Поляк с поплавками

Были просьбы поставить какую-нибудь определенную песню. Но тут я заломил пятёрку и не меньше. Мне эту песню на кассетах ещё искать надо, а вдруг не будет? Если с «Модерн Токингом» понятно, а вдруг «Не могу и не хочу» Пугачевой попросят?

Я-то не хочу, но вроде могу. А где кассету брать. У Карпыча?

Кого-то приходилось поздравлять с днём рождения, и я чувствовал себя Юрием Николаевым из «Утренней Почты». Будь проклята ты, Инжима Бекбулатовна из Кустаная, заказавшая песню Михаила Боярского про «Медведицу». И какого хрена эта песня была у меня на кассетах?

На двухстах рублях я решил остановиться. Всё, голова гудит, ноги дёргаются, и я пою ебанутейшую песню Леонтьева «Вераокка». Это вообще про что?

А Миша заснул, радиостанция орёт.

— Уважаемые отдыхающие, программа «Пляжная почта» закончила свою работу, ждём ваших заявок и сообщений завтра в это же время, — стараясь не сорваться на мат проголосил я в мегафон и отключился.

Зашёл в рубку, дал добро Шишке на выход в акваторию, допил уже согревшийся «Пепси». Ну реально устал. Глаза болят от солнечных бликов. И кушать захотелось сильно. А Карпыч, воспользовавшись моей отвлеченностью на баловство с матюгальником, сожрал все вкусные молдаванские пирожочки из кулька и добросовестно посапывал, прикрыв лицо «Советским Спортом».

— Миша, обед уже, — оповестил я начальника.

— Так иди, я же тебе талоны дал, я попозже буду. Разрешаю быть первым в конкурсе на самый херовый обед версии «блевантин», — отбрехался шеф.

Ну, естественно, не хочет, он пятнадцать пирожков сожрал. Я-то надеялся, хоть парочку оставит. На заднем дворе «Горизонта» возле чёрного входа меня встретили проклятьями и половником, полетевшим в мою обесцвеченную голову.

— Ах ты, сука! — заорала какая-то тётка в поварском халате, — всё ходишь и ходишь! — и кинулась на меня с намерением стащить панаму и отмудохать.

Я стоял весь в непонятках, думая что она опомнится, но, походу, было бесполезно. Пришлось дать заднюю и нарезать круги, съёбывая от незнакомой фурии.

— Уёбок, довёл бедную девочку до слёз! Она уже, наверное, засохнет скоро из-за тебя! — орала дамочка, преследующая меня с грацией тучной тигрицы.

— Женщина! Отстаньте! — увещевал я прекрасную незнакомку, — я просто покушать пришёл.

На крыльцо выбежала молоденькая поварёшка вся в кудряшках и в коротком белом халатике, нихреново так просвечивающем в лучах жаркого кубанского солнышка.

— Тёть Нин, вы за кем гоняетесь? — спросила она и на всякий случай побежала за мной и тёткой.

— За Зинкиным хахалем, щас поймаем его и заставим извиняться перед девчонкой, кобелину этакого.

— Ураа! — закричала молодая повариха, — а это кто?

— Я спасатель, я уже пять минут кричу в ваши глухие ушки, что у меня талончик, — ответил я, чуть сбавляя шаг.

— Тёть Нин, но это не Зинкин хахаль, это матрос от Миши-мичмана.

— Тююю, бля, — остановилась тёть Нина, — опять попутала. Слухай, Ир, какая разница? Давай этого отведём, пусть он Зинке покается, этот даже получше будет.

— Тетя Нина, не буду я ни перед кем каяться! С вашими харчами ни на каких баб смотреть неохота, — перешёл в наступление я.

— А если мы тебя накормим? — спросила поварешка Иришка, с интересом меня рассматривая.

Я снял панаму, поправил поля и посмотрел «блядским» взглядом, который уже опробовал на медиках, на аппетитную девчонку и, якобы раздумывая, молвил, — Подумаю, решим.

Молоденькая повариха, которой я посмотрел прямо в глаза, классно так покраснела и, смутившись, брякнула тетё Нине, — Тёть Нин, давайте его покормим, а Зинке не отдадим.

Повариха согласилась, что я чисто их добыча и Зинке меня отдавать не стоит.

Провели опять в наш закуток. На лавочке, накрывшись газетой, хрючила девчонка-подавальщица, знакомая по прошлому визиту.

— Опять Жанка в отрубе, — пожаловалась молодая повариха, — всю ночь со своими металлюгами костры на берегу жжёт, да головой трясет, а на смене спит без задних ног.

— Чо ты там наезжаешь? — буркнула девчонка и, сняв газету с головы, посмотрела на меня со злостью.

— Хэви Металл, — на всякий случай я кинул «козу».

— Хэви Металл, — на автомате ответила девчонка и оживилась, — Чё сказал? По виду — чистый «депешмодник», а стрекочешь по-нашему!

— Жанна из тех королев, — пробасил я.

Девка вскочила на лавочку и затрясла башкой, подпев мне:

— Что любит роскошь и ночь! — спрыгнула и засмеялась, — ты же со станции спасатель?

— Да, вот на обед пришел, а меня чуть не отмудохали и какой-то Зинке хотели отдать.

— А, эта ебанушка, Пьеро? — спросила Жанка у поварешки.

— Ага, опять в слезах с утра, ноет и ноет. Нину довела, она на людей аж бросаться начала.

— Слуш, Ир, так, пацана покормить надо. Там с комплексов на завтрак ничего не осталось?

— Так дед этот всё сгреб своим чушкам и увёз. На спасателей, вроде, продукты получали, но всем похрен. Рустем опять никого из поваров на готовку не выделил, все сейчас на ресторан пашут, — ответила повариха в коротком просвечивающем халатике.

— Я так понял, девчата, на нас никто не готовил и не собирался? — опечалился я.

— Да ты же первый пришёл, вот пока и нет ничего. А как все пойдут, сольют вам чего-нибудь с комплексных обедов. Там не додадут, здесь добавят, — пояснила Ирина.

— Так на нас же есть продукты?

— Так их, походу, на ресторанный котёл и оприходуют. Обычная практика, госприёмки на них нет, — добавила металлюга Жанка.

— У нас двенадцать человек по штатке и у всех талоны. Я не стукач, но покажите, куда жаловаться?

— Да приготовили бы, да некогда. Хочешь, помоги мне. Я вам супца какого сварганю, на скорую, — предложила Ирка.

— Веди меня, только Зинке не отдавай, — немного подумав, согласился я.

— О, и я с вами, — встрепенулась Жанна, — Слухай, а как ты к творчеству братьев Янгов, в общем и целом относишься? А вот Круиз, по-твоему, настоящий металл?

Пришли на кухню. Странно, народу должно быть полно, по моему представлению. Нихрена подобного. Одинокая тетя Нина, сидящая на стульчике и присматривающая за духовым шкафом.

— А, тебя как звать-то? — спросила Ира, жестом указывая на десятилитровую кастрюлю, — Ваша в ней, готовь.

— Анджей, — ответил я и, схватив кастрюлю, бухнул её на плиту. Не давая раскрыть рот Ирке, большим черпаком залил кипяток с огромной выварки, стоявшей рядом, и принялся носиться по кухне, вынюхивая и высматривая.