Полюшко-поле

Черноземов очнулся, как от испуга; с минуту приглядывался: не светит ли сквозь щели солнце? Потом высунулся в дверь - зябко обдало утренней прохладой. "Роса сильная, значит, денек будет хороший, - отметил радостно Черноземов.
– Солнце еще не встало. Успею". В избе возле печки уже суетилась хозяйка.

– Собери-ка мне чего поесть в сумку. Я в момент обуюсь и пойду.

– Господи!
– всплеснула та руками.
– В эдакую рань-то! Подожди... Позавтракаешь, а там на машине подбросят.

– Не велик барин на машинах-то разъезжать. Небось и пешком дойду.

Черноземов сердито засопел, натягивая сапоги. Перечить было бесполезно, и хозяйка, печально вздохнув, стала укладывать дневную провизию в сумку.

Утром после разнарядки Песцов и сам поехал туда, на Косачевский мыс, верхом на Буланце. В лощине, возле Солдатова ключа, он встретился с Лубниковым. Тот пас табун. Увидев Песцова, Лубников еще издали крикнул:

– Покурим, Матвей Ильич?

– Давай!

Лубников лихо подскакал:

– Моего самосаду. До печенок продирает.

Свернули по цигарке.

– Далече путь держите?
– спросил Лубников.

– На Косачевский мыс. Там ячмень подошел. Думают нынче жать.

– Это поле Черноземова... Он там дневал и ночевал.

– Один, что ли?

– Подручный у него, тракторист. А теперь вот еще и Лесина взял к себе в звено.

– А почему от комбайна Бутусова отказывался?

– Бутусов не той породы... Этот все напоказ любит.

– А Черноземов?

– О, энтот мужик лют - он теперь за кажным колоском гоняться будет. Отрыжка капитализма, как сказал Семаков.

– Уразумел! За лошадьми поглядывай... В овсы поперли.
– Песцов хлыстнул Буланца и помчался прочь.

Поле Косачевский мыс лежало на горбине высокого увала. Песцов поднялся по распадку, заросшему мелким шиповником, и выехал на дорогу.

"А места здесь в самом деле косачиные, - думал Песцов, оглядывая одинокие стога, разбросанные вдоль распадка; за ними начиналось желтое, широкое поле ячменя.
– И зерно есть, и главное - стога, где тетерева любят табуниться. Надо осенью сюда заглянуть с ружьецом".

С краю поля, у дороги, выстроились три комбайна, два самоходных, один прицепной, с трактором; тут же сидели тракторист и комбайнеры, среди них Лесин, Черноземов - плотный широкоскулый мужчина в гимнастерке, Петр Бутусов и тракторист - молоденький паренек в ковбойке.

– Ну как?
– спросил Песцов, спешиваясь.
– В чем задержка?

– Роса была сильная... Влажновато малость. Плохо вымолачивается по росе-то, - сказал Черноземов.

– Ишь вы какие разборчивые!
– усмехнулся Песцов.
– Небось раньше и по дождю жали.

– Так то раньше.

– Все ж когда думаете приступить?

– Думаем двинуть, - отвечал за всех Черноземов, вороша колосья. Спелый...

Песцов вошел в ячмень, потрогал колосья:

– Да, косить можно. Когда третий комбайн подогнали?

– Только что.

– Вы же не хотели его брать?

– А кто нас слушает, - хмуро ответил Черноземов.

– Значит, вы вроде на помощи у соседа?
– спросил Песцов Бутусова.

– Мне все равно... Где бы ни работать.

– А где ваш копнильщик?
– обернулся Песцов к Лесину.

– Без него обойдусь, - ответил Лесин.

– Как? На вашем комбайне, с прицепным копнителем?

– А я приспособился, - Лесин застенчиво улыбнулся и заковылял к комбайну.
– Гляди! Изготовил я две тяги... Первой сбрасываю солому. Р-раз - и готово! А вот этой тягой закрываю копнитель.

– Ну, ребятки, двинули!
– весело сказал Черноземов.
– Бутусов, ты начинай с этого краю. А ты, Лесин, в тот конец давай. А я начну отсюда.

Черноземов вытянулся, как ротный на смотру, и сказал торжественно:

– Ну, Матвей Ильич, с хлебом!

– С хлебом!
– сказал Песцов.

Потом взревели моторы, застучали, застрекотали ножи и побежали колосья по транспортерам.

Целый день мотался Песцов в седле; был и в пойме, и на кукурузе, которую подкармливали звеньевые, с пастухами обедал на отгонах, часа три метал стога. Пропотевший, усталый, но довольный и хорошим днем - началом жатвы, и погодкой безоблачной, и работенкой, от которой лопатки на место встали, Песцов возвращался домой.

Переходя Солдатов ключ, Буланец остановился и начал пить. К переезду подкатил грузовик с полным кузовом ячменя. Шофер высунулся из кабины:

– Матвей Ильич! Там у Черноземова на поле скандал.

– Что такое?

– Звеньевой с Бутусовым не поладил. С поля гонит его.

– Что за черт!
– Песцов заторопил Буланца. Тот упрямился, не шел в обратную сторону. Песцов огрел его плеткой и рысью свернул в знакомый распадок.

Поле Черноземова отсюда, от дороги, словно полысело теперь, и сквозь желтизну жнивья проглядывала серая земля. Сжато было много, но один комбайн стоял в стороне. К нему-то и направился Песцов, а от дальнего, тоже остановившегося комбайна бежал Черноземов.

– Что случилось?
– спросил Матвей Петра Бутусова.

– Он, сукин сын, половину зерна в землю втаптывает!
– кричал, подбегая, Черноземов.
– Чешет на полной скорости, как на пожар. Смотри, какое жнивье высокое.

– Так ведь показатели давать надо, - пытался оправдаться Бутусов.

– На черта мне твои показатели!
– крикнул опять Черноземов.
– Он с этими рекордами колхоз без зерна оставит, а меня - без зарплаты. Не нужен мне такой помощник. Смотри, что он делает! Смотри!
– обращался Черноземов к Песцову и показывал на жнивье.

– Дело ясно, - сказал Песцов.
– Я позову агронома. Завтра утром она определит потери. Платить будет он.

– А не рано ли распоряжаетесь?
– угрюмо спросил Бутусов.

– Не рано, а поздно!.. За подобные рекорды давно уже надо бить.

– Утром будет у вас агроном. Обязательно!
– сказал, прощаясь, Песцов Черноземову.

"От такого геройства я постараюсь избавиться, - думал Песцов на обратной дороге.
– И тут выходит - закрепление полей необходимо. Снимешь большой урожай со всего поля - и получишь больше. Пусть они и ломают голову. Быстро слишком жать - не доберешь, потери большие; медленно жать перестоится хлеб, начнет осыпаться... Вот и думай, кумекай, как жить? Хоть раздельным способом, хоть прямым комбайнированием. Какой для тебя выгодней, тот и есть передовой. Соображай, работай головой. Хватит на дядю рассчитывать".