Последний Герой. Том 2
Шрифт:
Савченко внешне был спокоен, почти равнодушен — но Валет знал, под ледяной кожей там тоже бурлило.
— Кем он там в ментовке, говоришь? В штабе? Писарем? — спросил Валет, отпив из бокала и со вздохом откинувшись в кресле.
Савченко отпил, медленно, будто цедил:
— Инспектор штаба. По бумагам. Вроде, молодой, зеленый. Но… — он замолчал на половине фразы, будто не хотел договаривать.
— Что «но»?
— Не похож он на кабинетного. Не тот взгляд. Не та походка. Хоть и косит под лоха.
Валет шумно выдохнул:
— Вот и я о том же… — протянул Валет и снова
— Угу, — кивнул Савченко. — Слишком уверенно себя ведёт. Даже когда с охраной уходил — все стебался, говорит Степаныч. Чипсы хрумкал.
— Чипсы?
— Ну да… А потом — бах, и тела в реке, камеры почищены, дежурный на полу в наручниках. Чисто, быстро, профессионально.
— Значит, не просто крыса, — Валет поёрзал в кресле, вытянул ноги и, скинув итальянские туфли, с облегчением пошевелил пальцами на ногах. — Значит, за ним кто-то стоит.
— Или стоял, — уточнил Савченко. — Мог откуда угодно прийти — от силовиков столичных до старых спецов.
— Ты пробей его глубже. Прямо вот по крошкам. Школа, ВУЗ, кто крестил, кто зубы лечил, с кем на лавке сидел, с кем кувыркался. Подними старые связи, запроси Москву по своим каналам. Не верю я, что это просто случайный лейтенантик.
Савченко покивал, поставил бокал:
— Уже дал задание. Но если у него реально есть на тебя компромат, действовать придётся аккуратно.
— Пока не рыпаемся. Ни одной тени, понял? До выборов — никаких хлопков. А потом… — Валет вздохнул и зло ухмыльнулся. — Потом посмотрим, кто кого с обрыва сбросит. Урою суку…
— И компромат, — вставил слово Дирижер, как финальную ноту. — Надо узнать, что у него есть и где лежит.
— А это уже задача номер один. Думай, Артурчик, думай. Ищи того, кто ему помогает. Он не один. Не может быть один.
Савченко встал, поправил пиджак:
— Найдём. И помощника найдём. И видео. Дай срок. А потом похороны его сыграем. С оркестром.
Валет откинулся назад, глядя в потолок, шумно выдохнул:
— Надеюсь, ты прав. Надеюсь… Иначе нам кабзда…
После больницы я поехал в отдел. Нужно было составить план действий и, главное, выцепить Шульгина — он должен был пробить по базам того самого Егорова, что от туберкулеза на зоне загнулся и напел Грачу про некую доказуху по моему убийству.
Тянул резину, паразит, говорит, что там проблемы с этим Егоровым. Какие могут быть проблемы? Врет? Хрен его знает. Надо было поднажать на него, мотивировать, так сказать.
Так. Что у меня на руках?
Трофейный ИЖ. Ствол легальный, в базе числится, отстрелян и, как положено, пули и гильзы помещены в пулегильзотеку лицензионно-разрешительной. Сейчас это подразделение к Росгвардии относится, но хрен редьки не слаще. Всё как и раньше: гражданское и служебное нарезное оружие всегда проходит эту процедуру. Это я знал и по своей старой службе, и в этой новой жизни такие правила сохранились.
А значит, если мне вдруг придётся стрелять, всплывёт пестик в базе, как миленький. Плевать, что владелец у него — ЧОП «Легион». Главный вопрос — кто стрелял? И вот тут не хочется, чтобы меня потом взяли за хвост по баллистике.
Вывод — ствол надо «переиначить». Поменять рельеф
в канале, спилить микродефекты, создать новые следообразующие особенности. Тогда отстрел не совпадёт. Или совпадёт, но только в общих чертах — без точной идентификации. Так? Нужно уточнить.Вопрос — кто у нас по этому делу дока?
Корюшкин, конечно.
Старший лейтенант, криминалист, рыхлый как белорусский сырник, но в баллистике и трасологии шарит, как дед в рыбалке.
А значит, нужно с ним поговорить. Только аккуратно. На интерес. Не напрямую. Напрямую он, скорее всего, сольется — все они тут какие-то малахольные, исключая только Кобру. А вот если с подходом…
Направился в криминалистическую лабу на первом этаже ОВД. Проскочил мимо дежурки, не хотелось светиться, ведь я на больничном, на процедурах. Быстренько проскользнул через турникет, и даже Ляцкий Глаз меня не заметил.
Вот и лаборатория. Вошел. Эксперт сидел в кабинете и рассматривал через лупу гипсовый слепок.
— Привет, наука, — сказал я, заходя в лабораторию и присаживаясь рядом.
Корюшкин, увлечённо склонившийся над слепком, вздрогнул и на секунду поднял глаза от лупы. Перед ним на столе стояла белая, застывшая хреновина с четким рельефом подошвы и вцеменитрованной ниткой, на которой висела бирка.
— Максим Сергеевич… здравствуйте, — выпрямился он, потирая затёкшую шею.
— Ваня, давай без формальностей, просто Макс. Не пали контору, — усмехнулся я.
— Ага, понял… — кивнул он, но взгляд у него был не такой, на какой я мог рассчитывать.
Задумчивый. А я полагал, что он будет смотреть на меня, как на гибрид Дзержинского и Железного человека.
— Я тут размышлял, Максим… Мне кажется, ты меня за нос водишь.
— В смысле?
— Ну… что ты из этих, оттуда, — он неопределенно ткнул пальцем в потолок.
Ага. Умный, паразит. Не прокатило. Надо менять тактику.
— Так надо, Ваня, я же в тот момент ещё не знал — можно доверять тебе или нет. Но дело, которым я занимаюсь, архиважное.
— Какое дело? — глаза криминалиста загорелись.
— Тс-с… — я многозначительно приложил палец к губам. — Не могу сказать. Но… если тебе можно доверять, может, потом поделюсь.
— Конечно, можно, — закивал парень.
Видимо, с ним в отделе особо никто не общался, а тут появилась перспектива с кем-то наладить мосты.
— Ну вот как буду в тебе уверен, расскажу. Без обид пока. Лады?
— Хорошо, — вздохнул Корюшкин.
И посмотрел так, как будто бы засекал конкретный срок, просчитывая, за сколько прорастёт моё к нему доверие.
— А ты чего? — кивнул я на слепок. — Опять тапки меряешь?
— Да… по краже с дач принесли. В картотеку надо поместить и экспертизу на пригодность сделать.
— Ага. Уважуха. Слушай, раз уж зашёл… Расскажи мне про баллистику. Типа, пуля — это отпечаток пальца пистолета?
Корюшкин оживился:
— Не совсем, но рядом. У каждого ствола свои микропризнаки рельефа. Когда пуля проходит сквозь канал, она об эти неровности трётся, и на ней остаются бороздки — следы-трассы от полей нарезов. А гильза — это уже отдельная песня: следы бойка, зацепа выбрасывателя, вмятины на донце…