Последний самурай

Я сказал: Это отсюда совершенно не следует. Если бы существовало божество, оно едва ли общалось бы посредством череды событий, которые вполне могли оказаться и чистыми совпадениями, и с другой стороны, череда событий, которые могли случиться в результате чистого совпадения, едва ли может рассматриваться как доказательство воли или же существования божества.

Он сказал: И вовсе нет. Ты просто не понял. Я не философ, не теолог и не знаю, чего ищут в неопровержимом послании с небес; вопрос лишь в том, что способно убедить 17-летнюю азартную девчонку, и всевидящий всезнающий Господь, естественно, не стал тратить время, внедряя силлогизмы в сознание существа, которое подыхает со скуки после 10 минут итальянского.

Я сказал: Но если Господь только что выступил за ислам, почему она вышла за вашего отца?

Но они же были влюблены по уши, сказал он. Таким тоном, будто глупее вопроса в жизни не слыхал.

Он засмеялся. И вообще, венгр был элементом послания — значит, очевидно, такова воля Господня.

Мне понравился этот образчик логики, но я порадовался, что его не слышит Сибилла.

Он сказал: Смейся-смейся, ты все равно ничего не понял. Суть в том, что она увидела, чего хочет Господь, и, как любая благочестивая d'evote [141] , поступила так, потому что Он этого хотел. Она разглядела, в чем ее удача. Не ей с этим спорить, и не моему отцу. Ты думаешь, это пустяки, я же вижу, но, если б ты выкручивался столько же, сколько выкручивался я, защищаясь всего-то дипломатическим иммунитетом, который выдумал пять минут назад, ты бы ценил удачу гораздо выше всех и всяческих аргументов.

141

Святоша (фр.).

Я по-прежнему не хотел, чтоб он меня выгнал, положил на тарелку еще пару плюшек, тактично сменил тему и спросил:

А как вам «Семь самураев»?

И он сказал:

Кошмарное кино. Кошмарное.

А я сказал:

Но это же гениальная работа.

Он зажег еще одну сигарету и поднес ее к губам со всем изяществом денди эпохи Мэйдзи. Он сказал: И ровно поэтому у меня претензии к этой кошмарной работе.

Он сказал: Я тогда учился в университете и ухаживал за очень красивой, очень серьезной девушкой. Я уломал ее со мной встретиться, но она училась очень серьезно и отставить учебу могла только ради занятий еще серьезнее. В «Фениксе» шли «Семь самураев» — вечерний сеанс, один-единственный, и она предложила пойти туда.

Вообрази мое затруднение! В тот вечер было собрание университетского бридж-клуба, и я клятвенно обещал партнеру, что приду. Он первоклассный игрок, но очень вспыльчивый, и положение наше было деликатно — все тогда помешались на сносе по кругу, и Джереми хотел отдать дань моде, разработал дьявольски сложную систему, которая и предстояла нам, если мне не удастся как-нибудь его отговорить. Иными словами, не придумаешь хуже момента его рассердить или бросить одного на растерзание клубным дуракам, питавшим склонность к этой проклятой системе.

Но такого шанса могло больше и не выпасть, а я гонялся за девушкой которую неделю. Она, видишь ли, не желала относиться ко мне всерьез, а если она не относилась к тебе всерьез, она вообще к тебе не относилась.

В общем, я понимал, что даю маху, и в великой системе мироздания бридж дороже сердцу моему, нежели эта несчастная девчонка, но все равно согласился. Мы пошли на «Семь самураев». И едва началось кино, я понял, что совершил ужасную ошибку.

На экране возникали черно-белые сцены крестьянских невзгод, а на них накладывались ужасающие видения страшных последствий сноса. Перед глазами мелькали рука за рукой — карты из кошмаров, наши оппоненты при минорных контрактах заказывают шлемы контра реконтра и в зоне — недобранные взятки текут к ним изумительной рекой, а где же я накануне катастрофы? Играю на скрипочке, пока горит Рим.

Но положение уже не исправить, так что можно посмотреть кино и порадоваться жизни.

На секунду обрати мысленный взор к этому фильму. Выяви, если ты в состоянии, удобный момент для того, чтобы обнять и поцеловать спутницу. Не можешь? Вот и я не мог. За полчаса удобного момента не представилось, я выбрал неудобный и получил нагоняй. Мне не на что было отвлечься, и мысли мои в обостренном предчувствии дурного вернулись к партнеру, каковой в эту самую минуту внимал пагубным еретическим речам, что срывались с губ наших одноклубников. Прекрасное девичье лицо восхищенно взирало на экран.

К невыразимому огорчению своему, я понял, что для ее удовольствия нынешним вечером решительно избыточен; радости мне от всего этого столько, что лучше бы я провел вечер с пользой, вытрясая дурь из головы партнера. Собственно говоря, я вполне мог отправиться в бридж-клуб, уйти чуть пораньше и встретиться с девушкой после кино.

И однако я был взаперти, а кино неумолимо ползло себе дальше.

Потом оно все-таки закончилось. Я проводил девушку до ее колледжа. Она была задумчива, молчалива; я лишился дара речи.

Вообрази мое затруднение! Фильм изображал отряд побитых жизнью воинов — они сражаются, а многие доблестно погибают среди лишений и убожества. Я не мог не сознавать, что в сравнении с ними предстаю не слишком героической фигурой, — и как мог я надеяться, что эта девушка, вот именно эта девушка отвернется от героизма и оборотит лик свой к моей легкомысленной личности? Не забывай к тому же, что романтические сцены в фильме представлены весьма искусственно, неприятно — я прекрасно понимал, что сейчас девушка видит себя через бесстрастный объектив Куросавы, а не моими ослепленными глазами.

Мы дошли до ее колледжа. Она сказала, что хочет подумать про фильм. Мы поцеловались и расстались.

Полнейшее фиаско — и сколь дорого мне пришлось заплатить! Джереми почти со мной не разговаривал. Дулся две недели — я никак не мог его умилостивить. Я по природе оптимистичный игрок: пред лицом этого хладного неодобрения оптимизм мой увял, и играли мы средненько. Наконец это стало невыносимо. Вопреки доводам рассудка, я был вынужден согласиться на его чокнутую систему сноса. Результат вышел предсказуемый. Мы были третьими в национальном турнире, хотя могли стать первыми, а все из-за того, что я потратил вечер на это гнусное кино.

Где вы учились? спросил я, поскольку мне пришла в голову очевидная гипотеза.

В Оксфорде. Я знаю, о чем ты думаешь, — заманчиво, но, конечно, крайне маловероятно. Сколько твоей матери лет?

36.

Ну, не исключено.

Как звали девушку?

По-моему, Рейчел. А твою мать как зовут?

Я сказал, как зовут мою мать.

Вы уверены, что ее звали Рейчел?

Нет. Но если твоя мать после приемов идет домой и любезна с мужчинами, которых совершенно не одобряет, она изменилась до неузнаваемости в сравнении с девушкой, которую знал я, или, что вероятнее, она совсем другой человек, спутница существенно милее, с которой мне не выпало счастья познакомиться. Как она выглядит?

Темные волосы, темные глаза.

Не исключено. Ты говорил, она красивая?

Перед глазами у меня возникла прекрасная девушка, сияющая в свете с экрана. Если бы Сибилла всегда смотрела «Семь самураев», она была бы прекрасна всегда, но жизнь состоит не только из искусства.

Она не то чтобы красивая, сказал я. Она прекрасна. Когда радуется. Когда ей скучно, у нее такой вид, будто ей жить осталось две недели. Будто ей жить осталось две недели + она потратит их, умоляя врачей прекратить ее мучения.