Потухшее солнце (сборник)

– Почему же? – Джерри улыбается. Кажется, в её улыбке прибавился сантиметр.

– Черт знает, как дух может объединять, – я жму плечами, ощущая, как затекло тело под нано-обшивкой. – Этот твой Ломоносов, когда придумал детство, наверное, чокнулся. Или у него не было витаминов. – Получается нескладно, Джерри сказала бы лучше.

– Они просто не знали, что, на самом деле, объединяет только желание выжить, – улыбка Джерри тянется все шире. – На самом деле, плевать мы хотели на детство и месть. На самом деле, важно только то, что мы есть друг у друга.

Я кручу ручку до упора и вырываюсь за пределы метрополиса на магистраль, выруливая к баракам. Слышу, как позади ревет мотор байка Джерри. И мне кажется, что она сказала намного лучше этого безымянного автора, чью книгу мы сожгли всего пару часов назад. Поэтому не так уж плохо, что его книгу не сохранят в свинцовом гробу. Зато я и Джерри знаем, что он был не прав.

ШЛЁП-ШЛЁП

Стивен бежал по мокрому асфальту, шлепая кедами, широко размахивая руками, оглядываясь через плечо. Дыхание его сбилось, волосы прилипли к лицу, живот ныл от уколов острой боли. Было жарко, сыро, но, самое главное, до одури страшно.

Фонари в больничном парке не зажигались, должно быть, со времен установки. Стивен силился разглядеть дорогу, но мутное вечернее марево перед его глазами застилали нехорошие, опасные искорки, рожденные усталостью и страхом. Искорки мелькали перед глазами, в ушах постепенно нарастал гул. Нужно было остановиться, перевести дыхание, отдохнуть. Хотя бы на минутку.

Стивен замер. Резко прервал бег и, опираясь ладонями в колени, сделал несколько глубоких вдохов. Горло свело судорогой, он закашлялся и окончательно потерялся в пространстве. Где он? Сколько уже он бежал по этому бесконечному парку? Куда? Зачем?

Совсем рядом он услышал зловещее «шлёп-шлёп». Пара шагов, которые ему не принадлежали.

Чужая поступь.

Шлёп.

Шлёп.

Стивен собрал волю в кулак, приготовился развернуться и посмотреть за спину, но в последний момент не хватило духу, и ноги снова понесли его вперед. Бок ныл сильней, горло разрывал кашель, в ушах звенело, перед глазами стояла сплошная стена тумана. Он перестал различать, куда бежит. Споткнулся, свалился лицом на мокрый асфальт. Конечно же, подставил ладони, и они отдались глухой, далекой болью.

В своем космическом, нереальном пространстве Стивен услышал запах крови.

Раньше он думал, что запаха крови не существует. Считал это блажью сценаристов и писателей. Дурят народ, а на самом деле нет никакого аромата. Но теперь, утомленный бегом, ошарашенный болью и страхом, разум подкидывал нужные слова: «железный», «резкий», «густой».

Стивен вскочил, споткнулся еще раз и вновь растянулся на тропинке. Асфальт холодил щеку, он смотрел перед собой, различая каждую каплю, упавшую в скудном, тоненьком мирке, который остался в его распоряжении.

Шлёп.

Шлёп.

Стивен понял, что больше никуда не сможет бежать. Капли перед ним тихо булькали, мир плыл возле глаз, а дальше – вовсе исчезал в тумане. Ему было спокойно. Он стал безразличен ко всему.

– Что вам надо? – тихо прошептали губы. Голос был хриплым от долгого бега.

Шлёп.

Шлёп.

– Прикурить не найдется? – спросил неизвестный. И рассмеялся. Громко, развязно, тупо.

Гнев заступил место страха, Стивен вскочил на ноги и, не думая, без подготовки, наугад ударил весельчака по лицу. Лицо податливо прогнулось, оставив на костяшках пальцев следы ноющей боли. Стивен посмотрел на своего преследователя, увидел в его глазах удивление и размахнулся снова.

Шлёп.

Шлёп.

Когда Стивен уходил, внутри него не осталось ни боли, ни страха. Только спокойная, холодная уверенность. Дешевые кеды смешно булькали под ногами.

Шлёп.

Шлёп.

К ЭЛИЗЕ

Элиза рожает ребенка. Истории не начинаются с таких слов, а человеческая жизнь – постоянно. Элиза смотрит на ручки, ножки, считает их, а спустя миг – устало засыпает. Элизе девятнадцать, и она – самый счастливый человек во вселенной.

Элиза видит сон, в котором ее зовут Дженной. Во сне у нее рождается сын, и она пересчитывает его ручки и ножки, а потом просыпается. Элиза и Дженна счастливы, у них есть самый красивый малыш, самый заботливый муж и много лет беззаботной молодости впереди.

Элиза спускается с небес. В историях не бывает таких поворотов, в историях у всего есть свои причины, но в жизни – постоянно. Элиза возвращается с прогулки, пятилетний сынок цепко держится за ее мизинец, а на кухне они обнаруживают отца. Мертвого. Элиза окунает голову в руки и падает без чувств. В беспамятстве ее снова зовут Дженной, и она только что потеряла мужа, а пятилетний сынок плачет возле нее, потому что боится, что мамы тоже не стало. Элизе хочется, чтобы это оказалось правдой. Она готова заснуть вечным сном рядом с телом мужа, но Дженна не согласна. Она открывает глаза и начинает спускаться с небес: звонит спасателям, просит Френка, крестного малыша, посидеть с крестником, распоряжается о церемонии. Дженна отважна, смела, но ее сердце черство, оно умерло вместо Элизы во сне.

У них больше нет дома, они живут втроем в тесной квартире, и соседи утверждают, что Элиза спит с Френком. Элизе все равно, она готова мириться с любыми неудобствами, пока ее малыш счастлив, но Дженна… Дженна хватает соседского кота и вышвыривает из окна, а потом свистит, улюлюкает, кричит радостно, пока он летит с седьмого этажа вниз, в преисподнюю.

– Чтоб вы все сдохли! – кричит Дженна, и когда Элиза просыпается, соседи смотрят на нее с искренней ненавистью.

Элиза чувствует, что больна. Она молчит и терпит, стараясь справиться с остатками своей жизни. Френк забирает крестника, и Элиза хочет подарить ему кусочек души за такое одолжение, потому что боится, что Дженна не остановится на убийстве Мурлыки. Элиза ходит по врачам, но ее состояние считают нормальным для постстрессового периода.

– Постстрессовый период, – говорят врачи и ставят десятки зеленых штампов на бланках. Они считают, что Элиза здорова.

Спустя год после смерти мужа Элиза заставляет себя вернуться. Ноги несут ее на кладбище, и там, рыдая от боли, она признается, что украла целый год жизни у себя самой. Она ругает Дженну, она кричит:

– Будь ты проклята!

Дженна вытирает слезы. Она встает со скользкой после дождя земли, вытирает испачканные джинсы. Она заказывает такси.

– Нет! Нет! – кричит Элиза, но ее никто не слышит. Таксист улыбается прекрасной Дженне, он ничего не знает о запертой внутри вдове. Перед ним – красотка первого сорта, худая, бледная, зато с огоньком в глазах.

Дженна звонит Френку. Элизе так и не довелось познакомить их друг с другом, и теперь она может только смотреть, только смотреть за тем, как Френк зовет малыша. Крестника. Крошку Сойера.

– Ты глязная, – сообщает малыш.

– Пойдем, поможешь мне почистить брюки, – улыбается Дженна.

Френк улыбается в ответ. Элиза в приступе отчаяния думает, что он счел эти слова хорошим признаком. Элиза бьется о невидимые стенки собственного сознания. Она видит, как Дженна мимоходом заглядывает на кухню и берет нож. Выбирает самый большой, широкий, для разделки. У Элизы билет в партере, вип-ложа.