Правители тьмы

"Пусть они перестанут сбрасывать яйца на Сетубал", - сказала Джанира. "Отец только начинает вставать на ноги". Альгарвейское яйцо разнесло закусочную, где готовил Балио, а подавала Джанира. Она продолжала: "В новом месте все стало дороже".

"Мне жаль", - сказал Корнелу. И он был: это означало, что ей пришлось работать еще больше, чем раньше, что означало, что у нее было меньше шансов увидеть его. Поскольку его собственные обязанности часто не позволяли ему видеться с ней, их роман, если это можно было так назвать, развивался лишь урывками.

Конечно, Корнелу тоже был женатым человеком, по крайней мере технически. Он надеялся, что у его маленькой дочери Бриндзы все хорошо в городе Тырговиште. Он не надеялся на подобное для своей жены, не после того, как Костаче связался по крайней мере с одним из альгарвейских офицеров, которые были расквартированы у нее.

Стоя в очереди с Джанирой, Корнелу попытался выбросить все это из головы. Очередь змеилась вперед в темноте. Он прошел через пару черных занавесок, прежде чем выйти на свет и заплатить за себя и Джаниру. Они оба протянули руки. Один из берущих плату проштамповал их красными чернилами, чтобы показать, что они заплатили. Затем они поспешили в концертный зал.

Зал быстро заполнялся. Корнелю заметил пару свободных мест. Он набросился на них так яростно, словно атаковал на спине левиафана. "Вот!" - сказал он с чем-то похожим на триумф, когда они с Джанирой добрались до них чуть раньше лагоанской пары.

Джанира улыбнулась. "Я понимаю, почему все твои враги должны тебя бояться", - сказала она, садясь рядом с ним.

Корнелу тоже улыбнулся. "Главная причина, по которой мои враги боятся меня, заключается в том, что они слишком поздно не знают, что мой левиафан и я там. Иногда они никогда не узнают, что с ними случилось. Иногда они осознают, и это последнее, что они когда-либо узнают ".

"Ты говоришь так... счастливо по этому поводу", - сказала Джанира с легкой дрожью.

"Я рад этому", - ответил он. "Они альгарвейцы. Они враги, оккупанты моего королевства. Они также враги этого королевства".

"Я знаю. Я все это понимаю". Она поколебалась, затем продолжила: "Просто дело в том, что… Я нечасто слышала, чтобы твой голос звучал по-настоящему счастливым. Это... странно, когда ты говоришь таким образом, и это имеет отношение к убийству ".

"О". Корнелю на мгновение задумался над этим. "Вероятно, мне должно быть стыдно. Но, кроме этого, в последнее время мне нечему было радоваться". Как раз перед тем, как превратить вечер в катастрофу, едва он начался, он искупил свою вину несколькими словами: "За исключением присутствующих, конечно". Джанира, которая начала затуманиваться, расслабилась и положила голову ему на плечо.

Они оба зааплодировали, когда музыканты вышли на сцену. Лагоанская музыка в целом была нежной, как и в других королевствах Алгарве. В нем не было грохота и разглагольствований, как в каунианской музыке. Однако его отличала пара вещей. Во-первых, это было в целом веселее всего, что Корнелу мог бы услышать в Сибиу. Конечно, у жителей Лаго было больше причин для веселья - они жили дальше от Алгарве. И, во-вторых, они позаимствовали треугольники и колокольчики у своих соседей-куусаманов, что придало их изделиям почти фантастическое звучание для ушей Корнелу.

Джанира наслаждалась музыкой; это было очевидно. Корнелу аплодировал чуть более чем покорно, когда концерт закончился. Видя, что его товарищ хорошо проводит время, позволил ему хорошо провести время на одном дыхании. Это было почти так же хорошо, как настоящая вещь.

Даже в темноте, наложенной на Сетубал, чтобы он не стал мишенью для альгарвейских драконов, он оставался оживленным местом после наступления темноты. Лагоанцы, похоже, думали, что они могут использовать шум, чтобы компенсировать недостаток света. Все кричали во всю глотку. В экипажах были маленькие колокольчики, предупреждающие другие экипажи о том, что они здесь. Лей-линейные караваны медленно двигались и звенели большими, глубокозвучными колокольчиками, как на кораблях во время густого тумана. Судя по тому, что говорилось в новостных листках, люди все равно время от времени проходили перед ними. Прогулка впереди даже медленно движущегося автофургона обычно приводила к похоронам. Но альтернативой выходу в кромешной тьме было оставаться дома, а жителям Сетубала это не нравилось.

Что касается Корнелю, то какофония криков и самых немузыкальных звоночков всех размеров и тонов с таким же успехом могла отменить концерт. "Силы свыше", - пробормотал он. "Я бы не удивился, если бы альгарвейские драконопасы могли слышать Сетубала, даже если они его не видят".

У Джаниры был отец-сибиец, да. Она говорила на языке островного королевства, да. Но она доказала, что является истинной лагоанкой, тем, как она добралась по темным улицам обратно в квартиру, которую делила с Балио. "Вот мы и пришли", - сказала она наконец.

"Если ты так говоришь", - ответил Корнелу. "Насколько я могу судить, глядя, мы, возможно, направляемся во дворец короля Витора".

Джанира рассмеялась. "Нет", - сказала она. "Это дальше по улице. И это и вполовину не такое прекрасное место, как это ". Она снова рассмеялась. "Почему, ты можешь увидеть сам".

Для Корнелу, трезвого, буквально мыслящего человека, не склонного к капризам, это на мгновение ничего не значило. Затем он понял шутку и тоже рассмеялся. Он заключил ее в объятия. Их губы без труда нашли друг друга в темноте. Его руки скользнули по всей длине ее тела. Она позволила ему поднять свой килт и погладить ее там, но затем она вывернулась. "Джанира..." - хрипло произнес он. Они могли бы сделать все, что угодно, прямо там, и никто, кроме них двоих, никогда бы не узнал.

"Не сейчас", - сказала она. "Еще нет. Я не готова, Корнелю. Спокойной ночи". Он услышал ее шаги на лестнице. Дверь в ее многоквартирный дом открылась. Затем она закрылась.

Он пнул ногой плитку тротуара. Она не дразнила его, не вела за собой. Он был уверен в этом. В один прекрасный день, когда она будет готова, они пойдут дальше. "Но почему не сегодня вечером?" пробормотал он, снова пиная тротуар. В темноте он мог бы сунуть руку под свой собственный килт и немного унять волнение, но он этого не сделал. Вместо этого он направился к своим казармам в порту.

Не будучи уроженцем Сетубала, он не смог безошибочно найти дорогу к ним. Ему удалось попасть на борт одного из многочисленных лей-линейных караванов, курсирующих по улицам города. Это не был ни один из тех, что направлялись в портовый район, но это привело его к остановке, где он мог сесть на караван, который доставил бы его туда, куда ему нужно. Он чувствовал себя довольно хорошо по этому поводу.

Он чувствовал себя не очень хорошо, когда на следующее утро подъем поднял его с койки. Зевая, он, пошатываясь, побрел на камбуз и глотал чашку за чашкой крепкий чай. Один из его товарищей по изгнанию поддразнил его: "Ты будешь мочиться весь день напролет".

"Вероятно, так и сделаю", - согласился Корнелу, снова зевая. "По крайней мере, вся эта беготня к джейксу и обратно не даст мне уснуть".

"Должно быть, вчера выдалась неплохая ночка". В голосе его соотечественника звучала ревность.

"Не так уж плохо", - сказал Корнелу. Джанира, услышь она это, пришла бы в ярость; это означало, что он поступил с ней по-своему, чего он не сделал. Но ее там не было, а другой Сибиан был, и поэтому Корнелу немного похвастался.