Последнее обещание, которое ты дала

Что-то я упустила. Это была прямая связь между Ловато и управляющим ранчо. Человеком, отвечающим за всё. Тем, кто пришёл в ярость из-за моих вопросов и был настолько зол, что прижал меня к стене, когда застал за обыском его кабинета.

Перед глазами вспыхнули синие глаза — ясные, как вечернее небо, но всё же таящие в себе бурю.

Синие глаза и тёмные волосы, мягко падающие на лоб так, что мои пальцы так и тянуло убрать их.

Квадратная челюсть, покрытая лёгкой щетиной. Улыбка, которая то согревала, то выводила из себя. Жёсткая улыбка на губах, которые наказали меня за дерзость. За насмешку над ним.

Губы, от которых у меня все внутри сжалось… Прямо перед тем, как он оттолкнул меня, будто я предала его. Будто я была заразой, от которой ему нужно избавиться.

Я прочистила горло.

— Этот человек… Райдер… Он твой отец?

Девочка не пошевелилась. Затем чуть заметно кивнула.

— А женщина в мотеле… Она твоя мама?

Её глаза наполнились слезами. Она снова кивнула, затем уткнулась лицом в колени и разрыдалась, её худенькие плечи затряслись.

Я не задумываясь притянула её к себе, обняла и крепко прижала, пока она рыдала.

Часть меня тоже хотела заплакать. От злости, от бессилия, от боли. Или, может, от всего этого сразу. Последнее, чего я хотела — снова встретиться с Райдером Хатли. А уж тем более заявиться к нему с маленькой девочкой, которая, как оказалось, была его дочерью.

Ребёнком, о существовании которого он никому не говорил.

Ребёнком, которого я не могла понять, как он мог не любить. Я ведь видела, как он буквально осыпал свою племянницу заботой и нежностью. Видела, и от этого у меня внутри что-то сжималось.

Я опустила взгляд на письмо. Я должна была его прочитать. Это моя работа. Но ощущение было такое, будто это очередное нарушение границ, за которое Райдер так или иначе сделает меня виноватой.

Что бы ни было в этом письме… Какие бы слова ни скрывались внутри…

У меня было предчувствие, что оно изменит всё.

Не только для оперативной группы, но и для меня.

Глава 3

Райдер

После долгого, изнурительного дня, проведённого за работой над двумя новыми домиками, я должен был быть вымотан и мечтать только о том, чтобы вернуться домой и рухнуть в постель. Но вместо этого внутри меня будто что-то зудело, не давая покоя. Что-то в Милле и этом чёртовом вороне задело меня за живое, заставило тосковать по вещам, о которых я знал: мне лучше их не желать.

Мне нужно было просто найти кого-нибудь на ночь. Потеряться в мягкой коже, которая вырвала бы из моей головы мысли о двух темноволосых красавицах, преследующих меня. Только вот уже несколько месяцев я не мог ни с кем завершить сделку. После того как Рэйвен ушла, я с лёгкостью отвлекался на других. Это казалось местью. Но теперь дело было не в бывшей невесте. Всё испортила эта чёртова журналистка, которая пробыла на ранчо достаточно долго, чтобы я застал её роющейся в моём кабинете.

Женщина с волосами, тёмными, как ночное небо, и глазами, меняющими цвет с зелёного на карий в зависимости от освещения. Женщина, которая на мгновение заставила моё давно окаменевшее сердце сбиться с ритма — прежде чем исчезнуть, даже не попрощавшись.

Исчезновение Джии Кент было для меня предупреждением. Знаком держать свои руки и губы подальше от неё. Слава Богу, мы разделили всего один поцелуй. Потому что даже одного оказалось достаточно, чтобы я не мог избавиться от вкуса её губ.

Может, сегодня ночью я наконец смогу её забыть. Найду облегчение в ком-то, кто не переворачивает мне душу. Найду покой, а не новую пытку.

Я отказался от ужина с мамой, сказав, что поем в городе, сел в грузовик и направился в Уиллоу Крик. Когда я пересёк границу города и увидел знак, уголки моих губ дрогнули в лёгкой улыбке.

Уиллоу-Крик — родина футбольных звёзд, рок-музыкантов и фермеров.

Знак появился всего пару десятилетий назад, после того как группа Watery Reflection построила себе поместье над озером. Наш город гордился своими знаменитостями так же, как Белл Бакл гордился своей колой и лунными пирожными. Городской стадион носил имя погибшего футбольного игрока, а холм за озером теперь назывался Watery Reflection Hill. Мы гордились тем, что эти люди — часть нашего сообщества, но мы и защищали их. Если репортёры совали нос куда не следует, мы их отшивали так же быстро, как енот лезет в мусорный бак.

Очаровательная старомодная атмосфера нашего центра привлекала художников, фотографов и даже съёмочные группы. Церкви с остроконечными шпилями, выглядывающими из-за крыш, булыжные мостовые, напоминающие о давно забытых каретах, фонари в форме фонарей — всё это делало город идеальной картинкой для открытки. Ветвистые ивы перемежались с магнолиями на каждом углу, наполняя воздух ароматом, когда они цвели. Фасады магазинов были из обветренного кирпича, с белыми колоннами и чёрными ставнями, а их витражные окна на закате превращали улицу в игру золотых бликов и переливчатых радуг.

Я припарковался у мастерской Вилли, надеясь, что он наконец починил мой звуковой ружьё. Увидев табличку «Закрыто», я застонал, сразу поняв, куда он подался. Я не был уверен, что сегодня готов к пьяному Вилли.

Я направился на окраину города, к бару дяди Фила. МакФлэнниган стоял в Уиллоу Крик уже больше века. Легенды гласили, что все поколения МакФлэнниганов владели этим местом.

Я толкнул резные двери, и передо мной открылся паб, который больше подошёл бы ирландской глубинке, чем дикому Теннесси. Богатая древесина, зеркала с гравировкой, старинное очарование. Меня тут же накрыл шум живой музыки, и я едва сдержал очередной стон. Я забыл, какой сегодня день. Четверг. А это значит пиво за два доллара и соревнования по линейным танцам, превращающие город в стаю бешеных собак.

Я двинулся к барной стойке и тут же заметил Вилли. Его массивные плечи ссутулились, а в руках он сжимал пиво, не отрывая взгляда от танцующих. Толпа в клетчатых рубашках, тёмных джинсах и ковбойских сапогах казалась неуместной на фоне старинных деревянных панелей и потёртых зелёных обоев.

Я бросил шляпу на лакированную стойку и уселся рядом с Вилли.

— Ты починил моё звуковое ружьё?

Вилли кивнул.

— Завтра привезу.

Сэди пододвинула мне пиво, и я встретился взглядом с сестрой, усмехнувшись.

— А если я хочу виски?

— Будешь пить пиво и радоваться, — бросила она, ухмыльнувшись, пока вытирала руки о полотенце.

Моя сестра — энергичная брюнетка за двадцать, с короткой стрижкой пикси и фирменной бледной кожей и голубыми глазами МакФлэнниганов. Когда-то её взгляд всегда искрился озорством, но теперь в нём чаще отражалось раздражение. Побочный эффект того, что она была ранена, защищая Милу. Теперь она прихрамывала, когда повреждённый бедренный нерв начинал давать о себе знать. После ранения она бросила колледж и отказалась от карьеры в профессиональном дартсе. Моё мнение, которым я благоразумно не делился, было в том, что она начала работать у дяди Фила просто потому, что хотела сбежать от чрезмерной заботы мамы.