Подвиг

— Давайте!

Нордековъ подалъ ему отрзокъ игральной карты съ кривымъ завиткомъ. Незнакомецъ сличилъ его съ достаннымъ имъ изъ кармана другимъ отрзкомъ карты, облегченно вздохнулъ и сказалъ:

— Пойдемте вмст. Только не въ ногу. Вы идите своимъ шагомъ … Я пойду частымъ. И пока молчите.

Такъ прошли они долго, избгая большихъ улицъ, и вышли, наконецъ, на набережную Невы. У гранитной скамьи на полукругломъ выступ, гд никого не было и вообще мсто было тихое незнакомецъ предложилъ Нордекову ссть.

— Не устали? Мы то привыкли ходить. Бгунами сдлались. Ничего что на камн? … Говорятъ не хорошо, да мсто за то тихое. И мильтонъ далеко.

Передъ ними были запущенныя зданiя большихъ дворцовъ. Сзади тихо плескала Нева. Свжiй втерокъ набгалъ съ моря. Чмъ то роднымъ и милымъ вяло отъ него Нордекову. Вдали немолчно шумлъ и греготалъ городъ … Родной городъ Санктъ-Петербургъ, или хужой — Ленинградъ?

XIII

— Ну что, посмотрли нашу столицу? … Прекрасную нашу Сверную Пальмиру, — началъ незнакомецъ. — Уже маленькаго, поверхностнаго взгляда достаточно, — вы вдь не интуристъ, — сами Петербуржецъ, такъ поймете что это такое! … Сумасшедшiй домъ! … Въ немъ еще кое-гд бродятъ призраки … Тни прошлаго … Ихъ мало … Этого прошлаго, какъ огня боятся … Его — не было. Понимаете, ни Николая Второго, ни Александровъ, ни Екатерины какъ бы не существовало. Они только Петра I кое какъ допускаютъ. Они его революцiонеромъ считаютъ, тоже въ род какъ бы большевикомъ. А впрочемъ вообще то у нихъ исторiя съ «октября» начинается. «Рысыфысыры», а потомъ эти самые совты. Больше ничего. Какъ поется у насъ: — «во и во, ну и больше ничево» … Такъ имъ старики то эти самые вотъ какъ еще опасны. Они помнятъ, а помнить теперь запрещено. У насъ — молодежь. Она ничего не знаетъ, ничего не видала. Т, кому было три года, когда пришла эта самая совтская власть. Вотъ эти то и есть самые ихъ горячiе поклонники. Что они видали? Они, какъ прозрли — увидали себя въ совтской школ второй ступени, Они учились въ холодныхъ классахъ, гд замерзали чернила, учились безъ пособiй, учебниковъ, безъ тетрадей, часто безъ карандашей. Въ молодые годы я бывалъ въ Кита. Я видалъ тамъ такiя же школы. Голодные китайчата въ холодной фанз хоромъ повторяли за учителемъ какiя то фразы … Такъ вотъ тогда это въ Кита было нормально и никого не удивляло. Здсь это удивляетъ только насъ, старыхъ людей, — молодымъ это такъ же нормально, какъ китайцамъ нормальной казалась ихъ холодная школа. Потомъ Вуз'ы … Голодное и холодное существованiе въ уплотненныхъ квартирахъ, или еще того хуже въ общежитiяхъ. Это, гражданинъ, каторга. Принудительно жить въ тснот, валяться на однихъ постеляхъ съ людьми, съ которыми ничего общаго не имешь — это же, повторяю, самая жестокая каторга. Притомъ самая лютая классовая ненависть между ними. Молодые люди и двушки живутъ вмст, любовь, ревность, страсть выкинуты изъ ихъ обихода — буржуазные предразсудки! … Одинъ «актъ», или, какъ съ жестокимъ остроумiемъ, съ каторжнымъ остроумiемъ, сказалъ нашъ совтскiй писатель: — «стаканъ воды» … Адъ!

— Какъ должны въ этомъ аду ненавидть большевиковъ, — сказалъ тихимъ голосомъ Нордековъ.

— Вы думаете? — незнакомецъ прищурилъ глаза и острымъ, непрiятнымъ взглядомъ посмотрлъ на Нордекова. — У васъ сигареты наврно имются? … Поди еще и съ заграничнымъ табачкомъ … Угостите по прiятельски. А то мн эти наши «Тракторы», «Совты» да «Пушки» 25 штукъ — сорокъ копекъ до тошноты надоли. Только горло дерутъ … А когда то славились табакомъ, между прочимъ … Богдановскiя, Месаксуди … Да было! Было же!

Онъ долго и со вкусомъ раскуривалъ предложенную Нордековымъ папиросу, потомъ продолжалъ съ жуткимъ спокойствiемъ, такъ не отвчавшимъ смыслу его рчи.

— Ненавидятъ всякую власть. И чмъ благородне, выше, доступне, скажемъ — красиве она, — тмъ боле лютой ненавистью ее ненавидятъ. Нашего прекраснаго Государя Императора, которому клялись въ «безпредльной преданности», котораго «обожали» — умли еще и какъ! ненавидть … Охотились за нимъ.

— Особые люди. He т, кто обожалъ его.

— Нтъ, гражданинъ, т же самые люди. Потому что онъ — власть! Потому что онъ — Государь … Вотъ поэтому онъ слишкомъ двсти лтъ взятъ подъ подозрнiе и облпленъ самою гнусною клеветой … Что, — вскрикнулъ незнакомецъ, — точно боялся, что Нордековъ возразитъ ему, — неправда?! … Кто всякiя гнусности писалъ и съ кафедры говорилъ про Домъ Романовыхъ? … Профессора, историки, публицисты, адвокаты … Эти «безпредльно преданные» благоговли передъ Герценомъ, Крапоткинымъ, Чернышевскимъ … Самые лучшiе наши поэты и писатели не прочь были изъ подъ полы написать гадкiе стишки, сказать гнусность! … А вдь ядъ то ея остается. Сто съ лишнимъ лтъ благоговли передъ мужикомъ, ходили въ народъ … На демократiю молились. Соцiализмомъ смнили христiанство. Вспахали и удобрили ниву и бросили въ нее смена. Теперь — собирайте урожай … Наша молодежь свою совтскую власть обожаетъ. Тоже — «безпредльно ей предана». Молодежь воспитана въ слпот и она слпа. Что говорить слпорожденному о красот природы и объ игр красокъ на солнечномъ луч — онъ не пойметъ вашихъ восторговъ …

Незнакомецъ притушилъ папиросу о гранитный парапетъ набережной и посл нкотораго молчанiя тихо и очень сердечно сказалъ:

— Вы присланы, чтобы поднять здсь возстанiе … Вывести народъ на улицу …

Нордековъ не отвчалъ.

— Я понимаю ваше молчанiе … Цню его … И крестъ Братскiй вы на мн видали … За этотъ крестъ, если найдутъ — разстрливаютъ … И отрзокъ карты я вамъ предъявилъ и все со мною вышло, какъ вамъ сказали тамъ, гд дали явку на меня, а вы все не врите. Правильно … Что жъ и я бы такъ же поступилъ … Здсь самому себ иной разъ не вришь … А вдругъ встанешь, да и пойдешь самъ на себя доносить, потому что надостъ скрываться.

— Нтъ, помилуйте … Отчего же, — какъ то смущенно заговорилъ Нордековъ. — Но, согласитесь, вашъ вопросъ … Здсь … Меня прямо огорошилъ …

— Ахъ да … Мильтонъ недалеко … И Гороховая, не за горами … А гд же говорить то? … Возстанiе? … Вы хотите заставить потечь рку снова по тому же руслу. Студенты, массовки … Рабочiе, митинги! … Армiя, безпорядки … И надъ всмъ, какъ руководитель — интеллигенцiя! … Либералы, народовольцы, нигилисты, соцiалисты, большевики! … Н-да … Задача. Прежде всего интеллигенцiи — нтъ … Была, да вся вышла. Выведена въ расходъ … Съ «блой» армiей ушла заграницу, убита, забита, загнана въ тартарары. А кто остался изъ этихъ «соцiалистовъ», пошелъ съ ними. И какъ было ему не пойдти? Онъ воспитывался въ ненависти и презрнiи къ религiи — большевики ему дали воинствующее безбожiе. Онъ ненавидлъ Императорскую власть — ему преподнесли такую ненависть, какая ему и не снилась въ самыя злыя минуты его жизни. Онъ презиралъ и не любилъ Россiю, ну такъ вотъ ея нтъ, вы понимаете, это выдумать надо: — нтъ Россiи! … Слышите, ни Россiи, ни Русскихъ нтъ, есть — Совты и есть совтскiе … Какъ же этимъ то такую власть не обожать? У насъ не только совтскiй патрiотизмъ, у насъ самый махровый совтскiй шовинизмъ …

— А кровь? … Какъ же они, въ большинств Толстовцы и непротивленцы, переварили всю большевицкую кровь, — сказалъ съ убдительною силою Нордековъ.

— Ахъ, кровь?… Но ему давно вдолбили въ голову, что при Царскомъ правительств въ сто разъ было больше крови, разстрловъ, пытокъ, казней и мученiй, въ сто разъ больше крови лилось. Открыли архивы и доказали, понимаете, доказали, что это такъ … He забудьте, что тутъ такая ложь, такая клевета, какой и самъ чортъ не придумаетъ. И голодъ и нищета при «Царизм«были въ сто разъ хуже! … Попробуйте сказать, что это неправда. Кто скажетъ? … Все боится, все «безпредльно предано» … Въ прежнее время все начиналось со студента. Кажется это въ «Бсахъ» я читалъ, какъ «отъ Москвы и до Ташкента вся Россiя ждетъ студента». Вы были студентомъ?

— He имлъ такой чести.

— Значитъ изъ юнкеровъ, военщина … Ну, можетъ быть, слыхали и вы. Тогда … Землячества и сходки … Стаканы съ чаемъ и съ пивомъ. Стриженыя курсистки, теперь этимъ не удивишь никого, а тогда стриженая двка была пугало … И псни … Чего чего только не пли мы. И «Дубинушку», и «Солнце всходитъ и заходитъ», «Нагаечку», «Варшавянку» и про Байкалъ и этотъ самый «Интернацiоналъ», будь онъ трижды проклятъ, орали съ дикимъ восторгомъ. «Вставай проклятьемъ заклеймленный» … Въ облакахъ сквернаго табачнаго дыма, въ запах пива и водки и это звучало прямо великолпно. И представьте ни мало не боялись дворниковъ, и «шпиковъ». Mope по колно … Устраивали сходки въ стнахъ самого университета. Университетъ автономенъ! Подъ прикрытiемъ ректоровъ, профессоровъ и декановъ разводили такую революцiю, что дальше идти некуда … И уже разв слишкомъ разоремся: — «долой самодержавiе», придетъ полицiя и мирно заберетъ всхъ въ манежъ для разборки … Ну вышлютъ кого въ мста не столь отдаленныя, такъ вдь за то — какiе герои! … Вотъ эти то студенты, наэлектризованные сходками, массовками, рчами и пснями шли на фабрики и вели рабочiя толпы на улицы … Такъ вотъ этого студента больше нтъ. Который былъ, того угробили. Вмсто него — Вуз'овецъ …

Нордековъ слушалъ и думалъ, что все это онъ зналъ и раньше изъ лекцiй Ястребова и Субботина, все это онъ читалъ и въ эмигрантскихъ газетахъ, но какъ то совсмъ это по иному звучало здсь, на набережной Невы, когда только что онъ своими глазами видалъ и говорилъ съ этимъ самымъ Вуз'овцемъ. Все было значительне и грозне. Онъ волновался предстоящей ему задачей, онъ не зналъ, какъ ему къ ней приступить, онъ ожидалъ, что тотъ, кто долженъ посвятить его въ работу его ободритъ, а онъ, вонъ какiя рчи заговорилъ!

Незнакомецъ продолжалъ, понизивъ голосъ.

— Вотъ мы съ вами, по костюму и по всему, — ну пролетарiи, а, можетъ быть, просто лишенцы какiе нибудь, чтобы поговорить должны сидть на вольномъ воздух, ибо въ домахъ стны слышатъ и стны доносятъ, а какъ же хотите, чтобы они то собрали такую массовку, такую сходку, какiя собирались при «проклятомъ Царизм«подъ жесточайшимъ полицейскимъ гне-томъ? И мы говоримъ съ вами и боимся, боимся, боимся, а вдругъ какой нибудь проклятый ершъ въ Нев да слушаетъ наши заговорныя рчи и поплыветъ и донесетъ. Такъ какъ же вы хотите, чтобы совтскiй то Вуз'овецъ устроилъ собесдованiе, ну хоть съ вами? … Гд? …