Поле костей. Искусство ратных дел

— Но карьера у него не получилась, — сказал Уидмерпул. — Ранние надежды не оправдались. По крайней мере с его собственной точки зрения. В Сандхерстском училище был удостоен почетной сабли как лучший на курсе. А затем напорол где-то — в Палестине, что ли, — перед самой войной. Однако амбиции отнюдь не похоронены. Все еще думает, что получит дивизию. А по-моему, ждет его административный тупичок, и он спасибо скажет, если не уволят в отставку еще до окончания войны. Генерал избавится от него тут же, как только подвернется подходящий штабист.

— Штабистов хоть пруд пруди.

— Генерал почему-то не торопится с выбором. Хогборн-Джонсон склонен также хвастать тем, что служил в легкой пехоте. Правду говоря, я удивляюсь, как его терпели в приличном армейском полку. Хоть бы научили его там по телефону говорить с офицерами — не провозглашать, что «у телефона полковник Хогборн-Джонсон». Пусть Коксидж у нас, когда звонит младшему по рангу, то объявляет: «Говорит капитан Коксидж». Чего еще ожидать от Коксиджа. Но Хогборн-Джонсону так не пристало. Начальник нашей дивизионной артиллерии не титулует себя в трубку: «Бригадир Хоукинз», а говорит просто: «Хоукинз у телефона». Однако мне грех жаловаться. Я умею обращаться с Хогборн-Джонсоном, он у меня ручной. Это главное. А если он не научился до сих пор манерам, то уж и не научится.

Потом я убедился, что Хогборн-Джонсон охарактеризован верно. В армии малоуместны сложные характеристики. Офицер или солдат бывает толковый, усердный, подтянутый — или же увалень, лодырь, неряха. Его любят — или терпеть не могут. Армейский спектр оценок в самой своей основе прост и беден оттенками. И уже потому людей здесь делят на твердо установленные типы. Полковник Хогборн-Джонсон — один из таких традиционных армейских типов: брюзгливый и сварливый неудачник, приязнь к нему питает разве что Диплок, его главный делопроизводитель. В то же время хотя полковник может и сглупить, и затеять свару, но он не дурак. Как позже оказалось, Уидмерпул ошибался, считая, что Хогборн-Джонсон у него «ручной». В число изъянов Хогборн-Джонсона не входит полная умственная слепота — он довольно хорошо понял суть Уидмерпула и обнаружил это понимание во время их титанической схватки из-за Диплока, усугубленной обоюдными интригами вокруг кандидатур на пост командира дивизионного разведывательного батальона.

Разведбатальон тогда как раз формировался, и Хогборн-Джонсон сразу же проявил к нему особый, хотя и не вполне сочувственный, интерес.

— Разведбатовцы проводят те же операции, что мы, легкая пехтура, выполняли на своих двоих, — говорил он. — А им подавай целый парк бронетранспортеров и не жалей никаких расходов. Пустейшая шумиха поднята вокруг этого так называемого разведбатальона.

Разведывательный корпус, как со временем стали именовать эту разновидность войск, действительно был с самого начала яблоком раздора между армейскими властями. Одни мудрецы держались того же мнения, что и Хогборн-Джонсон; другие были мнения противоположного. Среди прочего спор шел о том, быть ли разведбатальонам (отчасти развившимся из сформированных ранее противотанковых рот), — быть ли им чем-то вроде прибежища для офицеров деловых, но почему-либо не совсем приемлемых в своем подразделении, или же, напротив, разведчасти должны стать армейской элитой, и зачислять туда надо отборнейших бойцов и командиров. Скажем, Янто Бриз перевелся из прежнего моего батальона в противотанковую роту после того, как погиб сержант Пендри (так и не выяснено, убит ли он или застрелился). Бриз был в ту ночь дежурным офицером, вот и вся его причастность, но тем не менее пришлось ему давать показания перед следственной комиссией, и он потом ушел из батальона, от неприятных воспоминаний. Офицер он хороший, хотя вида слегка затрапезного, и для противотанковой роты подошел вполне. Сторонникам же отборного разведкорпуса Бриз показался бы слишком непарадным офицером. Вот примерно о чем шли тут споры. Все это весьма привлекало Уидмерпула — с одной стороны, как дилетант-военный, он интересовался боевыми возможностями разведбатальонов, с другой же стороны, как профессиональный интриган, чуял здесь обширные возможности для личного вмешательства.

— Мне стало известно, что Хогборн-Джонсон ведет тут двойную игру, — сказал Уидмерпул. — Наш командир дивизии — большой энтузиаст разведбатальона. Командир же корпуса и командующий округом — совсем наоборот, и особо не спешат с формированием. Хогборн-Джонсон считает — и, по-моему, правильно считает, — что генерал Лиддамент собирается от него освободиться. Поэтому Хогборн-Джонсон всячески подмазывается к тем двум генералам. Поддерживает их политику — чтобы они потом ему помогли с устройством.

— Действует, как управитель неправедный.

— Какой управитель?

— В Евангелии есть такой. Дал должникам своего господина переписать расписки — убавил им долги, чтобы войти к ним в милость.

— Тут-то ничего неправедного нет, — возразил Уидмерпул, не любящий образных сравнений. — Хогборн-Джонсон, конечно, должен выполнять приказы своего командира дивизии. Я вовсе не говорю, что он не выполняет их, выходит за рамки субординации. А о разведчастях мнения могут быть разные, и кадровый офицер в чине полковника вполне может иметь свое мнение. Однако нашему генералу может не понравиться другое — а именно что Хогборн-Джонсон развил бурную деятельность, чтобы поставить на разведбатальон своего однополчанина.

— Откуда вам это известно?

— А я сам продвигаю кандидата.

— На должность командира разведбатальона?

— И, зондируя этот вопрос, я столкнулся с деятельностью Хогборн-Джонсона. Однако мы его обскачем.

Уидмерпул ухмыльнулся и покивал головой с видом лукаво-хитроумным.

— Кто же ваш кандидат?

— Он не из числа ваших знакомых. Превосходный офицер — Виктор Апджон. Знаю его по территориальной бригаде. Первоклассных качеств человек.

— Но они скорее назначат кавалериста, чем ваших с Хогборн-Джонсоном пехотных кандидатов.

— Назначат моего пехотинца — причем спасибо скажут.

— Но если генералу не понравится, что Хогборн-Джонсон за его спиной хочет распоряжаться назначениями в дивизии, то еще ведь меньше может ему понравиться ваше участие в этом.

— А он и знать не будет. И Хогборн-Джонсон не узнает. На Апджона попросту спустят сверху приказ. А до тех пор я готов честно потягаться с Хогборн-Джонсоном. В конце концов, если мне известен самый достойный кандидат в командиры разведчиков, то мой долг обеспечить ему этот пост.

Что ж, такая линия поведения не лишена резона. Если хочешь добиться своего — в армии ли, в гражданских ли делах, — то не слишком щепетильно держись правил: все великие военные карьеры, да и большинство гражданских, служат тому подтверждением. Но чего Уидмерпул, как оказалось после, не учел — это внезапного ухудшения своих взаимоотношений с Хогборн-Джонсоном. Недоучел отчасти потому, что служебно связан в основном со своим непосредственным начальником, полковником Педларом, и вероятность столкновений с другим, более взрывчатым, полковником обычно невелика. Уидмерпул, естественно, имеет служебные контакты с Хогборн-Джонсоном, но не такие повседневные и тесные, при которых Хогборн-Джонсон рано или поздно затеял бы конфликт в силу уже одной своей сварливости.

С полковником же Педларом, начальником тыла, проблем не возникало. Тоже кадровый офицер и тоже награжденный Военным крестом, он конфликтов из любви к самим конфликтам не затевает. Некоторая его служебная хмурость и жесткость вызывается не врожденной строптивостью, как у Хогборн-Джонсона, а, пожалуй, опасением, как бы от него не потребовали большего, чем он способен дать. Педлар словно бы сам удивлен, что дослужился до полковника; на бригадирский чин и на бригаду он не зарится — знает, во всяком случае, что не получит. Тугодумием он иногда раздражает своего подчиненного, Уидмерпула, хотя тугие умственные процессы Педлара и склонны завершаться благополучно. Если полковник Хогборн-Джонсон походит на филина, то полковник Педлар напоминает охотничью собаку — верную, крепкую телом, выносливую, готовую вцепиться по приказу в пса, вдвое превосходящего ее размерами, или же переплыть в паводок реку, если хозяин послал за подстреленной дичью, — но не одаренную особым чутьем и не всякий след способную взять.

Хогборн-Джонсон не напустился бы, вероятно, так на Уидмерпула, когда бы не случайное отсутствие Педлара в тот момент. Внезапная и бурная, вспышка была вызвана причиной куда менее значительной, чем тайное проталкивание своих людей на должность. Столь мелким и обыденным был этот инцидент, что я бы усомнился, как одна такая мелочь, без чего-то еще дополнительного и существенного, могла всерьез озлобить Уидмерпула, если бы сам не был свидетелем стычки благодаря тому редкостному обстоятельству, что обе части штаба, оперативная и тыловая, сошлись вместе на заключительной стадии трехдневных учений. Даже зная Уидмерпула столько лет, я недооценил, видимо, его громадного, почти патологического самолюбия.