Последний Герой. Том 2

— Как заново родился… — прохрипел он смущенно. — Никогда так себя не чувствовал… Сейчас съем тарелку пельменей с кетчунезом.

Я хмыкнул.

— Только пельмени, без кетчунеза. Пора разгружать твоего внутреннего волка от сала.

Ваня согласно закивал, хватая ртом воздух, как карась на берегу.

— Если хочешь нравиться девчонкам, — строго проговорил я, вспоминая интернетные статейки, которые уже порядком проштудировал, сам-то тоже физуху набирал, — на будущее: никаких пельмешей и кетчунезов.

— Голодать? — в голосе Вани прозвучал ужас.

— Ни в коем случае, Ваня. Больше белка и растительной еды, — вспомнил я свои молодые годы, когда по динамовской линии в секции самбо пахал, готовясь к соревнованиям. — Без крайностей, но и без поблажек.

— Растительной? Как корова? — вздохнул он, поникнув.

— Чтобы как раз не быть коровой, — усмехнулся я. — Ты парень неглупый, сам поищи в сети, изучи вопрос, как хавать, что хавать, от чего отказаться. Сейчас всё в интернете есть — расписано по шагам. Главное — не перегибай палку, все в меру, Ваня. Как говорит наш начальник штаба, без фанатизма.

— Это да… В курсе немного. Я так-то гуглил раньше, — кивнул он. — Жалко только, что чипсы нельзя.

— Варианта два, Ваня: либо исключить чипсы, либо вырасти до трёх метров. Тогда при твоём весе будешь в норме.

Корюшкин рассмеялся, но как-то с оттенком грусти, будто прощался с любимыми пельмешками навсегда.

— Ладно… Завтра, в это же время?

— Завтра. Здесь. В семь. Не опаздывать, Волчара.

Он кивнул и, тяжело ступая, побрёл к выходу со стадиона. А я ещё немного остался: поболтался на турнике, попрыгал через вкопанные колеса, и, вытирая пот со лба, уже прокручивал в голове следующий шаг в деле. Пора было снова становиться ментом, а не фитнес-тренером.

* * *

После стадиона вернулся домой. Принял контрастный душ, на автомате побрёл на кухню — ставить воду на гречку в пакетике. Не люблю гречку, честно говоря, но надо. Куриную грудку — в Машкину мультиварку. Гречка с грудкой — лучшее топливо для набора сухой массы. Не жирной, а чистой, рабочей. Ел и чувствовал себя немного непривычно. Никогда особо не заморачивался по жрачке. Глотал всё, что жуется и не убегает со стола. Но, видимо, во второй жизни созрел до этого спортивного, мать его, питания.

Хотя честно говоря, в прошлой жизни было ведь вообще не до этого. Где там думать о грудках, когда днюешь и ночуешь на работе. А здесь… здесь почему-то хотелось не быть дрыщом. Вот прямо хотелось. Страсть как. Потому что никогда не был.

И это уже начинало получаться. Потому как одежда Максимки сидела всё плотнее. Тело росло, мышцы наливались. И явно быстрее, чем должно бы. Вечерами я еще добивал мышцы гирями — прикупил на «Авито» за копейки (спасибо прогрессу) две пудовки, с ржавчинкой, но по бросовой цене. Качаюсь, так сказать. Но даже с нерегулярными занятиями прогресс выходит какой-то чересчур бодрый.

Вот и Машка, оказывается, заметила.

То ли тело у Максимки генетически одарённое, просто не было толчка… То ли моё сознание, переехавшее в эту оболочку, как-то реорганизовало всё по-новому. Не знаю. Бред, конечно. Но после того, как меня швырнуло из 97-го в сегодняшний день — я теперь зарекаюсь что-либо категорически отрицать. Всё может быть.

Хотя, если по-честному — да и плевать. Главное, что процесс пошёл. И неплохо пошёл.

— Привет, — на кухню вышла заспанная Машка в своих тапках-зайцах и фирменном халатике, который едва прикрывал кружевной треугольник между бедер. Потянулась, зевнула.

— Доброе утро, страна, — я подмигнул. — Кофе будешь?

— Ага, — кивнула она, растирая виски и плюхаясь за стол.

— Отлично. И мне тогда налей, раз уж ты на ногах.

Машка надула губы, но встала, начала колдовать с кофеваркой.

— А где бобриха моя? — пробормотала, потирая нос. — Я так вчера набубенилась, не помню, как отрубилась. Мы с ней, вроде, на диван рухнули, а дальше — провал.

— Ушла, наверное, — пожал я плечами.

— Странно… Даже не разбудила. Я вообще и не помню, во сколько. Обычно своими кудрями мне всё лицо щекочет. Разбросает космы по подушке, как ураган прошёл.

— Сама говоришь — наклюкалась. Спала, как убитая. Даже храпела, но негромко.

— Ой, не ври, а! Никогда не храплю! — Машка покраснела.

— Ну да… Просто громко сопишь.

— Да это Алька храпела, — кивнула Машка, косясь на меня и поджав губы. В ее глазах сверкнули чертята. — Ну и как она тебе?

— Кто?

— Бобр. Понравилась?

— Ничего так. Интересная девушка, — ответил я, не поднимая глаз.

— Интересная? Ой, скажешь тоже… Людей обманывает своими этими предсказаниями, гаданиями, — фыркнула Машка.

— У каждого свои недостатки. Я вот в штабе работаю…

— Выдерга она. И умную корчит. Скажи, Макс, а мужикам правда нравятся рыжие? Ну… серьёзно?

Вспомнился анекдот о женской дружбе: Чтобы летом хорошо выглядеть на пляже, Люся ещё с зимы начала откармливать свою лучшую подругу Оксану.

— Всё, — глянул я на наручные часы. — Я побежал. Дел по горло.

— Куда? Ты же на больничном.

— Больничный — не повод расслабляться. Когда Родина в опасности, отдыхать некогда, — проговорил я с нарочитым пафосом и смылся с кухни, пока Машка не начала допытываться про рыжих бобров.

Путь лежал в медсанчасть — надо было снова сыграть оловянного несгибаемого солдатика. Походил роботом для убедительности, покривился на спину — всё прошло гладко, больничный продлили без лишних вопросов.

А оттуда — сразу на работу. Нужно выцепить мажора. Что-то он подзаглох, а мне нужна инфа на Егорова. Я же пробить велел, а он что — забил? Если так — взбодрю. А если не забил, как там теперь говорят? Помогу «сформировать внутреннюю мотивацию». Ну-ну.

* * *

Чёрный седан премиум-класса мягко притормозил у одной из новостроек в спальном районе. Из него первыми вышли двое охранников в тёмных костюмах. Гарнитуры в ухе, морды кирпичом, недалекие, но серьезные. Один — сразу в подъезд, второй остался снаружи, осматривал двор, вращая бритой головой.

На площадке — пара ребятишек, мамашка с коляской да накачанный тип в обтягивающей футболке выгуливал таксу. Взгляд охранника задержался на нём. Подумал, поприглядывался. Слишком уж подчёркнута фигура, слишком нарциссично выставлены мышцы — под одеждой спрятать оружие проблематично. Значит, не угроза.

— Всё чисто, Герман Сильвестрович, — доложил вернувшийся из подъезда.

Только после этого из машины выбрался сам Вальков. Медленно, как человек, которому все и так обязаны. Недовольно поморщился на солнце, будто оно светит без его ведома, одёрнул дорогой легкий пиджак и направился к подъезду в окружении охраны.