Повесть об учителе

В самом этом слове -- ничего плохого. В сущности это -- ориентир: к чему стремиться, чего придерживаться, какие постулаты взять в основу мировоззрения.

Идейный стержень был с ним всегда и вовсе не требовал пышных названий. Вполне хватило бы одного, довольно простого: порядочности.

Чем больше Илья думал на столь вечную тему, тем сильнее утверждался в убеждении: да, именно так. В этом слове -- всё, что требуется от человека, Тут и воинский долг, и гражданский, и семейный, словом, все, все нравственные ценности. Коль люди живут среди людей, надо поаккуратнее с локотками. Он уже знал: один еврейский мудрец довольно коротко обобщил всё, что написано в Библии: не делай людям того, чего не хочешь, чтобы делали тебе.

Как просто и как ёмко! Так чего тогда придумывать всякого рода идеологии?

Он уже давно понял: та "идеология", что навязывали стране, а, значит, и школе, искусственная: в угоду диктаторской власти. Её формулу узрел во время встречи с бывшим однополчанином. Тот уже служил кадровиком в бригаде МВД. Договорились встретиться на КПП*.

*Контрольно-пропускной пункт

Встретились. Разговаривая, ходили по военному городку. И там -- воспитательные плакаты. На одном из них -- большими буквами: "Служим Президенту и Отечеству!"

Левашов прокомментировал:

– Выходит, президент на первом месте, Отечество на втором. Так кто кому служит? Я-то думал, президент как главный чиновник страны должен служить Отечеству наряду со всеми прочими гражданами. А тут его возвели в ранг Божества, отодвинув Отечество на второе место. Ты не находишь, что это нелепость?

Бывший однополчанин развёл руками:

– Не я же это придумал.
– - Вздохнул: -- Идеология.

Столь впечатляющий плакат не был для Левашова какой-то неожиданностью. Лишь подтвердил то, над чем уже не раз задумывался. Государственная фальшь. Как её вбивают в людские мозги с юных лет, он уже знал. Так что же, и ему, учителю истории, пусть и по принуждению, стучать этим идеологическим молотком?

Тут уж никаких колебаний. Выбор сделан.

К поездкам с учениками на экскурсии ему не привыкать. Тоже учительский оброк во внеслужебное время. На этот раз директриса поручила свозить десятиклассников на "линию Сталина".

Об этой "линии" наслышан. Дескать, в первую неделю Великой Отечественной здесь шли ожесточённые бои, в результате чего удалось на сутки задержать рвавшегося к Минску врага.

... Школьников водили по траншеям и ходам сообщения, отделанным брёвнами, от блиндажа к блиндажу, к казематам с пулемётами "максим" и сорокопятками. Для наглядности то тут, то там возникали молодые люди в пилотках и гимнастёрках с петлицами -- "красноармейцы 41-го года".

"Наверное, студенты истфака, -- подумал Левашов.
– - Изучают историю, так сказать, на практике. А неподалёку на площадке -- скопище боевой техники, в том числе, и послевоенной.

Экскурсовод, девица в элегантном брючном костюме, бойко рассказывала о "беспримерной стойкости защитников Минска" на означенной "линии". И при этом -- ни одного конкретного эпизода, ни одного имени. Гладкие примелькавшиеся фразы, словно капли жира в давно приевшееся блюдо: сколько не капай, вкуснее не станет.

День уже заваливался, лучи закатного сентябрьского солнца вяло скользили по броне и орудийным стволам, нагоняя дремоту...

Левашов нетерпеливо ждал, когда наконец экскурсия закончится.

Спал минувшей ночью плохо. Пашка опять угодил в "историю". Из школы, где он учился в 8-м классе, был Левашовым звонок.

...
– Ваш сын затеял драку. Просим придти к директору.

– Что ты натворил?
– - вскипел отец.
– - А ну, выкладывай. Только без вранья.

Левашов-младший рассказал...

После уроков, проходя по коридору, услышал за дверью шум. Вошёл в опустевший класс. В углу двое ребят зажали его одноклассницу Людку Сосновскую. Людка отбивается, а эти двое стягивают с неё трусы... Одного он узнал: Сашка Лымарь из 9-го "А" -- с ним одно время занимался в акробатической секции. За Сашкой частенько заезжала легковушка -- сын районного прокурора.

...
– Ох, и врезал я ему по морде! Людка орёт, плачет, а те -- дёру. Но не успели. Проходил мимо физрук... Людку отпустил, а нас, ребят, -- к директору. Я рассказал, как было. А Сашка -- всё наоборот. Мол, с Людкой "ничего такого" они не делали, просто трепались, а этот придурок, -- показал на меня, -- пустил в ход кулаки. Сашкин дружок поддакивает. А мне двоих не переспорить. Директор послушал, послушал и говорит: "Ладно, разберёмся". И отпустил нас.

– Ты ничего не утаил?

– Нет, папа. Как было, так и сказал

В Пашкину школу пошла Ольга. Потребовала вызвать как свидетельницу -- ученицу Людмилу Сосновскую.

– Я уже с ней беседовал, -- ответил директор.
– - Она подтвердила показания потерпевшего Лымаря.

– У вас есть протокол этой беседы?

Директор раздражённо:

– Какой может быть протокол! Здесь школа, а не милиция. Кстати, райотдел МВД мы проинформировали: обязаны это делать. Но так как серьёзных последствий в этой истории не было, поднимать вокруг неё шум считаю излишним. А вам советую обратить внимание на воспитание вашего сына. Чуть что -- бросаться на людей с кулаками, это, знаете ли, чревато...

Домой Ольга пришла взвинченной.

...
– В общем, дело замяли. Как же, в насильниках оказался прокурорский сынок. Пашину одноклассницу, скорее всего, запугали и, думаю, использовали элементарный девичий стыд: девчонке, конечно же, не хочется, чтобы вся школа знала об этих омерзительных подробностях. А Пашка у нас рыцарь...

Илья:

– Завтра после школы пойду с этим рыцарем в райотдел милиции. Что там за порядки идиотские! С парнем не поговорили, девчонку-свидетельницу, как я понял, не вызывали. Вся информация -- со слов директора. И уже Пашку поставили на учёт! Лихо. То, что произошло в пустом классе, -- дело серьёзное. Сор из избы надо выметать решительно. Иначе изба запаршивеет.

"Завтра" пошло наперекосяк. На его урок заявилась директриса.

– Простите, Илья Алексеевич, что не предупредила вас. Не успела. Замоталась с делами. Но ничего... Вы на меня не обращайте внимания. Я у вас по долгу службы. Вы ведь у меня не единственный предметник, на уроке которого обязана побывать.

Уселась за последним столом. Дама внешне улыбчивая, но быстро переходящая в начальственное состояние. Левашов, бывая в её кабинете, уже не раз, становился очевидцем весьма примечательных картинок. Снимала телефонную трубку и вскоре отрывисто-властное: "да!", "да!" Но иногда голос её становился мягким, даже приторно-маслянным, когда говорила с начальством: "Я поняла". "Непременно исправим". "Спасибо за внимание к нашим проблемам". И буквально через фразу озвучивала начальственные имя-отчество.

С Левашовым держалалась суховато: видимо, до неё уже доходили некоторые его "вольности" на уроках.

А этот урок был в общем-то обычным. Контрольный опрос, изложение нового учебного материала с неизменными обращениями к своим слушателям: "Как вы расцениваете этот факт?" "В чём причины данного явления?" "Давайте-ка вместе поразмышляем"...

Какие тут могут быть у любого проверяющего зацепки? Методика!

Урок уже подходил к концу, и вдруг Климович поднял руку.

– Илья Алексеевич, вчера на экскурсии нам показали на "линии Сталина" такие мощные укрепления! А немцы, как теперь знаю точно, уже через неделю с начала войны были в Минске. Почему так быстро, если встретили, как нам сказала экскурсовод, героическое сопротивление?