Покер с Аятоллой. Записки консула в Иране

На той стороне произошло некоторое замешательство — я говорил без акцента, это

дезориентировало. Но все-таки после короткого интервала оттуда вновь прозвучало: «Маму!..

Папу!..»

Я спокойно все выслушал и, когда он выдохся, вежливо спросил: «Ты все сказал?»

На той стороне снова возникла пауза, и совсем уже нерешительно: «Ну да... А что?»

Кейфуешь?

Ну, кейфую... А что?

Хочешь послушать, что я скажу?

Ну, скажи.

Запоминай! Я тебе так в жопу вставлю, что у тебя пупок мхом покроется!!!

В трубке возникло гробовое молчание, потом ее аккуратно повесили. Я же забарабанил кулаками

по груди вроде Кинг-Конга и победно взревел. И в этот момент шестым чувством вдруг ощутил

чье-то присутствие за спиной. Обернулся. Сзади, в раскрытых дверях своего кабинета, стоял Вил

Константинович Болдырев, Чрезвычайный и Полномочный посол Союза Советских

Социалистических Республик в Исламской Республике Иран. Невероятно! Откуда он взялся?! Все

ведь давным-давно ушли?! Но вычислять было поздно, катастрофа произошла! Болдырев владел

персидским, как русским, и это обстоятельство ставило жирный крест на моей карьере. Мне ясно

представилось падение тела с высокой скалы в глубокую пропасть.

Болдырев смотрел на меня поверх приспущенных на нос очков. В его взгляде читалась

заинтересованность профессионала, в руках он держал карандаш и блокнот.

— Ну-ка, ну-ка, — произнес посол, — повторите, пожалуйста, как вы сказали?

А В ЭТО ВРЕМЯ В ИСФАГАНЕ

МЕСТНЫЕ МУЛЛЫ...

На первом этапе исламской революции иранское духовенство вело бой на два фронта: против

внешних врагов, где всегда сохраняло единство, и одновременно между собой.

Раздоры в своей среде муллы скрывали, но делать это было непросто, поскольку их свара подчас

принимала свирепые формы.

Сторонники Хомейни не имели такой экономической и материальной базы, как их религиозно-

политические противники. Они стремились укрепиться в государственном руководстве и,

используя эти позиции, двигаться дальше к абсолютной власти. Делалось это жестко, без

сентиментов: если надо, в воздух взлетал целиком съезд партии, и неважно, что собственной, исламской! Теракт списывали на леваков, а погибших объявляли шахидами и прославляли.

В начале 1983 г., после трех лет кровавой резни, когда общие враги были закопаны, скрывать

междоусобицу от посторонних глаз стало еще сложнее.

Я прибыл в генконсульство именно в этот период.

Секретно Экз. № 1

Исфаган, с населением 2,5 млн. человек, является самым крупным административным и

религиозным центром юга Ирана. Здесь действуют свыше 300 мечетей, два духовных медресе и

теологический центр.

Накануне исламской революции особым влиянием в провинции пользовались великие аятоллы

Гольпаегани и Хомейни{[44]}. Последователи Хомейни подвергались притеснениям не только со

стороны шахских властей. Традиционно сильная здесь группировка Гольпаегани всячески

противодействовала росту чужой популярности.

Внешне противоречия носили форму религиозного спора: ортодоксальное духовенство не

признавало теорию «велаяте факих»70. На самом же деле борьба шла за паству и контроль над

сбором добровольной и обязательной подати мусульман - «садака» и «закят».

Отношения обострились до такой степени, что в апреле 1976 г. религиозно-террористическая

группа «Хадаф», руководимая Мехди Хашеми, организовала убийство аятоллы Шамс-Абади,

наместника Гольпаегани в Исфагане. По данным следственных органов, террористы готовили

покушение и на самого Гольпаегани.

После прихода Хомейни к власти в 1979 г., борьба продолжилась в новых условиях. Хомейни не

решился физически устранить своего противника, поскольку его авторитет среди паствы и клира

чрезвычайно высок. Гольпаегани находится в Куме, откуда скрытно руководит действиями

религиозно-политической оппозиции. Великий аятолла покровительствует обществу «Ходжат

ие»71- влиятельной организации, имеющей структуру масонской ложи. Основные центры

общества расположены в Мешхеде, Куме и Исфагане.

В настоящее время религиозно-политическая оппозиция Хомейни в Исфагане по-прежнему

остается сильна. Ее сторонники контролируют большую часть мечетей и до последнего времени

занимали важные административные должности.

В финансовом и социальном плане оппозиция опирается на крупную и среднюю торговую

буржуазию, так называемый «базар», пользуется поддержкой афганской эмиграции, которая

превышает здесь 100 000 человек.

Оппозиция успешно срывает экономические и политические мероприятия, рассчитанные на

одностороннее усиление группировки имама. Последователи Хомейни отвечают жесткими

контрмерами.

В феврале на пост генерал-губернатора Исфагана был назначен ходжат оль-эслам Голямхосейн

Карбасчи, в прошлом представитель Хомейни в жандармерии страны. С его приходом в

провинции начались кадровые чистки. С должностей были уволены до 70% чиновников, их место

заняли лично преданные генерал-губернатору люди.

Первый удар был нанесен по афганской эмиграции. Карбасчи ужесточил режим пребывания

беженцев в провинции. Одновременно местные СМИ придали гласности чинимые афганцами

уголовные преступления. В результате оппозиционное духовенство лишилось возможности

опираться на них без риска потерять авторитет среди собственно иранской паствы.

Второй удар был нанесен по «базару». Власти объявили спекуляцию «прямым продолжением

физического террора»72, квалифицировали как антигосударственную деятельность и передали

такие дела под юрисдикцию исламских революционных судов. В провинции были проведены

показательные аресты среди торговцев базара, сопровождавшиеся конфискацией имущества.

Противники имама в Исфагане, во главе которых после гибели Шамс-Абади стал руководитель