Поэзия социалистических стран Европы

МЕТАМОРФОЗЫ

Узнаешь ли в пшеничном океане Судьбу заброшенного в грязь зерна? Боль превращается в сиянье, В печах времен пережжена. Жизнь с одиночеством прощается, Кристаллизуется в мечту И переходит в муку, в ту, Что вскоре в песню превращается.

ВЗДОХ

Минута счастья чем важна? Строкой стиха. Глотком вина. Чтоб ты унес в одной руке Все клады мира в узелке. Для счастья нужно слово. Пусть Оно теплом излечит грусть. Для счастья нужен знак привета. Руки пожатье. Сигарета Да на сочувствие намек, Который вдруг поймать ты смог… Легчайший пух прикосновенья Несет нам рая дуновенье. Но мало этого у бога, Что ж, значит, мало – это много, И, видно, очень мы бедны, Когда все это – только сны.

БРАТИСЛАВСКАЯ ВЕСНА

История запомнит ту весну, Ее приход со взрывом почек в пущах. Фиалок запах слился с дымом пушек, И все, в подвалах шедшие ко дну, Всплывали, из гробов своих вставали, Услышав, как по-русски говорят, И шли наверх, И видели солдат, Что зиму из предместий выбивали, Цветы благоухали в честь весны, Столетний лед река веков взрывала, И соло соловья перекрывало Едва бормочущий оркестр войны.

ТЕЛЕФОН, ЗАЗВОНИ!

Телефон, зазвони! Мы вновь Погружаемся в долгий сумрак. Ничего! Не грустите, вещи, Телефон, ваш друг, зазвонит. Мне видится город в окне, Закутанный в саван ливня. Здесь сухо. И все мы вместе, Но кого-то недостает, Но вижу – бежит она Сквозь дождь в телефонную будку (Как пачка детских гостинцев, Одетая в целлофан). Она обнаженной рукой В автомат бросает монету. Он гудит басовой струной. …Я очень тебя люблю! Ах, делая вечность пройдет, Пока наберешь мой номер. И вместе со мной все вещи Не в силах хранить тишину. Когда на столике звякнет, Вдруг отзовется квартира И слушает, как, задыхаясь, Я говорю: «Приходи!» И с этой самой минуты Сквозь долгий миг нетерпенья Мы ждем, чтоб в дверях увидеть Взлохмаченную, смешную И вымокшую – тебя.

ЗАКАЗ

Позвонила мне девушка из журнала и стихи о любви заказала: – Только счастливые, это к маю - грустных не надо!
– и трубку повесила… И я написал их, и вот читаю, и вижу сам: получилось невесело. И все-таки, все-таки я одобряю, что напечатать хочет журнал стихи о любви - счастливые, к маю, и я бы с охотою их написал, с огромной охотой, но дело в том, что пишут такие стихи вдвоем.

ДОБРОЕ СЛОВО

Слово доброе сказать не помешкай. Слово в землю посади, как орешек. С пустозвонным, хитрым, злым, полным яда, только с ним, ты мне поверь, медлить надо. Как змею его держи в спирту, в банке… Слово доброе скажи спозаранку. Если будет в нем елей, вкус медовый,- лучше ты назад возьми это слово. Слово доброе – оно точно семя. Урожай его едим равно все мы. Посоли его, как хлеб, густо солью и от сердца оторви с кровью, с болью. А коль можешь и в беде им помочь ты, так послать его спеши первой почтой. Принесут его тогда утром рано. Слово лучше, чем бальзам, лечит раны. И нужнее, чем товар ширпотреба. Ведь без правды все равно как без хлеба. Было ночью ледяной многим, братцы, слова доброго того не дождаться. До последнего стояли на страже. Неужели никто слова не скажет? И пусть будет у него крутой норов, за пазухой не таи, не прячь в норах. Слово вовремя скажи, не промешкай. Слово в землю положи, как орешек. Если зрелое – найдет себе почву. Добрым словом – не скупись щедро потчуй. Как пустыня, ты иссох в жажде слова. Так его не пожалей для другого.

ПАВОЛ ГОРОВ

С ЧЕМ ВАС СРАВНИТЬ…

С чем вас сравнить, спаленные жилища? Как вынести невыносимый взгляд Тех, кто погиб на этих пепелищах, Вдыхая чад измен и страха смрад? Безумье Ниобей… разграбленные гнезда, Распятые на балках баррикад… Встает отвага из руин, но возле Предательства таится злобный гад И будущей победы гложет корни. Где схоронить нам павших? В этой черной Земле? Нет! Нет! Пока над головой Разящий кровью мост вздымается до неба, Во всей вселенной мест не сыщешь, где бы Нашли покой и мертвый и живой.

НАПЕРЕКОР ВСЕМУ

Имя твое из жасмина и звезд вырезать на коре берез только робкий поэт осмелится… Вооружен до зубов наш век, но из грязи ему не поднять монетку с изображением короля, который еще никогда не правил… Это король перехожих калик и детей, царь отверженных, вечный изгнанник, и до сих пор не родившийся царь того царства, которое «да приидет», как день после ночи. Царь, об аресте которого отдан приказ президентами мира. Все курки взведены,- назови только имя царя или, может, царевны… О, конечно же, это женщина! И, конечно, она прекрасна, словно детские сны. Так прекрасна, что все поэты всю жизнь об ее изумрудных глазах мечтают. Об омутах глаз, откуда пьют они свой окаянный хмель и безумство свое - тот напиток, который дает им силы на-пе-ре-кор всему непреклонно носить свой оплеванный плащ.

ПОСЛЕ СТОЛЬКИХ ЛЕТ

И, понимаешь, после стольких лет мы у знакомых встретились случайно,- как поступают в случае таком? И был твоих очей так робок свет, как будто в нас заговорила тайна, что целый век спала на дне морском! И я гляжу в твои глаза, растроган, а в них блеснула тайная слеза… Боль или нежность мы несем подругам? Мне хочется спросить тебя о многом, но мы молчим, а говорят глаза, мы счастливы наедине друг с другом. Я никогда не уверял: люблю. Ты о любви мне тоже не шептала, вот так я и не стал твоей судьбой! Я поздних сожалений не терплю, и все же мне подумалось устало, что в жизни разминулись мы с тобой. И никогда не обнимал тебя я, хотя об этом я с тоской подчас мечтал… Быть может, мы друг друга спросим, что делать? Белых паутинок стая вплетется в кудри… Не щадило нас земное время. На пороге осень. Я славлю потаенную слезу, что светится в твоем пугливом взоре: так говорит безмолвная душа. Нас вихрь сгибал, как тонкую лозу, и сединой нас увенчало горе, но жизнь невыразимо хороша. Позволь же выпить за твое здоровье, ну, и прощай, мой ангел золотой, в чьем сердце к жизни пробудилась тайна! Любовь молчит. Не терпит суесловья. Прощай… Что, если с прежней теплотой еще хоть раз мы встретимся – случайно?!

БАБЬЕ ЛЕТО

Признался бы я в сокровенной любви, но к этому дню все признанья мои поседели, как черные пряди твои. Когда на рассвете бродили мы, двое, слезинка блестела на хвое ресниц или роса на лесном чистотеле? Эта грусть красоты потрясала живое, и дрогнул мой голос от вечной тревоги: – Что же в итоге? Время нас грабит, как вор на дороге! Видишь, изрезан пустующий лес, кровоточит за порезом порез. Дикие гуси толпой улетают, просят подмоги собрата,- вроде бы в май возвратиться мечтают, а сами предчувствуют в гуле небес, что нет и не будет возврата. А лес, где кровавые раны зардели, бинтуют белейшим бинтом лазарета озябшие пальцы бабьего лета. И в беглой улыбке бескровного солнца мерещится мне медсестра у постели, где образ моей последней любви бредит, раскинув руки. А признанья, которые вдруг поседели, несчастные, как стрекоза под дождем, молчат и молчат накануне разлуки.

ЗРЕЛИЩЕ С ВЕРШИНЫ

Осень, Альпы в подпалинах утром. Снизу смотрит на нас онемело птеродактиль стоглавый, химера ватно-снежная; в марлю закутан череп раненого Аполлинера. Всюду головы гордых вершин, бинтов белоснежных тюрбаны. Поэзия – не яркохвостый павлин, А мощь лесосплава и шлейфы лавин. Или нежная марля для раны.

ПОДСНЕЖНИКИ

Когда на заре или в полдень цветочница молодая, озябшая, очень похожая на морского «впередсмотрящего», который торчал из корзины на мачте,- когда такая цветочница веселым, слегка простуженным голосом кричит: ПОДСНЕЖНИКИ, КУПИТЕ ПОДСНЕЖНИКИ, ДАМЫ И ГОСПОДА!
– я, беспомощный, словно муха в сметане, на постели, заснеженной грустью сиротства, но по-прежнему полный сладчайшего жара, я мечтаю опять пережить беспечность веселой весны - до самых корней древесных, до самых луковок травных. И вот – земля, желанная земля, холмистый спуск, дурмана острый вкус. Весна, и мне подарена она для средоточья всех минувших вёсен, и всех цветов, и головокружений, и терпкого источника любви, утраченного навсегда, но все же сверкающего чистотой хрустальной,- не нужно ничего, лишь погрузить от старости трясущиеся руки в источник, словно в рыхлый грунт весенний. И вот – земля, желанная земля, и первым солнцем обогретый мох, и ласковость последнего объятья, и бархат-папоротник. Лети, корабль, по взвихренной пучине, вперед, мой милый, покуда нас не бросила навеки любовь сладчайшая, которой нет в помине, Я больше ждать ее не в силах ныне.