Последняя из рода. Скованные судьбой

— Во дворце узнали несколько часов назад. Я подслушал разговор императорской стражи, среди них есть те, кто еще сохранил верность стране... — торопливо, захлебываясь словами затараторил Такахиро. — Они отпустили меня, велели сообщить вам.

— Что?.. — Мамору свел на переносице брови.

Внезапно все обрело смысл. Попытка похищения Талилы и прорыв границы — звенья одной цепи. Они готовились к этому удару заранее, потому и хотели совершить все в один день. Выкрасть девчонку из дворца, захватить горный перевал Кэйсин.

— Мой брат знает? — отрывисто спросил он у Такахиро.

Тот невольно побледнел.

— Говорят... говорят, Император не подпустил к себе никого из советников... — сказал и опустил голову, уткнувшись взглядом в татами.

Судорога пронзила челюсть: так сильно Мамору ее стискивал. Пока брат пытал его, пока по его приказу стража через весь дворец тащила в тот зал Талилу, пока он удовлетворял любопытство жены — все это время кто-то среди советников знал, что граница пала?.. И не делал ничего?..

— Встань, — нетерпеливо велел Мамору.

Горло обжигала злость, которую он не мог больше сдерживать. Он хотел лишь одного: взять катану и снести головы всем тем, кого его брат набрал в свой совет. К чьим словам прислушивался. Тем, кто решил столь долго утаивать такие вести...

Войско страны, с которой Империя враждовала испокон веков, прорвало границу! В горах, где Сёдзан чувствовали себя, словно дома. Ее было невероятно тяжело удерживать. Вернуть будет почти невозможно.

Рык рвался из груди, и Мамору сцепил зубы.

— Это война, — его слова прозвучали холодно и резко. — Мы должны действовать.

У него за спиной раздался тихий вздох, и он резко обернулся. Глаза Талилы светились огнем, природу которого он не хотел знать.

— Останься здесь, — велел он ей. — Моему брату ни к чему тебя видеть.

По тому, как дернулся ее подбородок, он подумал, что Талила воспротивится. И заранее почувствовал раздражение. У него не было времени на ее капризы.

— Хорошо.

И потому он удивился, не услышав возражений. Он впился в жену пристальным взглядом, но Талила, будто нарочно, склонила голову и смотрела себе под ноги.

С этим он разберется позднее.

— Подай мне куртку, — велел он Такахиро и с трудом распрямился, чтобы натянуть на плечи принесенную одежду. Стиснув зубы, завязал пояс и прицепил к нему ножны с катаной.

В теле, казалось, не осталось ни одного места, в которое не отдавалась бы сейчас тупая боль.

Остаток ночи слился в одно большое, темное пятно. Он ворвался в постройку, где собиралась императорская стража, жалея, что не может срубить головы всем этим бездельникам.

— Во дворец проникли убийцы, подосланные Сёдзан, — его голос громовым раскатом пронесся по помещению, заставив многих самураев поежиться и склонить головы. — Вы их пропустили. Вы!..

Чем больше они опускали глаза, тем сильнее в груди Мамору вспыхивал гнев.

— Где служанка моей жены? — спросил он, сузив глаза.

— Ее заперли в...

— Освободи Юми и возвращайся к госпоже Талиле, — велел он Такахиро, даже не дослушав ответ. — Будьте рядом с ней, когда придут за телами

Поклонившись, тот поспешно ушел.

— Молитесь на моего брата, — бросил он презрительно застывшим стражникам. — Лишь благодаря ему у вас еще есть руки и головы.

Чувствуя, как на висках выступает испарина, Мамору широким шагом направился прочь. Впереди его ждала встреча с советниками. Или же лучше сразу попытаться достучаться до Императора?..

Время, время утекало сквозь пальцы. Сколько они уже потеряли! Они должны были начать готовиться к жесткому ответу для Сёдзан еще несколько часов назад! Но заместо этого его брат забавлялся пытками, а жалкие, никчемные советники страшились его отвлечь...

Мамору черной тенью ходил по коридорам дворца, лишь одним своим видом внушая ужас. Все знали о том, как любил наказывать его Император. Но его все равно боялись. Про него ходили дурные слухи — один страшнее другого, и многое из того, что болтали люди, было правдой.

Брат пытал его, но именно Мамору был его правой рукой, и Император ему верил, полагаясь на печать. Которая никогда не позволила бы старшему брату причинить вред младшему.

В покои одного из советников он ворвался, усмирив стражу в дверях взглядом.

— Как вы посмели утаить сведения о прорыве горной границы?! — прогремел он, ничуть не удивившись двум служанкам, которые грели старику постель.

Тот вскочил на ноги — побледневший, голый, заикающийся. Комната наполнилась женским визгом и всхлипами, и Мамору скривился. Его тяжелый, мрачный взгляд заставил советника замереть на месте. Даже кимоно тот не решился взять, чтобы прикрыть свой позор.

— Вы будете наказаны, — посулил Мамору и стремительно вышел прочь.

Таким же образом он разбудил еще четверых. К той минуте пробудилась уже половина дворца, и слухи распространились по самым дальним его уголкам за считанные мгновения. Отовсюду доносились шепотки и разговоры. Люди провожали друг друга взбудораженными, полными ужаса или предвкушения взглядами.

Мамору же чувствовал только усталость.

Ему оставалось переговорить с братом.

Самое тяжкое из всего.

Император спал один. Стража, наслышанная о том, что творилось во дворце, пропустила Мамору в императорские покои без единого вопроса.

Втянув носом воздух, он опустился у дверей на одно колено и склонил голову.

— Сёдзан прорвались за горный хребет, — тяжело обронил он. — Ночью их самураи пытались убить меня и похитить мою жену. Это война, брат.

Глава 8

Страх лишиться своей власти заставил Императора позабыть о гневе и злости из-за неповиновения как Мамору, так и людей, которые были ему слепо преданы. Взмахом руки он прогнал женщин, которые согревали его ночью, и позвал слуг, чтобы помогли одеться.

Он кивнул, и Мамору поднялся с татами и выпрямился.

— Сёдзан прорвались за горный хребет, — повторил он. — Кто-то, обученный искусству теней, пытался убить меня и похитить Талилу.

— Где она? — спросил Император нервно, подставляя руки, чтобы слуги накинули нижний халат.

— В своих покоях.

Его младший брат недоверчиво прищурился.

— Как ты мог упустить горный перевал?! Ты клялся мне, что Сёдзан не смогут прорвать границу.!

Мамору втянул воздух так резко, что запали щеки и скулы. Он смотрел на Императора, но видел лишь своего отца в тот роковой день, который разделил его жизнь на две части.