Повести
Шрифт:
– Иван Исаич! Винись царю!
– Воевод не одолеть!
– С голоду помираем!
– Вижу, што так!
– глухо сказал Болотников.
– Ну, ступайте к воеводам: коли обещается царь вас отпустить, не чиня никакого зла, сдадим Тулу...
Развёдрилось. Солнце низко стояло над мокрым полем. От Шуйского пришел ответ:
"Целую на том крест, что мне-де ворам всем дать выход, кто куда захочет, а воеводам их, вору Ивашке и иным, ничего не будет..."
И тульские "лучшие" люди выдали его...
Сырое дикое поле уходило вдаль. Солнце
Болотникова отвезли за реку, в царский стан.
Стрельцы расступились перед ним. Никто не сказал ни слова. И тут подбежали сотники, головы, воеводы:
– Спасибо тебе, вор!
– Спасибо, изменник!
– За што?
– водя мутными глазами, спросил Болотников.
– За брата моего!
– За зятя!
– За сына!
– Не меня вините. Убиты они за свои грехи.
Удары и брань посыпались на Ивана. Его отволокли к царской веже. Иноземцы стояли у шатра. Среди них были швед Ерлезунда и лекарь Давид Васмер. Шуйский, глядя на Болотникова и зябко потирая руки, сказал:
– Так вот каков ты, вор, што хотел лишить меня царства!
– Не я того хотел - весь народ!
– Воры все!
– крикнул Шуйский.
– То ведаю. Я их с кореньями велю повывертеть!..
Стало тоскливо. Рванулся, жадно в последний раз обвел глазами Тулу.
Коршун в небе сложил крылья, упал...
КАРГУН-ПУОЛИ - КАМЕНЬ-СТОРОНА
И Москва-река мертвых не пронесла.
Никоновская летопись
1
Илейку-Петра повесили над Даниловым монастырем, за Серпуховскими воротами. Не всех "воров" отпустил Шуйский. Много их было приведено с Поля и "посажено в воду" под кремлевской стеною. Народ говорил, смотря на заградившие течение трупы: "И при царе Иване было такое, што Москва-река мертвых не пронесла".
На Земском приказе у Никольских ворот - на плоской его кровле лежали тяжелые, похожие на свиней пушки. Поминутно распахивались ворота, десятники и приставы выводили "на правеж" кабацких пьяниц, втаскивали взятых за "смутные речи".
– Где пил вино?
– накидывался пристав на хмельного прохожего.
– В кабаке государевом.
– А не в ином ли месте? Гляди, кроме царева кабака, нигде пить не мысли, государевой казне убытку не чини!
Люди шли от реки. Их круто сек дождь. Они говорили с опаской, вглядывались в лица встречных:
– Людей сколь погинуло!
– Да всех не перетопить!
– Не нынче-завтра в иных местах заворуют.
– А Болотникова в Каргополь* угнали.
_______________
* К а р г о п о л ь (по-карельски "Каргун-пуоли") - Страна валунов, Камень-сторона.
– Еще жив ли останется, про то бы узнать!
В брусяных хоромах ранняя серость заволокла зеленые печные изразцы. Боярин Колычев держал перед царем чарку; по ней шли чеканные витые травки.
– Пирог-то слоеватый солон был!
– говорил Шуйский.
– Дай-ка еще!
Он стоя отпивал квас, и боярин брал чарку из его рук. Лица у них были серые, и
по всей палате сеялся зыбкий и серый туск. Один только попугай упорно не мерк в островерхой клетке.– Ну, боярин, - сказал царь, - призамолкнут ныне людишки - воров побили!
– Побили, да не всех, государь.
– А которые остались, и тех побьем... Казне моей в великий убыток воры стали. Нынче, боярин, гляди за винной продажей: против прошлых годов в доходе недобору не было б. Да крестьяне штоб в карты и зернь не играли, оброк платили бы исправно.
– А как они зернью, государь, играют, - сказал Колычев, - тогда вина твоего, государева, больше идет в расход...
Думный дьяк со свитком в руках вошел в палату:
– Отписка, государь, от воевод из Томска-города, а неладно пишут.
– Чего еще в Томске неладно?
– Казак Якушко Осокин сказывал про тебя, государя, - чего и в ум нельзя взять, - што тебе не многолетствовать, а быть на царстве недолго.
– Иван Крюк Федорыч, - сказал Шуйский, - дай-ка еще квасу!..
Он, разгневанный, красный, часто моргая, заходил по палате.
– Про того Якушку Осокина велите сыскать!..
В дверях появился боярин:
– Шведский посольский человек Петра Ерлезунда да лекарь Давид Васмер челом бьют!
– Зови!
Вошли швед и немец. Первым приблизился к царю Ерлезунда:
– Король Карлус поручил мне известить ваше величество, что король польский готовится вести с вами войну.
– Спасибо королю за вести, да то я и сам ведаю... Ты, лекарь, молви, с каким делом пришел.
– Государь! Братья мои и друзья сосланы на север. За верную мою службу молю, государь, их воротить!
– С ворами заедино были!
– ответил Шуйский.
– Пущай там живут, куда повезены.
– Государь, - сказал Колычев, - а Ивашку Болотникова, мыслю, зря угнали. Человек он смутный, убежит. Его бы тут, в Москве, на цепи держать.
– Верно, человек он смутный! Вор!..
– Вор!..
– скрипнул в тишине нечеловеческий голос.
Все, вздрогнув, разом посмотрели в угол. В клетке, вися вниз головой, качался попугай.
– Вона - судья мудрый!
– крикнул царь и часто, с кашлем и слезами, засмеялся.
– А и впрямь, чего от вора ждать? Напиши, боярин, в Каргополь: Ивашке глаза вынуть да немного погодя посадить его в воду!
– Царь целовал крест, - тихо проговорил немец и двинулся к Колычеву, - царь целовал крест, дал слово - я сам слыхал!
– Казни-и-им!
– протянул боярин и махнул рукою.
– Blut ist nicht wasser!*
_______________
* Кровь - не вода! (Нем.)
– Чего молвил? Квасу?
– смеясь, переспросил Колычев.
Тогда оба они - Васмер и Ерлезунда, - как по уговору, поклонились и вышли.
Придя на Посольский двор, швед что-то записал в своем дневнике.
2
"Город - деревянный рубленый, а башен по стенам семь... А тот
город строение давних времен; башни строены шатровые, и те башни и