Последнее обещание, которое ты дала

Пока мы ехали, я говорила с ней, хоть и не видела её. Продолжала повторять, что она в безопасности, что всё будет хорошо, что что бы ни случилось, мы о ней позаботимся. Слова, которых я, возможно, не должна была говорить, но не могла удержаться.

Когда мы добрались до городского управления полиции, Рамирес свернул к боковому входу и загнал машину прямо в крытый гараж. Я дождалась, пока металлические ворота опустятся, прежде чем открыть тележку. Осторожно помогла девочке выбраться, присела перед ней на корточки.

— Сейчас мы пойдём в полицейский участок. Там будет безопасно, но, возможно, немного шумно и людно. Мы найдём для нас тихое место, и ты сможешь рассказать мне, что случилось. Ты готова?

Её глаза расширились, страх снова исказил лицо. Она замотала головой.

— Всё в порядке, малышка. Всё хорошо. Давай для начала просто зайдём внутрь, ладно?

Я протянула ей руку в перчатке, и она схватилась за неё так крепко, что чуть не причинила боль.

Мы вышли из фургона, поднялись по ступеням и вошли в здание. Рамирес следовал за нами.

— Нам нужно место, где ей будет комфортно, — сказала я ему.

— Есть допросные, конференц-зал или комната отдыха.

Я закатила глаза. Ни одно из этих мест не подойдёт испуганной девочке.

— Кабинет помощника начальника? — предложил он. — Он в отпуске. Там есть диван.

— Подойдёт.

Мы поднялись по лестнице и пошли по коридору. Оживлённые звуки участка становились всё громче. Смех и крики. Хлопанье дверей. Скрип стульев по полу. Где-то вдалеке раздался пьяный выкрик. Девочка съёжилась, прижалась ко мне. Я крепче обняла её за плечи.

Когда мы вошли в кабинет, я провела её к дивану у стеклянной стены, за которой кипела работа в основном зале. Остальная мебель была скучной, стандартной — минималистичная государственная обстановка, на фоне которой серый кожаный диван выглядел почти роскошно.

Я подошла к металлическим жалюзи и закрыла их, отсекая хаос за стеклом, затем повернулась к Рамиресу.

— Нам нужны одеяла. Вода. Может что-то поесть.

Рамирес кивнул и вышел, закрыв за собой дверь. Шум мгновенно уменьшился до едва слышного гула. Он был моложе меня, наверное, только закончил академию — именно поэтому его поставили охранять дверь мотеля. Но он не растерялся и помог мне незаметно вывести девочку. Чутьё подсказывало, что из него выйдет хороший коп.

За эти годы я успела поработать со многими и теперь умела различать, кто действительно хороший в своём деле. Мне было всего двадцать семь, но за четыре года работы я увидела больше, чем большинство людей за всю жизнь. Грязные, жестокие вещи. Отец пытался расспросить меня об этом на Рождество, заметив, насколько серьёзным стало моё выражение лица. Но я отмахнулась от его вопросов. Он посмотрел на меня так, как смотрел на солдат, подчинённых ему — взгляд, от которого любой из них бы задрожал, но я не сдвинулась с места.

Хотя вся моя семья знала, что я с детства мечтала быть шпионкой, только отец знал, что моя работа аграрного журналиста — это прикрытие. Не уверена, знал ли он, в каком именно агентстве я служу, но, учитывая, что он был заместителем начальника Национальной гвардии, мог бы при желании выяснить. В любом случае, он никому не рассказал. Ни моей матери, ни брату, бывшему агенту Секретной службы. Если бы мама когда-нибудь узнала, кто бы попал в большую беду — я, за ложь, или отец, за то, что хранил мой секрет?

Я снова посмотрела на девочку. Она снова свернулась в комок, обхватив колени руками. На её ногах были кеды с улыбающимися кошачьими мордочками. Немного грязные, но не старые. На боках запёкшиеся брызги крови — улики, которые нам понадобятся. Её тёмно-синие джинсы и белая футболка тоже были испачканы кровью.

Сердце болезненно сжалось при мысли о том, как она смотрела, как женщину в том номере разрезали на куски. Как потом обнимала её, прижимая к себе. Настоящее чудо, что девочка осталась в живых.

— Ты можешь сказать мне своё имя? — спросила я.

Она посмотрела на меня, но не ответила.

— А ты знаешь, что это? — кивнула я на конверт, который она всё ещё крепко сжимала. Белый край был испачкан кровью.

— Папа, — прошептала она.

Её голос был тихим, но в нём слышался лёгкий мексиканский акцент, придававший словам особую мелодичность.

Я снова мысленно поблагодарила прошлые мучения с уроками испанского, и за работу под прикрытием в Южной Америке, которая улучшила мое владение языком.

— Это письмо от него или для него? — спросила я по-испански.

Глаза девочки расширились. Она ответила на том же языке:

— Найти его.

— Ты хочешь его найти? — Сердце снова дало сбой. — Можно мне посмотреть? Чтобы я могла помочь тебе его найти?

Она посмотрела на конверт, замешкавшись, страх снова отразился в её глазах. Но, дрожащей рукой, всё же протянула его мне.

Почерк на лицевой стороне был аккуратным, женственным. Но сами слова ударили меня в солнечное сплетение, выбив дыхание.

Для Райдера Хатли.

Целых тридцать секунд мои лёгкие забыли, как дышать. Затем воздух резко ворвался обратно — жгучий и болезненный.

Чёрт. Чёрт возьми.

После операции в Лексингтоне мы выяснили, что на деньгах и наркотиках картеля обнаружены химические вещества, используемые фермерами в корме для скота. Группа начала искать лидеров Ловато на ранчо. Мы разделились. Некоторые внедрились в действующие фермы, а я использовала свою поддельную журналистскую личность, чтобы написать разоблачительную статью о гостевых ранчо по всей стране.

Когда всплыл факт связи Ловато с байкерской бандой в Уиллоу Крик и ранчо, находящимся там, я отправилась в Теннесси, чтобы проверить это. Провела несколько недель на ранчо, но не нашла ничего подозрительного. Шериф Хатли был человеком чести, соблюдал закон до последней буквы, а семейный бизнес их ранчо процветал уже несколько поколений. Все их доходы можно было легко отследить и подтвердить. Они зарабатывали хорошо, но без излишеств.

И вот теперь у меня в руках было доказательство.