Последнее обещание, которое ты дала

— Полегче, Джи. Просто скажи «да». — прогремел голос моего отца.

Я рассмеялась, быстро поцеловала Райдера и прошептала:

— Да. Для меня это будет честью — стать твоей женой.

Бар взорвался радостными криками.

Адди бросилась к нам, обхватив наши ноги, и Райдер поднял её на руки, чтобы она оказалась между нами.

Наши лица сияли светом, любовью, счастьем.

А я могла думать только об одном: эта жизнь была предназначена мне с самого начала.

Не фильм про шпионов. Не бесконечные расследования.

Просто навсегда. Дарить и получать.

Эпилог

Райдер

Один год спустя

Как же так получилось, что я снова оказался в этой чертовой ситуации? Отгонял ворон и надеялся, что ни одна из них не попадёт под пулю. Мила бы меня никогда не простила после того, как я поклялся больше не причинять вреда живым существам. Эти чёрные твари явно смеялись надо мной, каркая как на насмешку.

Я прицелился левее, выше деревьев, надеясь, что одного звука выстрела хватит, чтобы их спугнуть, и проклиная Вилли за то, что он укатил в чёртов медовый месяц, пока мое звуковое ружье нуждалось в ремонте.

Даже после двух залпов в ледяной воздух птицы не сдвинулись с места. Продолжали пировать на маминой яблоне и строить мне рожи.

— Попробуем что-то другое, — раздался за спиной голос Джиа.

Я обернулся и увидел, как она с Адди топает по заснеженному полю. Обе закутаны в столько слоёв одежды, что наружу выглядывали только румяные щеки.

— Что вы тут делаете? Замёрзнете к чертям. — проворчал я.

Для моих девочек было слишком холодно. С утра температура упала до аномальных минус семнадцати. В Уиллоу Крик такой мороз — редкость.

Джиа помахала чёрной коробкой, которую несла в руках. Когда она подошла ближе, я понял, что это старый кассетный магнитофон — антиквариат, который она нашла на чердаке дома Фила, когда мы с семьёй разбирали его вещи.

Когда они добрались до меня, я бережно потянул за одну из косичек Адди, выбивавшихся из-под её вязаной шапки.

— Разве ты не должна быть в школе, милая?

— Снежный день! — завопила она.

В этот момент её голос больше походил на Милу, чем на её обычное тихое «да» или «нет», и это творило с моим сердцем что-то невообразимое. Я любил, как она постепенно выходила из своей скорлупы, находила способ чувствовать себя в безопасности.

Я наклонился и поцеловал Джиа. Не мог удержаться. Каждый раз, когда мы были порознь, а потом снова оказывались рядом, инстинкты брали верх, тело требовало воссоединения. Даже если мы разлучались всего на несколько минут. В этот раз прошло несколько часов. Я уехал затемно — сначала в супермаркет в соседнем городке, а потом сразу на ранчо разбираться с мамиными проклятыми воронами.

— Сначала дело. — сказала Джиа, отстраняясь с улыбкой, которая делала её щеки ещё круглее, а глаза — ещё ярче.

Она решительно направилась к деревьям, и вороны тут же замерли, будто тоже были поражены её красотой. Ярко-красная куртка, такие же сапоги, лёгкая пружинистая походка. За ней весело кружилась Адди, а я замыкал шествие.

Джиа поставила магнитофон на землю, нажала несколько кнопок, повернула пару рычажков — и воздух прорезал классический рок, громкость которого мне хотелось приглушить руками.

Вороны возмущённо закаркали, а затем разом взмыли в небо.

Я смотрел, заворожённый, как их чёрные крылья разрезали воздух, исчезая за верхушками деревьев, уносясь в горы.

Адди схватила меня за руку в своих пушистых варежках и закружилась. Моя девочка — удивительная танцовщица. Мы выяснили это спустя месяцы занятий линейными танцами с Сэйди. Теперь Адди ходила на уроки танцев, и только изредка у неё случались приступы паники перед занятием. Выступления перед публикой она вряд ли когда-нибудь осилит, но зато у неё есть что-то, что приносит ей столько же радости, сколько видеоигры и программирование с Джиа.

Джиа снова присоединилась к нам, и втроём мы кружились, оставляя на снегу следы наших беспорядочных шагов. Год назад я стоял в этом же поле, давая своей племяннице клятву мизинцами, сжимая в груди боль по тому, что потерял и уже никогда не думал вернуть — жену и ребёнка. А теперь, благодаря череде жизненных виражей и авантюр, у меня были и жена, и дочь.

Слава Богу, Джиа хотела простую церемонию на ранчо, и мы успели устроить свадьбу спустя всего несколько месяцев после помолвки. Я не хотел тянуть. Я хотел, чтобы весь мир знал — мы принадлежим друг другу.

Это было сокровище, которое я не собирался принимать как должное. Ни один момент с ними не был для меня чем-то обыденным. Я ценил их так, как они того заслуживали.

Когда песня сменилась на более медленную, Адди отпустила мою руку, подняла ведёрко, оставленное у магнитофона.

— Пойду соберу яблоки для Наны.

Моё сердце каждый раз замирало от радости, когда она называла маму так.

Мы с Джиа смотрели, как она аккуратно собирает фрукты, подбирает с земли, тянется за теми, что свисают с веток. Потом Джиа обвила мои плечи руками, прижала наши бёдра друг к другу — настолько, насколько позволяли её тёплые одежды и мой плотный рабочий пуховик.

Она покачивалась со мной в такт музыке. Медленно, чувственно.

— Ты танцевал со мной под эту песню перед тем, как сделать предложение. — с улыбкой напомнила она.

— Чёртовски хорошая песня.

Её улыбка стала шире.

— Помнишь, о чём мы тогда говорили?

Я нахмурился, вспоминая.

— Мама тогда донимала меня разговорами о внуках. Мы обсуждали, сколько детей у нас будет.

Всё стало на свои места. Тогда она сказала, что хочет двоих. А я ответил, что хочу целую ораву. Достаточно, чтобы заполнить все пустые комнаты внизу.

— Помню. — тихо ответил я.

— Думаю, нам пора начать работать над этим.

Мои ноги замерли, кровь наполнилась радостью и надеждой.

— Что?

Она рассмеялась, и её смех был легче и прекраснее любой снежинки.

— Давай заведём ребёнка, ковбой.

Мои руки скользнули к низу её куртки, пытаясь пробраться под неё, найти гладкую, тёплую кожу её живота. Одна только мысль о том, что он станет округлым и полным, потому что внутри неё будет расти наш ребёнок, заставила меня напрячься. И тут же я стал слишком болезненно осознавать, что позади нас Адди поёт и танцует, собирая яблоки.

— На тебе слишком много одежды, дорогая. Мы стоим посреди чёртового замёрзшего поля. Адди тут с нами, а ты говоришь мне такое сейчас? Это жестокое и бесчеловечное наказание.