Последняя битва

— Почему на тебе кольчуга Вернувшихся?

— Потому что я убил одного из ваших и оделся в его шмот! — презрительно выплюнул я, прекрасно понимая, что за такой ответ можно лишиться головы. Но злость клокотала в душе, затопляя разум.

Глаза Аттилы сердито блеснули, но он сдержался.

— Значит, ты и есть морок?

Вальтер рассмеялся.

— Сознавайся, Рокот, не стесняйся, тут все свои. Или ты сам не в курсе?

— Пошел ты, — бросил я сквозь зубы.

— Он и тот, и другой, — пояснил Командор товарищам. — Так сказать, два в одном. А остальных я привел, чтобы сделать призывателя сговорчивее.

Сволочь…

Получено достижение — Пешка в чужой игре. Вероятность счастливого события: -0.5 %..

Маруся покосилась на меня и отступила на шаг, а Серый рассмеялся:

— Так вот почему ты временами такой черноглазый, Димыч!

— Что скажешь, Матвей? — насмешливо спросил Вальтер. — Кто для нас важнее — полубезумный старик или морок с люменом?

Аттила собрался ответить, но в этот момент дверь снова открылась, и вошел высокий лохматый мужик, а следом за ним еще человек десять. Кланлидер посмотрел на него со смесью надежды и страха, явно не понимая, чего ждать. Командор воскликнул:

— Здорово, Змеюкин, заходи! Будь как дома. Мы тут обсуждаем смещение Матвея с должности лидера клана.

Если лохматый и удивился, то виду не подал. Коротко кивнул и плюхнулся на ближайший стул. Сопровождавшие его парни остались стоять в дверях. Когда он проходил мимо Аттилы, я услышал, как тот тихо сказал:

— И ты, Брут.

Поколебавшись, Матвей снял с головы золотой шлем и молча положил на стол. Его по цепочке передали Вальтеру.

— Что теперь?

Водрузив на себя шлем, который явно являлся символом власти, Командор пожал плечами.

— Сам знаешь, на Синеусе полный бардак, там пригодится твоя крепкая рука.

— А этих куда? — спросил Саламыч, ткнув пальцем в нас.

— В подвал, — коротко бросил Вальтер.

Через десять минут мы оказались в самой настоящей камере. Ни окон, ни обстановки, лишь шершавые каменные стены да солома на полу, заменяющая кровати. Хоть руки нам развязали, и то хорошо.

Получено достижение: Заслуженный арестант. Вероятность счастливого события: -0.3 %..

— И чего я не улетел в теплые края, — мечтательно пробубнил Диоген.

— Да уж, дружище, удивил, — улыбнулся Серый.

Маруся протянула к филину руки.

— Иди сюда, мой хороший.

Тот пристроился у нее на груди и счастливо замурлыкал, как самый настоящий кот.

— Что ж нас все так неласково принимают-то? — продолжал веселиться Серега, усаживаясь на солому. — Куда ни попадем, везде в тюрьму запихивают, — он посмотрел на меня и без перехода сказал: — Давай, Димыч, колись, мы тебя внимательно слушаем.

Я сел напротив и, прислонившись спиной к стене, рассказал им все, что знал сам. А когда закончил, воцарилась тишина.

— Мне кажется, — прервал молчание Серый, — очень важно понять, кто тебя толкнул на плиту.

— Об этом я и сам сто раз думал. Тут может быть несколько вариантов. Первый — кто-то хотел, чтобы именно я стал мороком. Второй — это случайность, не было никакого неизвестного, и я сам свалился на эту гребаную плиту.

— Давай смотреть правде в глаза — для случайности слишком много совпадений. Но есть еще третий вариант: этот кто-то просто хотел, чтобы в мире появился морок. Неважно кто, лишь бы был.

— И четвертый: он сам хотел им стать, — добавила Маруся. — Рассчитывал, что ты от удара поранишься, тогда он смог бы подойти в инвизе, взять твоей крови и капнуть ее на камень.

— Согласен, — важно кивнул филин.

Вот уж действительно, одна голова хорошо, а три, пардон, четыре — лучше! Озвученный Марусей расклад раньше мне на ум не приходил. А ведь он больше всего похож на правду.

— Точно, — согласился Серега. — Это мог быть Марсель или Шериус, ведь именно их ты видел незадолго до падения?

— Их. Но о том, что я морок, оба узнали гораздо позже.

— Допустим. Значит, кто-то еще. Но даже если мы ошибаемся, и есть какие-то другие варианты, несомненно одно: этот некто должен был знать, что ты люмен.

— Именно, — подтвердил я. — Но штука в том, что никто не был в курсе, даже я сам. Поэтому и склоняюсь к мысли, что все произошло случайно.

— Заколдованный круг, — покачала головой Маруся.

Но Серый, теребя в руках пучок соломы, продолжил:

— Рано сдаваться, давайте рассуждать. Амулет тебе дал Лаврентий, так?

— Так.

— Значит, он и мог знать.

— То есть главный злодей — говорящий пес? — насмешливо спросил я.

— Ну, не обязательно. Допустим, ему кто-то приказал отдать амулет первому попавшемуся страннику, чтобы в мире появился люмен.

— Я запутался, — пожаловался Диоген. — Этот некто — темный или светлый?

— Хрен поймешь, — ответил Серый. — Лично я склонен думать, что наш таинственный незнакомец топит именно за тьму. Как сказала Ама, он хотел стать мороком, а для этого нужен был люмен. Поэтому он дал Лаврентию амулет и велел вручить кому-то из странников.

— Сомневаясь, — задумчиво сказала Маруся. — Если кулон до этого был у неизвестного, то, по идее, он и должен был стать люменом.

На Серегином лице мелькнула растерянность.

— Блин, точно. Реально замкнутый круг.

— В любом случае, — преувеличенно бодро сказал я, — нужно будет расспросить Лаврушу, когда выберемся отсюда и вернемся на Синеус.

— А мы выберемся? — неуверенно уточнил Диоген.

— Конечно.

— Как?

— Пока без понятия. Но если бы Вернувшиеся хотели избавиться от меня, то давно убили бы.

— Им и правда что-то от тебя надо, Дим. А нас с Сережей Вальтер прихватил для давления.

— Урод, блин, — пробормотал я.

— Нет, здесь не все так просто, — покачал головой Серый. — Не могу поверить, что Вальтер нас так просто предал. Вспомните, как он воевал в Треглаве, как спас мне жизнь. Вот увидите, скоро окажется, что он ведет какую-то тонкую игру. Или, возможно, узнав, что ты морок, хочет подержать тебя взаперти.

— Чушь! Эта сволочь еще в Треглаве объяснила мне — им не нужно, чтобы боги просыпались. Типа они могут помешать изготовлению Спасительного Эликсира. Ты же сам слышал, что Аттила скупил чуть ли не все Лазурное побережье. Откуда столько бабок? А я тебе скажу: они делают огромные барыши, торгуя Фиолами, и трясутся, что лафа может закончиться. Чтобы этого не случилось, Вальтер не колеблясь грохнет и тебя, и меня, и кого угодно. И плевать ему, что ты его считаешь другом.