Последнее обещание, которое ты дала

— Ты нас не защитила, — прорычал он, но вместо того чтобы оттолкнуть меня, потянул ближе, заставив сделать шаг вперёд. — На самом деле, ты оставила после себя только ещё больше разрушений, даже не оглянувшись назад. Ты передала свой заказ брату, который вновь травмировал мою семью перестрелкой прямо у нас во дворе, разрушил забор, вытоптал поле и отправил Мэддокса на бессмысленную погоню.

— Это едва ли моя вина. Не то чтобы я знала, что люди, от которых бежал Холден, найдут их здесь. Он мог испортить пару заборов, но он делал всё возможное, чтобы защитить дочь вице-президента. Это была его главная задача.

Я резко дёрнула запястье, пытаясь отступить, но он сжал крепче, потянув в противоположную сторону, и я врезалась в него. Бёдра к бёдрам. Грудь к груди. Огонь вспыхнул внутри, искры готовы были взорваться.

— Но это ты отправила его к нам, зная, что это может нас поставить под удар. А когда всё случилось, от тебя не было ни звука. Ни «Простите», ни «Все в порядке?». Так что не надо мне рассказывать, что ты заботишься о людях, которых затрагивают преступления, за которыми ты и твой брат охотитесь.

Его голубые глаза сверкнули — ярость и желание переплелись. Этот взгляд заставил меня нервничать так, как не заставлял ни пистолет, ни проникновение в чужие помещения ради установки жучков. Этот взгляд… эта страсть… угрожала выбить дверь, за которой я прятала сердце с тех пор, как его однажды безжалостно растоптали.

Я облизала губы, прикусила их, и его взгляд последовал за каждым моим движением. Между нами будто снова вспыхнул тот жестокий поцелуй, который он дал мне прошлым летом. И в этот момент я поняла правду. Он злился не из-за Холдена. Он злился, потому что его тело реагировало на меня так же, как моё на него. Он бесился, что я ушла и не вернулась. И это не имело никакого смысла, ведь я точно знала, что он не из тех, кто привязывается.

— Чего ты на самом деле злишься, Райдер? Из-за того, что я ушла? Или из-за того, что не вернулась? Ты не можешь злиться по обоим поводам сразу.

Он выглядел так, будто я нанесла удар в самое сердце. Отпустил меня, отступил, и жар, который грозил нас поглотить, начал рассеиваться. Но почему-то, зная, что пожалею, я не хотела, чтобы он исчез. Вместо того чтобы отпустить его, я сделала шаг вперёд, преследуя этот жар, эту искру, загоняя его в угол, как он сам загнал меня в своём офисе.

Я сжала его рубашку в кулаке, привстав на носки, приближая наши рты.

— Или ты бесишься, потому что не получил от меня то, что хотел? Потому что не довёл начатое до конца?

Его взгляд скользнул к моим губам, а руки легли мне на талию. Я не знала, собирался ли он оттолкнуть меня или притянуть ближе, но не дала ему возможности решить. Прижалась губами к его, и твёрдые, жёсткие линии тут же стали шёлковыми под моими. Он на вкус был, как кофе, опасность и сожаление. И я не была уверена, о чём он жалел — о том, что происходит, или о том, что будет потом.

Всего секунда — и удивление прошло, уступая место контролю. Он прикусил мои губы, явно не для нежного укуса, и когда я ахнула, его язык проник внутрь. Как и в прошлый раз, в этом поцелуе не было ни сладости, ни мягкости, ни доброты. Только огонь, карающий нас обоих. Его — за то, что он не мог сопротивляться. Меня — за то, что я снова разжигала пламя, которое могло оставить после себя только пепел.

Он наклонил голову, углубляя поцелуй, исследуя меня, облизывая, пока у меня не заныло в груди и не сжался живот. Он рывком притянул меня к себе, так что металлическая пряжка его ремня впилась мне в живот, добавляя острую боль, которая должна была стать предупреждением. Должна была заставить меня отстраниться. Но я только сильнее прижалась к нему, позволяя боли смешаться с желанием.

Его бёдра сдвинулись, сжимая мои ноги, и жёсткая выпуклость в его джинсах надавила на меня, словно он пытался пробиться сквозь слой ткани, чтобы оставить свой след. Я провела ногтями по его шее, и он ответил, сжимая мои бока сильнее.

Я никогда не была той, кто играет в игры с сексом. Мне не нужны были ни верёвки, ни повязки, чтобы получить удовольствие, но, чёрт возьми, в этот момент я хотела, чтобы этот мужчина сорвал с меня одежду и взял всё в свои руки. Хотела, чтобы он потребовал, чтобы я подчинилась. Хотела забыть обо всём, кроме его голоса, его вкуса, его прикосновений. Я могла бы провести целую жизнь, утопая в нём.

И эта мысль ударила меня, как ливень по пересохшей земле.

Целая жизнь не входила в мой план.

Я оттолкнула его руки, выбралась из его хватки и отступила.

Его глаза были полуприкрыты, дыхание сбито, губы покраснели и блестели. Локон упал на лоб, и мне захотелось откинуть его назад. Он вцепился в край столешницы, напрягая предплечья, будто пытался удержаться на ногах. Или удержаться от того, чтобы снова не схватить меня.

И в этот момент, стоя напротив него, всё ещё одетая, но напряжённая в каждом нерве так же, как он во всех своих мышцах, я поняла: Райдер Хатли — самый чертовски сексуальный мужчина, которого я когда-либо встречала.

Движение позади меня разорвало наш взгляд. Его глаза сместились в сторону, и я резко обернулась — в дверном проёме стояла Адди. Она уже успела одеться в новые вещи, на ногах у неё были свеженькие кроссовки, а к груди она прижимала своего ягуара. В другой руке держала рюкзак.

Райдер шагнул к ней, и жар от нашего поцелуя сменился выражением нежности, с которой он смотрел вниз на девочку. И вдруг я захотела, чтобы он смотрел так и на меня. Захотела этой мягкости для себя. С внезапным осознанием поняла, что ревную к семилетней, травмированной девочке, и это было просто до смешного нелепо.

Он прокашлялся и спросил:

— Доброе утро, Адди. Ты хорошо спала?

Она пожала плечами и поставила рюкзак на пол у края стойки. Я проверяла её ночью. А он? Когда я заглядывала, она лежала в кровати, прячась под одеялом, но, по крайней мере, оставалась там. Не пряталась. Всего за несколько дней он сумел дать ей ощущение безопасности.

— Я сделал завтрак — буррито. Ты любишь сальсу? — спросил он.

Адди кивнула, и он указал на стойку, где стояли три разных вида сальсы, от мягкой до очень острой.

— Это не та, что готовит моя мама, но довольно неплохая.

Она выбрала среднюю, и он пригласил её подойти, чтобы помочь завернуть буррито. Он налил ей сок, заботливо наклонившись ближе. Я взяла свою тарелку и чашку с кофе, уселась с другой стороны Адди, используя её как буфер между нами, чтобы моё тело случайно не загорелось от воспоминаний о поцелуе.

Мы ели молча, но напряжение витало в воздухе, и мне не нравилось, что это может отразиться на девочке. Только вот я не знала, как его развеять.