Полное собрание сочинений. Том 26

<И человкъ спрашиваетъ и испытываетъ эти страданія и, глядя на страданія другихъ, спрашиваетъ себя, отъ чего и для чего эти страданія? Спрашиваетъ себя о причин и цли этихъ страданій. И всегда человкъ не можетъ не спрашивать себя объ этомъ. Это первые вопросы, представляющіеся человку. Обыкновенно думаютъ, что разуму человческому свойственно вообще отъискивать причины видимыхъ ему явленій, что простая любознательность влечетъ человка къ исслдованію причинъ и слдствій видимыхъ явленій и что въ числ этихъ явленій находятся и т, которыя производятъ его страданія. Но это совершенно несправедливо: человку не свойственноизъ простой любознательности отъискивать причины и слдствія всхъ явленій міра: изслдовать почему солнце встаетъ и садится и что отъ этаго бываетъ или почему у рыбы нтъ крыльевъ и что отъ этаго происходитъ и т[ому] подобныя явленія, которыхъ въ мір безчисленное количество. Человку свойственно изслдовать только свои страданія, отъ чего и для чего они? Только свои страданія и приводятъ человка къ и[з]слдованію всхъ другихъ явленій міра. И съ тхъ поръ, какъ существуетъ міръ, человкъ не переставалъ и не перестаетъ изслдовать причину страданій и изыскивать средства избавленія отъ нихъ. Въ этихъ изслдованіяхъ и вытекающихъ изъ нихъ дятельности и состояло и состоитъ все познаніе человка. Съ самаго перваго проблеска сознанія человкъ и человчество, поражаемые страданіями, старается познать причину его, чтобы предотвратить это страданіе, если оно не нужно для его блага и выучиться переносить его и уменьшить его, если онъ познаетъ, что страданіе это необходимо для его блага. Вся жизненная животная дятельность человка есть ничто иное какъ избавленіе себя отъ страданій, причина которыхъ понята, и перенесенiе и облегченіе страданія, цль котораго постигнута. Вся личная жизнь человка отъ пробужденія и до сна, отъ рожденія и до смерти наполнена именно этимъ.>

Казалось бы человкъ до такой степени окруженъ со всхъ сторонъ страданіями своими и чужими, до такой степени его наслажденiя связаны не только съ чужими страданіями, но и съ своими собственными, что пора бы человку привыкнуть къ страданію какъ къ неизбжному условію жизни и не спрашивать себя, зачмъ страданіе. Не удивляться страданію, какъ чему то неожиданному, чему то такому, чего не должно быть. Человкъ вдь никогда не спрашиваетъ себя, зачмъ противоположное страданію, зачмъ наслажденіе? <Сколько бы не думалъ человкъ о неизбжности страданія, онъ никогда не можетъ перестать смотрть на него какъ на то, чего не должно быть, всегда спрашиваетъ себя зачмъ оно?>

Человку нужно знать, зачмъ страданія потому, что человкъ понимаетъ и не можетъ понимать иначе страданія какъ то, чего не должно быть, какъ то, что должно быть уничтожено, какъ то, что должно служить поводомъ для его дятельности, имющее цлью уничтоженіе его.

Въ самомъ дл, съ тхъ поръ, какъ сознаетъ себя человкъ и все человчество, вся животная дятельность людей вдь состоитъ только въ томъ, чтобы, находя причины страданій, избавляться отъ нихъ.

Человкъ испытываетъ страданія голода и узнаетъ причину страданій — отсутствіе пищи, и выводъ, длаемый имъ изъ этаго, выражается въ его дятельности, состоящей въ работ для приготовленія пищи.

Человкъ обдираетъ ноги по камнямъ, и выводъ состоитъ въ дятельности приготовленія обуви. Такъ это вообще, но въ частности тоже происходитъ и въ каждую минуту съ каждымъ изъ насъ. Я слъ на гвоздь, мн больно, я отъискиваю причину, и слдствіе вытекаетъ само собой. Я устраняю гвоздь или пересаживаюсь на другое мсто. Вся жизнь сложена изъ страданія ⁴⁸¹ и избавленій отъ него и, когда эти состоянія имютъ для насъ ясную причину и послдствіемъ его является дятельность, устраняющая страданія, мы и не чувствуемъ ихъ какъ страданія и не замчаемъ ихъ.

Но испытываемыя нами страданія усложняются: причины ихъ и дятельность для устраненія ихъ выходятъ за предлы нашей личной и страданія представляются намъ необъяснимыми. Но понятіе наше о страданіяхъ, почерпнутое нами изъ нашего личнаго опыта, остается то же. Страданія, причины которыхъ мы не видимъ въ своей жизни, остаются все тмъ же, чмъ то такимъ, чего не должно быть, что произошло отъ ошибки (заблужденія грха) и что должно быть исправлено. Какъ бы непонятна не была причина страданія, какъ бы невозможно ни было исправить ошибки, произведшiе его, страданія мы все таки понимаемъ какъ то, что произошло отъ ошибки, за которую мы наказаны, и что должно быть исправлено и искуплено. Мы не можемъ ⁴⁸² представить себ безъ этихъ условій страданія.

Кто-нибудь виноватъ и кто-нибудь долженъ искупить. И тутъ то для человка, понимающаго свою жизнь какъ существованіе отъ рожденія до смерти, безсмысленность страданія, когда я, не имя другой жизни какъ личную, могу быть причиной страданій вн моей жизни, и страданиями, ⁴⁸³ своей личной жизнью долженъ выкупать ошибки прежнихъ людей.

Для человка, понимающаго свою жизнь, какъ существованіе, начинающееся здсь, нтъ и не можетъ быть никакого объясненія страданій, того самаго, что важне всего въ жизни человка. И какъ хорошо мы не умли бы разными разсужденіями устранять мысль о смерти, однихъ страданій, угрожающихъ и постигающихъ со всхъ сторонъ человка, совершенно достаточно, чтобы несомннно убдить его въ безсмысленности, ничтожности и такой бдственности жизни, что гораздо лучше убить себя сразу какимъ нибудь легкимъ и короткимъ способомъ, чмъ подвергаться всмъ тмъ разнообразнымъ ужасамъ страданій, которые со всхъ сторонъ ждутъ человка. — Вдь если бы люди длали только т выводы, которые неизбжно слдуютъ изъ ихъ міросозерцанія, человкъ, понимающій свою жизнь, какъ личное существование здсь, ни минуту бы не остался жить. Вдь ни одинъ работникъ не пошелъ бы жить къ хозяину, который уговоромъ бы поставилъ то, что если ему вздумается, онъ позволитъ только нкоторое время работнику жить спокойно, но, если вздумается, то будетъ жарить его и тхъ, кого онъ любитъ, живыми, или сдирать кожу, или вытягивать жилы <и тоже длать со всми тми, кого любитъ работникъ>, длать то, что онъ на глазахъ нанимающагося длаетъ уже со всми своими работниками. Если бы люди дйствительно вполн понимали жизнь такъ, какъ они говорятъ, что ее понимаютъ, ни одинъ отъ одного страха страданій не остался бы жить ни одной минуты.

Да, ничто очевидне страданій и неизбжнаго ужаса передъ ними, не показываетъ людямъ невозможность понимать жизнь какъ существованіе только здсь и необходимость понимать ее какъ нчто, выходящее за предлы этой жизни.

Объясненіе то, что есть Богъ, награждающій тамъ за страданія здсь, ничего не объясняетъ, потому что, если Богъ награждаетъ людей тамъ за страданія здсь, то онъ длаетъ это только потому, что онъ справедливый. Если же онъ справедливый, то онъ не могъ и подвергать людей незаслуженнымъ ужаснымъ страданіямъ здсь. Если же Богъ, какъ это говорится въ Библіи, взыскиваетъ на дтяхъ грхи родителей, то это еще хуже. Ребенокъ ни въ чемъ не виноватъ, за что же съ него сдираютъ съ живаго кожу? Богъ, карающій и мучающій невинныхъ, есть Богъ нетолько несправедливый, но злой и не разумный, т. е. нтъ Бога. Объясненіе же, что люди прежде согршили, и искупленіе всхъ этихъ грховъ взялъ на себя Искупитель, и что потому страданій этихъ нтъ больше, только голословно отрицаетъ то, что есть. И никакая вра въ то, что нтъ тхъ страданій, которыя есть, не уничтожитъ моего вопроса о томъ, зачмъ страданія.

Вс эти объясненія ничего не объясняютъ: объясняетъ только одно: то, что тотъ грхъ, который сдланъ до моей земной жизни и страданія отъ котораго я несу, сдланъ мною же и что всякій грхъ, который я сдлаю въ своей жизни, я же и понесу въ страданіяхъ слдующихъ поколній.

Объясненіе возможно одно въ сознаніи своей жизни въ жизни вн себя въ жизни всего міра. Въ томъ то и дло, что человкъ не можетъ жить одинъ для себя однаго, не можетъ спастись одинъ, что нтъ для человка однаго его личнаго блага. Въ томъ то и дло, что заблужденія человка производятъ страдания человка; страданія человка суть послдствіе заблужденій человка. Человкъ же заблуждающійся и страдающій не есть одинъ личный человкъ, я, Левъ Николаевичъ, a человкъ — это вс люди и теперь живущіе и прежде жившіе и т, которые будутъ жить — это сынъ человческій, какъ называетъ это Евангеліе. И жилъ и живетъ и можетъ жить въ насъ только онъ, этотъ сынъ человческій, тотъ, который не только связанъ, но есть одно со всми людьми, который своимъ страданіемъ выкупаетъ и свои и чужіе грхи, своимъ заблужденіемъ, производитъ свои и чужіе страданія и своимъ избавленіемъ отъ заблужденія избавляетъ себя и другихъ отъ страданій.

Любовь есть та положительная сила, которая соединяетъ людей въ одно. Страданія это та же отрицательная сила, показывающая намъ невозможность нашего отдленія другъ отъ друга. Для любви нтъ страданія; страданія чувствуются только тмъ, кто хочетъ разорвать связь, соединяющую людей. Это та цпь, боль отъ которой онъ чувствуетъ, стараясь разорвать ее. <Страданія чувствуются только тмъ, кто хочетъ разорвать эту цпь.

Страдаю я или другой человкъ. Что же это значитъ? Это значить то, что обозначилось заблужденіе, грхъ, отъ котораго еще не избавился я или другіе люди, значитъ, что для меня обнаружилось то заблужденіе, которое должно быть исправлено. Неужели мы бы хотли, чтобы заблужденія наши были бы скрыты отъ насъ, чтобы мы гибли, не замчая этаго?>

————

* [БЛАГО ТОЛЬКО ДЛЯ ВСХЪ.]

1.

Всякій человкъ въ первые года своего дтства, часто юности, считаетъ собою, тмъ, что онъ называетъ «я», свое рождающееся и умирающее животное существо, и не видитъ никакого противорчія въ томъ, что его жизнь отдлена отъ другихъ существъ и не вчна, а прекращается смертью. Большей частью, хотя онъ и знаетъ, что люди умираютъ, онъ не вритъ въ свою смерть и спокойно живетъ для удовлетворенія желаній этаго своего отдльнаго отъ всего міра существа. Но приходитъ время, и въ душ человка зажигается свтъ сознанія, человкъ видитъ, что онъ одинъ среди безконечнаго пространства міра и безконечнаго числа существъ, живущихъ такъ же, какъ и онъ каждое для однаго себя, видитъ, что срокъ его жизни — одно мгновенье среди безконечнаго времени. И какъ только человкъ не черезъ другихъ услыхалъ про такое положеніе человка въ мір, но самъ понялъ и созналъ его, такъ тотчасъ на него находитъ ужасъ передъ ожидающими его страданіями и смертью, а —главное, является вопросъ: зачмъ эта его жизнь, и что ему длать. Прежній двигатель жизни, желаніе блага одному себ, становится недостаточнымъ, человкъ видитъ, что животное благо свое и другихъ нужныхъ ему существъ, обманчиво и неизбжно кончается смертью и ищетъ новаго смысла и двигателя жизни, и мучается пока не находитъ его.

Мученія эти суть муки рожденія; человкъ мучается, пока не найдетъ этого новаго двигателя и смысла жизни, и пока но родится къ новой жизни.

Проснувшееся сознаніе жизни показываетъ человку, что прежнія, ⁴⁸⁴ вполн удовлетворявшія ⁴⁸⁵ его влеченія ⁴⁸⁶ личной жизни, приводятъ его и другія существа къ бдствіямъ, что эти влеченія неразумны, a вмст съ тмъ влеченія эти продолжаютъ требовать своего удовлетворенія, и въ человк является раздвоеніе и недоумніе: какому изъ двухъ голосовъ слдовать: голосу ли животнаго чувства, или разумнаго сознанія, противорчащаго ему. И раздвоеніе это (хотя и неизбжно разршающееся съ теченіемъ жизни въ пользу непрестанно растущаго разумнаго сознанія въ человк, съ годами все мене и мене привлекаемаго удовлетвореніемъ животныхъ чувствъ), — человкъ то отдается требованіямъ животнаго и страдаетъ, сознавая безсмысленность этихъ требованій, то отдается требованіямъ разумнаго сознанія и страдаетъ отъ неудовлетворенія требованіямъ жив[отнаго]. Но мученія эти неизбжны и суть ничто иное, какъ муки рожденія къ новой жизни.