чтобы вместе с французскими
гурманами отведать мясца, произведенного в "закрытом цикле" сказочного
комплекса. Но секретарь в отличие от меня был в прекрасном расположении
духа. Чтобы выведать мое отношение к увиденному и услышанному, спросил:
– Ну как, академик?.. Что скажешь? Видал где-нибудь еще такое?
– Честно?
– Ну разумеется.
– Если, Алексей Иосифович, вы свозите меня еще на один такой комплекс,
я завтра же переметнусь в магометанскую веру!
– Ну, это ты зря, голубчик! Это у тебя, похоже, от матери. Екатерина
Федоровна утверждает, что не то плохо, что входит в человека, а то, что из
него выходит!..
У Шеремета была отличная память. Но он и ей, как известно, не доверял,
следуя ленинскому завету - самый плохой карандаш лучше самой хорошей памяти.
Алексей Иосифович всегда имел при себе записную книжку. Со временем у него
накопилось их множество. В одной из них можно было бы отыскать л приведенные
Шереметом сейчас слова моей матери. Однако, говоря гак, моя мать имела в
виду совершенно иное - адресовала свои слова разным богохульникам и
матерщинникам, извергающим сквернословия.
Директор пригласил было своих гостей отправиться внутрь комплекса, но
те вежливо отказались: видно, им не улыбалась перспектива еще одного
стриптиза, то есть раздевания и одевания. Быстренько распрощавшись с
хозяином невиданного предприятия, они устремились к машинам. У ворот
задержались, чтобы поблагодарить Алексея Иосифовича за объяснения. От
предложенной свиной отбивной тоже отказались, причем еще вежливее. А вот
кружечку вина с удовольствием опрокинули в себя "на посошок"... Им, судя по
всему, понравился обычай, взятый на вооружение в самые последние годы:
выпивать этот самый "посошок" у радиатора или багажника машины. В некоторых
местах так и говорили: "Выпьем у радиатора!" Это и была казачья стременная,
переделанная на современный, машинный, лад.
Если в гостиничных номерах, сидя у телевизоров, французы предпочитали
красные и черные вина, то тут, у радиатора,
с превеликим удовольствиемвливали в себя белое, холодное, как лед, вино. Оно было как нельзя кстати в
жаркий июньский полдень. А жара была страшнейшая. От нее страдали все, но в
особенности переводчица-москвичка. Улучив паузу, когда не надо было
переводить, она убегала в тень, под какое-нибудь дерево или под стену
здания, где и обмахивалась, словно веером, сложенной вчетверо газетой. Пот
покрывал все ее раскрасневшееся лицо, и особенно заметны были бисеринки пота
на ее верхней губке, покрытой нежным пушком. Молодая женщина наслаждалась,
получив маленькую эту передышку.
Всему, однако, приходит конец. Гости отправлялись дальше по своему
маршруту. И поскольку комплекс находился на границе с другим районом, нам не
было необходимости провожать их куда-то еще. Передали другим хозяевам прямо
на месте, из рук в руки. Как всегда бывает в таких случаях, гости
опаздывали: в этот час они должны были бы находиться уже в промышленном саду
на берегу Днестра, там их ждали. Представители соседнего района тревожно
переглядывались, делали какие-то знаки переводчице, сопровождающему.
Завершив церемонию "посошка у радиатора", проводив глазами гостей,
помахав им на прощание, Алексей Иосифович основательно уселся за руль своего
автомобиля. С видимым облегчением радостно возгласил:
– Ну, Саврасушка, трогай!.. Слава богу, уехали! Истинно сказано: не
бойся гостя сидячего, а бойся гостя стоячего!.. Нас с тобою, Тоадер, ждет
уха у генерала!..
Самый цивильный человек на свете, Шеремет наконец-то подружился с
генералом, с настоящим, а не свадебно-чеховским! Его острый гастрит, который
все время находился на грани перехода в язву (а может быть, уже и перешел в
нее), часто заставлял корчиться от боли, лишь несколько глотков- чистого
спирта малость приглушали эту боль. Генерал, с которым сошелся секретарь
райкома, страдал тем же недугом, и общая беда переносилась немного полегче,
как бы поделенная пополам. Отставной генерал облюбовал себе местечко возле
пруда, который одним своим берегом вдавался в чащу леса, а сам пруд чуть ли
не весь тонул в зарослях камыша и осоки. Таких прудов и озер было много в
Шереметовом царстве-государстве, так же как и в царстве Берендеевом.
Каларашский район холмистый, с резкими перепадами, балками и оврагами, так
что воде было где задержаться и выбор у генерала был большой. Из всех прудов
он отдал предпочтение этому. Помимо воды тут к твоим услугам и лес с его
свежестью, запахами листвы и сушняком для разведения костра и варки ухи.
Алексей Иосифович подробно рассказал мне, откуда пришла к нему эта
дружеская связь с генералом.