Повторение пройденного

— Обижаешь, ты еще тогда чай не допил, как все батальоны, где есть КВ сразу стали сводить. Завтра уже будет закончено — семь полков, а вот восьмой формируй сам — у тебя 107-й танковый, плюс отдельная рота КВ, да еще у тебя в 122-й бригаде семь тяжелых танков. Как-нибудь сам обходись, мы тут только за ремонт возьмемся, да пополнение организуем.

Кулик усмехнулся, поняв, что его хитрость разгадана, и «отжать» танки на еще один полк не получится. Но Ворошилов продолжил говорить, прямо глядя ему в глаза и задав вопрос прямо в лоб:

— Командовать артиллерией берешься, когда штурм пойдет? Ведь мы все делаем по тем схемам, что ты оставил! Тебе и командовать!

— Конечно, возьмусь, а ты думал, я в кусты брошусь поскуливая?!

— Вот и хорошо, товарищ Сталин такой подход одобрил, сказал, что ты наиболее подходящая кандидатура, чем генерал Жуков. Это он твое взятие Мги оценил, отметил, что теперь отдавать ее немцам никак нельзя.

Кулик сдержал усмешку, понимая, что ему устроили проверку. Сталин не стал менять Ворошилова, полагаясь на «тандем» двух маршалов, которые «сработались», раз достигнут первый зримый успех. И потому напрямую не подчинил, оставляя им двоим возможность «полюбовно» договориться, и 54-ю армию Ленинградскому фронту не передал, наоборот, фактически выдернул 48-ю армию, отдав ее под командование маршала Кулика.

— Что касается восточного направления, то немцы могут нанести пораньше, то есть завтра-послезавтра, сильный удар на Мгу, но он будет локальный, и отвлечет от штурма Ленинграда целый танковый корпус. Но и отказаться от наступления на Мгу они тоже не могут — тогда ведь я могу нанести удар во фланг их группировки, что уперлась в позиции Колпинского укрепрайона. Но в любом случае возня на восточном направлении оторвет фон Лееба от главной цели — взятия Ленинграда. А время уходит, и ему надо на что-то решаться. Все будет ясно с утра, ведь пошел новый день, в крайнем случае, определится завтра, восьмого. Просто эти сутки решающие…

Красногвардейский укрепленный район шел от Петергофа до Гатчины, а оттуда по реке Ижоре до впадения ее в Неву. Он возводился два месяца с начала июля силами жителей Ленинграда и всех его предприятий, и намного превосходил по своей мощи не только «Лужский рубеж», но и пресловутую «Линию Маннергейма». Почти полторы тысячи дотов, дзотов и бронеточек, артиллерийских площадок и капониров, с вырытыми противотанковыми рвами на двести с лишним километров, и к ним еще свыше десяти тысяч противотанковых надолб. И было чему защищать — установлено полтысячи пушек калибра от 45 мм до корабельных орудий «Авроры» в 130 мм, и это не считая полевой артиллерии дивизий и армий. Плюс полторы сотни зенитных орудий взятых из ПВО города и поставленных на прямую наводку. Укрепрайон защищали три десятка пулеметно-артиллерийских батальонов, три дивизии в перерасчете, вооруженных буквально до зубов. Вот только из-за ошибок все решилось за считанные дни…

Глава 26

— Клим, я ведь не двужильный, ноги в коленках подгибаются. Три часа ночи, только закончили, а мне обратно ехать — к утру должен быть на месте, мало ли что немцы удумают, Антонюк может растеряться в критический момент, нет у меня к нему полного доверия.

Кулик тяжело вздохнул — он совершенно вымотался за двое прошедших суток, тело налилось свинцовой усталостью — спал едва три часа за все это время — два раза вздремнул в машине, не замечая ухабы и колдобины, и часок поспал на плащ-палатке, укрытый шинелью. Но своей поездкой в Ленинград был полностью удовлетворен — он начал подбирать «свою команду» из тех, кто сейчас вообще полковничьи петлицы носил. И начал с «бога войны», не самому же все готовить, а потому еще с прошлого раза немедленно направил своего командующего артиллерией армии генерал-лейтенанта Бесчастнова, заранее снабдив детальными инструкциям, да еще поговорив. И тот за сутки сделал больше, чем он сам рассчитывал, вместе с командующим артиллерией фронта генерал-майором Свиридовым и вырвавшимся из «лужского котла» полковником Одинцовым — вот этот командир сразу показал, что он «дельный», и многие его предложения были сразу приняты. И в какой-то момент Кулик вспомнил, что окончит войну этот полковник уже генерал-полковником, и позже станет маршалом артиллерии.

От моряков присутствовал контр-адмирал Грен, показавшийся вдумчивым кабинетным работником, с увлечением предающийся практической деятельностью. И сделал уже немало — приехал с детальными расчетами стрельбы корабельной и береговой артиллерии, а также железнодорожных батарей флота и артиллерийского полигона. И при этом постарался прикрыть «многослойным» огнем самые опасные направления, где ожидалась массированное танковое наступление противника. Причем Грен моментально понял замысел с организацией артиллерийского резерва именно на такой случай.

Затем вместе с Ворошиловым и начальником штаба фронта моложавым и подтянутым генерал-лейтенантом Маркианом Поповым почти полчаса говорили с вызванными в Смольный танкистами — все прибывшие были относительно невысоких званий — со «шпалами» в черных петлицах. И снова один из них привлек внимание маршала Кулика. Полковник Родин, как он вспомнил, встанет в сорок четвертом командующим одной из шести танковой армией, и уже сейчас отличился в боях на Лужском рубеже. Его кандидатура тут же попала в «список» на будущее выдвижение — такими кадрами разбрасываться нельзя, особенно теми, кто проявил себя в этой войне, и смог «по-настоящему» научится на ней воевать.

К генеральским «звездочкам» в петлицах некоторые из них придут, и достаточно скоро, хотя танковые войска Ленинградского фронта усохли до несоразмерной величины. Не знаешь то ли плакать, то ли навзрыд рыдать, но введенные в бой на северо-западном направлении пять механизированных корпусов в настоящий момент исчезли, растаяли как утренний туман, оставив по себе только нерадостные воспоминания. На смену им пришли три спешно формируемые танковые бригады, каждая численностью танков в германский батальон. Да и семь торопливо пополняемых полков тяжелых КВ по штатному составу выглядели «дистрофиками», втрое уступая по количеству «климов» довоенным полкам. Но именно они должны были сыграть свою роль, и остановить 4-ю танковую группу генерала Гепнера.

И для них собирали все, что смогли сделать в Ленинграде, и особенно на Ижорском заводе, где проводилось массовое бронирование грузовиков ЗиС-5 и ГАЗ АА. И таковых соорудили за жаркое лето полтысячи штук, и вооружали, чем придется, от танковых башен Т-26, до спарки зенитных пулеметов. Половина вообще превратилась в бронетранспортеры самых причудливых конструкций, которые использовались еще как артиллерийские тягачи. Но все это было паллиативом, от великой нужды — дело в приводе, который шел только на задние колеса. А потому проходимость этой импровизированной бронетехники, серьезно утяжеленной, оказалась крайне низкой. Использовать ее вне дорог было рискованным занятием, особенно после продолжительного дождя, на которые щедро вечно хмурое питерское лето.

Но хоть что-то, чем ничего, и даже такие машины пришлось передавать в мотострелковые батальоны, которые вообще ничего не имели. Однако на Ижорском заводе продолжался выпуск пушечных бронеавтомобилей БА-10М, все они шли исключительно в части Ленинградского фронта. И таких машин с начала войны изготовили три сотни, и останавливаться на достигнутом результате не собирались. С гусеничными «лентами» на задних колесах проходимость немного улучшалась, а «сорокапятка» позволяла бороться и с вражескими танками. Нужно только рационально использовать в боях, и не бросать их в лобовые атаки, где они несли чудовищные потери именно из-за тактической «неграмотности» командиров.

— Ничего, не один ты ночами не спишь, как видишь, все что намечено, делается, и быстро. Теперь хоть ясно стало, как мы их остановить можем. Одно плохо — времени остается все меньше и меньше.

«Первый маршал» тяжело вздохнул — лицо осунулось, глаза красные — видимо вообще не спал несколько суток. Жданов выглядел похуже — лицо припухлое, «мешки» под глазами, двигался тяжело. Вот только у обоих глаза горели каким-то внутренним огнем неистовой силы. Эти сидящие перед ним люди, как и другие руководители, действовали крайне энергично, с нечеловеческой решимостью, даже какой-то запредельной, никого не жалея, и себя тоже. Да и ресурсы для наращивания «базиса войны» имели немалые — одни типы танков, которые выдавал за это лето Ленинград, составляли чуть ли не все пальцы на руке для подсчета — КВ-1, КВ-2, Т-50, Т-26, БА-10М. Множество разных импровизаций колесной и гусеничной бронетехники, а также различного рода возведенных укреплений, вообще не поддавалось никакому учету. Да и другое вооружение шло на фронт все возрастающим потоком, включая пистолеты-пулеметы ППД. В прошлом месяце на ЛКЗ произвели под тысячу полковых пушек, которые выпускали с 1928 года и производство давно отработано. Чего-чего, но вот этих «бобиков» хватало в частях Ленинградского фронта, даже с избытком. Изготовление других «изделий», требуемых на фронте, с началом войны стали налаживать на разных предприятиях, да на том же «Арсенале», где сформировали конструкторское артиллерийско-минометное бюро. Завод уже производил противотанковые «сорокапятки» и готовился к массовому выпуску 120 мм полковых минометов.