Последний самурай
Шрифт:
Потом меня осенило. Отец часто писал в газеты и многое путал. Наука притягивала его, как огонь мотылька. Ему не давалась разница между частной и общей теорией относительности, но он по любому поводу зачем-то совал их в статьи. Иногда он брал слово, обладающее узким и общим значением (хаос, последовательность, относительность, положительный / отрицательный, период), и на заявлениях, применимых к слову в его узком значении, строил обобщения касательно слова в общепринятом смысле. Иногда узкое значение выражалось только математически и в обычном языке коррелятов не имело, но отцу это не мешало. Осталось дождаться очередной публикации + написать письмо, поправить ошибки эдак обаятельно, наивно и по-детски, подписаться «Стивен, 11 лет»; ответ неизбежен, а если повезет, в нем будет обратный адрес
Назавтра был понедельник. Я снова
Я каждый день ходил в библиотеку читать газеты. За подписью отца ничего. Я стоял у стола, листал, иногда попадалась любопытная статья, и я увлекался, и вдруг вспоминал. Я знаю, кто он.
В субботу я опять пришел в библиотеку, и на сей раз в «Индепендент» была статья о Галапагосских островах. Речь шла про вымирание и отбор. Куча ложных доводов, кое-какие фактические ошибки насчет динозавров, и он, кажется, неверно понял теорию эгоистического гена. Мне выпал шанс!
Я не собирался указывать на логические ошибки — это его смутит — и решил промолчать о том, что он перепутал ДНК и РНК, потому что это слишком стыдно, но, пожалуй, вполне допустимо отметить самые серьезные фактические недочеты, и можно будет подписаться «Стивен, 11 лет». Непонятно, сильно ли надо упрощать теорию эгоистического гена: поскольку отец ее не понимал, я не хотел громоздить заковыристые объяснения, но, если прибегнуть только к односложным словам, письмо выйдет несносное.
Я десять раз его переписал так, чтоб оно выдавало ум и не звучало несносно. Можно было напечатать на компьютере, но я решил, что мой ужасающий почерк смотрится трогательнее, и финальную версию написал от руки.
Два дня писал. Если б не боялся, что письмо выйдет несносное, написал бы за 15 минут. Но, как сказала бы Сибилла, обижать людей на каждом шагу как-то нехорошо.
Миновала неделя, и я подумал, что письмо застряло в «Индепендент».
Миновала неделя.
Миновала неделя, и я подумал, что он уже наверняка его получил.
Миновали три дня, и закончился апрель. Я подумал, что он, наверное, путешествует. Миновал день, и я подумал, что его корреспонденцией, наверное, занимается секретарша. Миновали четыре дня. Наверное, секретарше велено не отвечать на письма, в которые не вложен пустой конверт.
Назавтра от него пришло письмо.
Я унес его к себе и прочел.
Адрес написан от руки; это, пожалуй, вселяет надежду. Самоклеющийся такой конверт; отец писал черной шариковой ручкой. Я медленно вскрыл конверт; внутри листок А5, сложенный вдвое. Я его развернул. Там говорилось;
6 мая 1998 годаДорогой Стивен,
Спасибо тебе за письмо. Как ты, может быть, знаешь, существует множество теорий, объясняющих вымирание динозавров. Я не спорю, что выбрал ту, которая, с моих позиций, более пригодна. Твое замечание касательно теории эгоистичного гена было бы верно, если бы я руководствовался ею, однако у теории Докинза есть и конкуренты.
Надеюсь, ты не расстроишься, если я останусь при своем мнении. По-моему, это замечательно, что ты так глубоко понимаешь важность этой теории, и я счастлив, если тебе понравилась моя статья.
Твой
Я внушал себе, что не надо ничего ждать, но, видимо, все таки ждал. Невзирая на статью, невзирая на все его книжки, я надеялся узреть нечто блестящее, до чего не додумался бы сам. Я поглядел на листок с размашистой небрежной подписью и взмолился от всей души, чтобы это письмо написал не мой отец.
Напиши его кто другой, я бы ему ответил; сказал бы, что вся статья построена так, будто отбор на уровне генов, особей и видов — это одно и то же, и что эту путаницу надо бы прояснить, даже если он, как он утверждает, спорит с Докинзом, и еще я бы сказал, что он не привел ни одного контрдовода. Но я не хотел ему досаждать и промолчал. Главное, что в верхнем углу он написал свой адрес. Я посмотрел улицу в «От А до Я» — оказалось, недалеко от Кольцевой.
5
Дэвиду, с наилучшими пожеланиями
Я сел на Кольцевую, поехал к отцовскому дому
и постоял на улице.Я знал, что у меня есть два единокровных брата и единокровная сестра, но все они, по-моему, живут с матерью. Примерно в 10:30 из дома вышла женщина. Села в машину и уехала.
Я не знал, стоит ли звонить в дверь. Я не знал, что сказать, — боялся сморозить глупость. Я перешел улицу и посмотрел на окна. Никакого шевеления не разглядел. Где-то в 11:00 увидел лицо.
В 11:30 дверь снова открылась, из дома вышел и спустился по ступенькам мужчина. Он был старше, чем я воображал; фотографиям, наверное, много лет. И не такой красивый, как я воображал, даже по фотографиям; я забыл, что она его поцеловала, когда сильно напилась.
Он сошел на тротуар и свернул направо. На углу опять направо.
Назавтра я снова приехал. В рюкзаке у меня лежало введение в аэродинамику, книга по дифференциальному исчислению для инженеров, перевод «Саги о Ньяле» издательства «Пингвин», Brennu-Nj'als saga, «Введение в древнеисландский» Гордона и «Граф Монте-Кристо» на случай, если заскучаю, плюс четыре бутерброда с арахисовым маслом и джемом и мандарин. Через дорогу от дома была автобусная остановка, а вокруг нее парапет. Я сидел, следя за домом, и читал «Сагу о Ньяле», то исландский текст, то перевод.
Ньяль с сыновьями приехал на двор под названием альтинг. Скарпхедин, один из сыновей Ньяля, убил годи. Я не понял, как у них устроен этот тинг. Сват Ньяля Асгрим и сыновья Ньяля ходили по землянкам и искали поддержки. Сначала пошли к Гицуру, потом в землянку Эльфуса к Скафти, сыну Тородда.
«L'at hevra thad,» segir Skafti.
«Расскажи», — говорит Скафти [95] .
«Eg vil bidja thig lidsinnis,» segir 'Asgr'imur, «ad th'u veitir m'er lid og m'agum m'inum.»
«Хочу попросить тебя, чтобы ты оказал поддержку мне и моим родичам».
95
Здесь и далее в этой главе цитируется глава CXIX «Саги о Ньяле», пер. В. Беркова.
Я работал над исландским уже три недели, так что дело двигалось. Но были места, которые без словаря не разобрать. В доме ничего.
«Hitt hafdi eg aetlad,» segir Skafti, «ad ekki skyldu koma vaendraedi ydur 'i h'ib'yli m'in.»
«Вот уж не думал, — отвечает Скафти, — что ваши неурядицы дойдут до моего жилища».
'Asgr'imur svarar: «Illa er sl'ikt maelt ad verda m"onnum th'a s'ist ad lidi er mest liggur vid.»
Асгрим говорит: «Нехорошие это слова. Плохо отказывать людям в помощи, когда у них в ней крайняя нужда».
К дому подошел почтальон со второй доставкой. К нему вышла женщина; куча писем, похоже. Я съел бутерброд с арахисовым маслом.
«Hver er s'a madur,» segir Skafti, «er fj'orir menn ganga fyrri, mikill madur og f"olleitur, 'ogaefusamlegur, hardlegur og tr"ollslegur?»
«Кто этот человек, — спрашивает Скафти, — что зашел пятым, а сам высок ростом, бледен лицом, неудачлив с виду, суров и зловещ?»
В доме ничего.
Hann svarar: «Skarph'edinn heiti eg og hefir th'u s'ed mig jafnan 'a thingi en vera mun eg thv'i vitrari en th'u ad eg tharf eigi ad spyrja thig hvad th'u heitir. Th'u heitir Skafti Th'oroddsson en fyrr kalladir th'u thig burstakoll th'a er th'u hafdir drepid Ketil 'ur Eldu. Gerdir th'u th'er th'a koll og barst tj"oru 'i h"ofud th'er. S'idan keyptir th'u ad thraelum ad r'ista upp jardarmen og skreidst th'u thar undir um n'ottina. S'idan f'orst th'u til Th'or'olfs Loftssonar 'a Eyrum og t'ok hann vid th'er og bar thig 'ut 'i mj"olsekkjum s'inum.»
Тот отвечает: «Скарпхедином зовут меня, и ты меня много раз видел на тинге. Но я, верно, поумнее тебя, потому что мне не надо спрашивать, как тебя зовут. Тебя зовут Скафти, сын Тородда, а раньше ты называл себя Щетинной Головой, когда убил Кетиля из Эльды. Ты выбрил себе тогда голову и вымазал ее дегтем. Затем ты заплатил рабам за то, чтобы они вырезали полоску дерна, и заполз под нее на ночь. Потом ты отправился к Торольву, сыну Лофта с Песков, и он взял тебя к себе и отнес на корабль в мешке от муки».