Поэзия социалистических стран Европы
Шрифт:
СМЯТЕНЬЕ
Мне говорили, когда не убили меня на войне, что везенье чертовское выпало мне, а на этой войне убили отца моего и брата, а мне, когда повели, тряпкой заткнули глотку, чтоб замолчала, в голос не закричала. Изо всех углов одиночки глазели клопы-шпионы, и днем, и ночью бессонной сползаясь ко мне во тьме, и плели пауки паутину слов, как смерть, монотонных, и звучали женские стоны в коридорном аду бетонном, и родился у мертвой женщины живой ребенок в тюрьме. Моя мама тридцать ночей после всего случившегося просидела, тупо таращась на дверь - меня ожидая, а на тридцать первое утро отпустили ее в числе излечившихся, потому что она на охрану не лаяла, как прочие бабы в этом содоме. Моя мама была в сумасшедшем доме. Люди, одни только люди, от смерти могли спасти, люди успели выкопать мою маму еще живой, и запах смерти навеки остался у ней во плоти,- она все хотела повеситься на сливе, такой молодой, которой бог знает когда суждено расцвести. Я и ныне тот мрак
И СЕРБИЯ ПЕРЕМЕНИЛАСЬ…
И Сербия переменилась, но сливы, но старые сливы по-прежнему живы. Она плодородна, чиста, благородна, и помыслы Сербии трудолюбивы. Плавные нивы… зеленые травы со дна поднялись над военными рвами. Черные галки умолкли – и правы. И полотнам болот спится в плотном бурьяне. И птичьи гнезда не только птицам нужны сегодня, дыша соблазном в лицо дошкольникам бронзолицым, в глаза дошкольницам сероглазым. О, сербские сливы, о, белые шествия, мне дали возможность счастливые силы на вас наглядеться, лелея и пестуя новую жизнь и старые сливы. С веток свисают белые росы, руку подставишь – капелька брызнет, лезет из кожицы зернышко проса, и крик его слышится – хочется жизни, ходит младенец – ноженьки босы, снег расцветает – вплетается в косы, с веток свисают белые росы, у белого света – так много света! ЛЮБЛЮ
Люблю говор вод, неумолчный, вечный, и чистых источников лепетанье, и белых садов убор подвенечный, и сливовых синих ветвей бормотанье. Если ж со злобой придет кто-либо и чистый родник превратится в омут, стану я твердой, суровой глыбой, под коей кости прадедов стонут. Губители жизни раздуют пламя,- в их бойне я не приму участья. Хочу под сливовыми ветвями детей обучать науке счастья. СТЕВАН РАИЧКОВИЧ
КРУГ НЕЖНОСТИ
Немного надо нам: цветок В глаза заглянет, как живой И словно тысячи дорог Открылись вдруг перед тобой. И жизнь приветлива опять, И возрождается любовь В твоей душе, как благодать, И грубый камень ожил вновь И снова кажется, что зло Ничтожно, потому что есть Добра огромное число, Оно во всем, его не счесть. И лишь добру благодаря Блестят, прекрасны и нежны, Глаза, как синие моря, И звезды в них отражены. И я, который до сих пор Был тише всех земных гостей Вдруг обнимаю весь простор Душой разросшейся своей. И жить иначе не могу, Мстить не могу и помнить зло. Спасибо малому цветку: Так вдруг от сердца отлегло. ДАЛЕКОЕ
Есть ветер такой что волос не растреплет Не шевельнет даже листьев А просто вдруг налетит неизвестно откуда И заставит подумать внезапно Прошелестев на рассвете: Что-то от нас далекое Существует на свете. НЕ ЗАКОНЧЕНО
Все думаю: не закончено. Что-то еще родится, когда вылезает трава. Будет еще синева С первым небом весенним - Та, что всему улыбнется И отразится в воде. Все думаю: не закончено. Не могут цветы отцвести, пока существуют глаза Которые нас встречают, Как две росистых ромашки, И долго потом еще, долго Мы счастливы светом их. Все думаю: не закончено. И хочется мне вглядеться в конечную форму всего И хочется убедиться, Что все однажды пойму я, Пойму когда-то однажды С какого-нибудь холма… СПЯЩИЕ
Тихо иди – ночью улице спится. Не разбуди этой сказочной глуби. Кто ж виноват, Если в груди твоей прячется птица? Только притронься рукою - Слышишь, стучит, словно дятел в дуплистом дубе. Улица спит, погруженная в зыбкую дымку. Люди во сне как растения под водою. Кто ж виноват, Если тайком натянул ты струну-невидимку Для одного небывалого звука, Чтобы в сердца он проник силою молодою? Тихо пройди – ночью улице спится. Не разбуди и во мраке исчезни. Кто ж виноват, Если в груди твоей прячется птица? Может быть, спящие бродят неслышно В том же краю,
где твоя рождается песня. ДВЕРИ В НОЧЬ ОТВОРИ
Двери в ночь отвори пусть укроются ветви деревьев густые Пусть войдут полевые цветы в эти вазы пустые Двери в ночь отвори кто-то ждет в этой темной дубраве Он слова тебе самые горькие скажет он вправе Двери в ночь отвори эти стены сломай что к тебе не пускали Горький мир в темноте он все ждет чтоб его приласкали. СПАСИБО СОЛНЦУ, ЗЕМЛЕ, ТРАВЕ…
Солнцу яркому спасибо, Ветру, воздуху, траве, Слову точному спасибо И небесной синеве. Сердцу, бьющему тревогу, Ведь за всех оно болит, И листве, что на дорогу Тень бросает и шумит. Этой глупой и садовой, Бестолковой голове, О, спасибо вечно новой Жизни, воздуху, траве. ЗЛАТИБОРСКИЕ СТИХИ
Нам небо было синим утешеньем, Мой вздох с твоим соседствовал дыханьем, Как сосны, говорящие движеньем Ветвей, так обходились мы молчаньем. Наверное, так спрашивает камень (беззвучно, до неслышимости тихо), Наверное, под ветром временами Так говорят пшеница и гречиха. Как будто мы на острове остались И жили в одиночестве уютном, И тихие деревья объяснялись В любви нам слогом сбивчивым и смутным. Пространство к нам дневное подходило, А ночью небо звездное сверкало, И, как река, травинку теребила Рука и, уставая, затекала. К нам шелковые травы прижимались, И сверху нас разглядывали птицы. Твои глаза зелеными казались Озерами, и травами – ресницы. А в небе облака напоминали Камней и скал подводных очертанья, Твои колени, руки разливали Мерцанье днем, а в полночи – сиянье. Полнее в жизни не было забвенья, Земля и небо были как два моря, И виделись нам горы в отдаленье, И челн любви взлетал, с волнами споря. Казалось нам, что смерти не бывает В такую ночь, любовь же вечно длится. Две веточки, о, кто нам помешает, Как в омуте, всю ночь, весь день кружиться! ВОЗВРАЩЕНИЕ К СВОИМ ДВЕРЯМ
Возвращаюсь по улице поздней порой к своим черным дверям. И пуста моя улица, как обмелевший канал. Иногда возвращаюсь, как лодка, летя по волнам. А сейчас возвращаюсь, как будто я сам – этот вал. Где взять песню, которую спел бы я ночью такой? Настоящую песню, реальную, как этот клен? Дай мне песню, которую можно потрогать рукой Так, как можно коснуться рукой зеленеющих крон. Вдоль всей улицы молча уснувшие встали дома. Дай мне песню, реальней моих замерзающих рук. Поднял руку. О ночь, помоги мне, ты видишь сама, Как рука моя тянется вверх, преврати ее в звук! Со стены смотрит маска лепная, слепые глаза. Я всегда каменею под взглядом невидящих этих очей. Дай мне слово, вместительное, как твои небеса, Чтобы в страшное ухо лепное сказать что-нибудь пострашней! Где ты, песня? На помощь! Со мной этой ночью побудь. Приплыви из лесов, из пустынь, из бамбуковых рощ. Тех, кто спит, разбуди, раскачай, не давай им уснуть. Словно колокол бронзовый, бей и гуди во всю мощь! А не хочешь греметь – еле слышно во тьме шелести, Словно вьющийся плющ или капли в притихшем дожде. Возвращаюсь домой. О, как долго еще мне идти. Словно двери мои в черном небе, на дальней звезде. ЛЮДИ ПРОСЫПАЮТСЯ БЕЗ ОРУЖИЯ
Люди входят в дома. Открывают коробочку памяти. И затворяют окна. Затем они некоторое время украдкой смотрят сквозь занавеску на улицу, на раскачивающийся круг от фонаря на асфальте. За рекою в свои глинобитные хижины люди входят, слегка пригнувшись, и слушают, как у них над головою ветер шуршит по крыше из камыша. На вытоптанной траве, между городом и поселком с засекреченными названьями, солдаты оставляют свои винтовки и входят в палатки, наклоняя при этом головы, словно кланяются кому-то. В эту пору птицы притворяются листьями, змеи прикидываются узором на коре деревьев, воды и рыбы - все отходят ко сну, и ветер улегся на склоне горы, очертанья которой неразличимы… Но вновь на рассвете оживают у каждого прерванные воспоминанья на том же месте, и звезды всем возвещают, что вновь начинаются метаморфозы, и за кулисами тихо меняются роли - снова птицы становятся птицами, и змеи повертываются каждая к своему цветку, а каждый цветок поворачивается к своему солнцу, и становится сразу понятным, что это – воздух, а это – гора, и ветер от нее отделился и сделал свой первый шаг. В эту пору повсюду, и под железными крышами, и под крышами из шуршащего камыша, за прозрачными стеклами окон, за кирпичными пестрыми стенами,- открываются снова глаза всех живых - снова невинными ставшие маленькие кружочки. Это мгновенье кратко, и надо его ловить, пока еще люди не взяли в руки оружие. Люди - они просыпаются без оружия!
Поделиться с друзьями: