Последнее обещание, которое ты дала
Шрифт:
— Тебе стоит поспать, — сказал я.
— Слишком на нервах. — ответила она. — Мне нужно позвонить семье, пока они не узнали обо всём из новостей. Ты не против?
— Тебе никогда не нужно спрашивать об этом. Семья всегда на первом месте.
Её глаза блеснули так же, как тогда, когда она сказала, что любит меня. Моё сердце сжалось. Я слушал, как она звонит сначала брату, потом отцу, кратко рассказывая о случившемся и предупреждая, что новости могут появиться утром. А затем слушал, как её мать отчитывала её за то, что она скрывала свою работу. Но после этой лекции последовали любовь
Когда она повесила трубку, то закрыла глаза, откинув голову на спинку сиденья. Солнце уже медленно поднималось над горизонтом, и когда до Уиллоу Крик оставалось минут двадцать, мне показалось, что она заснула. Но потом её янтарные глаза, с проблесками зелёного, повернулись ко мне.
— Я больше не хочу этим заниматься. — сказала она.
Моё сердце упало. Я знал, что она не имела в виду меня… нас… и всё же на мгновение паника всё равно нахлынула. Старые привычки. Недоверие, причина которого была не в ней, а в тех ранах, что, хоть и зажили, всё ещё могли напомнить о себе. Это будет долгий процесс.
— Не хочешь чем заниматься? — наконец спросил я.
— Этой работой. Я не хочу, чтобы мама и папа получили звонок о том, что потеряли меня где-то в южноамериканских джунглях. Я не хочу, чтобы ты и Адди снова потеряли кого-то, кого любите.
Я сглотнул, горло сжалось.
— Я уже говорил тебе и повторю ещё раз. Я никогда не стал бы просить тебя отказаться от того, что ты делаешь. Это не в моём характере.
Она улыбнулась, и эта улыбка осветила тёмную машину сильнее, чем первые лучи солнца.
— Я знаю. Это одна из причин, по которой я люблю тебя. Ты не ждёшь, что я просто всё брошу.
Она потянулась ко мне, чтобы погладить по плечу, но боль тут же отразилась на её лице.
— Я позвоню Мэддоксу. Пусть МакКенна встретит нас в больнице.
Я сделал звонок, а затем она продолжила, словно мы не прерывались.
— У меня нет запасного плана. — в её голосе слышалась лёгкая грусть.
Она говорила, что не умеет сидеть без дела, и я сам в этом убедился с тех пор, как она появилась в городе. Ей нужно движение. Что-то сложное, требующее усилий. Загадки, которые нужно разгадывать.
— Это совсем не то, совсем не то же самое, но у Мэддокса сейчас нехватка людей на станции.
Она снова поморщилась, и я уже не был уверен, из-за боли или из-за работы, которую я предложил.
— Твой босс прав. Тебе не нужно решать это прямо сейчас. Возьми отпуск, как он советовал. Отдохни, восстановись. Это должно быть твоим приоритетом.
— Может, я позвоню твоей маме и попрошу номер в отеле?
Хотя я знал, что она шутит, её глаза сверкали весельем, я всё равно рыкнул в ответ:
— Если остановишься на ранчо, у нас будут проблемы. В Уиллоу Крик есть только одно место, где ты будешь спать.
— Какой ты властный.
— Ты это обожаешь.
— От тебя… да.
Эти два слова врезались в меня. «Да». Я хотел, чтобы она сказала это в другом смысле. Хотел, чтобы она позволила мне надеть кольцо ей на палец перед нашими семьями и объявить всему миру, что мы — навсегда.
Кольцо, которое я забрал из сейфа Хайме, жгло мне карман. Я не собирался дарить его Джиа — с ним было слишком много
неприятных воспоминаний, но я подарю ей другое. Кольцо, которое будет только о нас.Когда я сжал в руке кольцо моей прабабушки, почувствовал огромное облегчение, что вернул семейную реликвию, украденную Рэйвен. Мама пыталась не показывать, как ей было грустно из-за его потери — она знала, что у меня и так достаточно сожалений. Но тогда казалось, что вместе с кольцом мы потеряли часть себя.
Хотя бабушка никогда не была замужем, она носила его на правой руке до самой смерти, а потом передала его маме. На тот момент у мамы уже было кольцо, которое купил ей отец, и она не хотела менять одно на другое, поэтому сохранила его для того из нас, кто первым обручится и захочет использовать семейную реликвию. Мне выпало это сомнительное счастье.
Вернуть его — было всё равно что спасти нашу землю от продажи по кускам. Как будто я исправлял историю семьи. Восстанавливал её. Сохранял её целостность.
Джиа позволила мне сделать это.
Она подарила мне то, чего я никогда не ожидал снова иметь.
Адди. Себя.
Это были самые важные подарки.
Всё остальное — просто сладкое дополнение, как взбитые сливки на мамином пироге.
? ? ?
Когда мы приехали в больницу и МакКенна показала нам рентгеновские снимки, стало ясно, что этот ублюдок не просто сломал Джиа запястье, но и так его выкрутил, что кости сместились. Это означало, что Джиа нужен был гипс. Так что, когда мы наконец отправились на ранчо, где нас ждали Адди и вся моя семья, уже было почти время обеда.
Я только помог Джиа выбраться из машины и повернулся к крыльцу, как маленькое тело с разбегу бросилось к нам. Моё сердце ухнуло, застучало яростно, когда я подхватил Адди, прижимая её к себе одной рукой, а другой притягивая Джиа ближе.
Адди зарылась лицом в изгиб моей шеи, её тельце дрожало. Я почувствовал, как что-то тёплое скатилось по моей коже, и только тогда понял, что она плачет.
Я поцеловал её в висок, крепче сжал в объятиях, стараясь успокоить.
— Всё закончилось, милая. Мы здесь. Мы в безопасности. И больше никто не придёт за тобой.
Адди подняла лицо, слёзы текли по её щекам. Она посмотрела на меня, потом на повязку на шее Джии, затем на гипс.
— Ты ранена!
— Ничего страшного. Через шесть-восемь недель буду как новенькая.
Адди уставилась на повязку среди фиолетовых синяков на Джииной шее. Кровь запеклась на лифе её вечернего платья. Глаза девочки распахнулись, когда она осторожно протянула к повязке крошечные пальцы.
Джиа перехватила её руку и поцеловала в кончики пальцев.
— Клянусь, Адди, со мной всё будет в порядке.
— Это был нож?
Вопрос прозвучал так тихо, что ветер почти унёс его.
— Да. — ответила Джиа, сглотнув, её глаза наполнились слезами. — Но теперь их больше нет, Адди. Всех плохих людей. Они больше не смогут причинить нам вред.
В её голосе звучала такая уверенность, что даже если бы я не видел своими глазами, как закончилась история с Ловато, я бы поверил ей.
— Они умерли?
Джиа кивнула. И я любил её за эту честность, даже когда правда была тяжёлой. Правда всегда лучше.