Правители тьмы

"Должно быть постановление против кровельщиков, как и против любых других мошенничеств", - кипел он. "И, конечно, они не могут выйти, чтобы исправить ущерб, пока не прекратится дождь, после чего они больше никому не нужны". Он был доволен тем, что его изолировали от Бишах, да. Он не так сильно заботился о том, чтобы Бишах была изолирована от него.

Его дворецкий не обратил на это внимания. Вместо этого Тевфик сказал: "Что ж, молодой человек, все не так плохо, как могло бы быть. Когда тебе будет столько лет, сколько мне, ты поймешь это". Хаджжадж сам не был юнцом - на самом деле, он был кем угодно, только не юнцом. Но он, скорее всего, был бы мертв к тому времени, когда ему исполнилось столько лет, сколько Тевфику. Семейный слуга, казалось, был готов существовать вечно.

К ним подошел более молодой и подвижный слуга и сказал Хаджжаджу: "Ваше превосходительство, ваш секретарь хотел бы поговорить с вами по кристаллу".

"Я иду", - сказал Хаджжадж. "Беги вперед и скажи ему, что я сейчас буду". Слуга, возможно, на треть старше Хаджжаджа, поспешил прочь. Министр иностранных дел Зувейзи последовал за ними более величественным шагом. Величественный, подумал он. Это красиво звучащее слово старики используют, когда имеют в виду медлительность.

По спине Хаджжаджа пробежала боль, когда он сел на ковер перед кристаллом. "Здравствуйте, ваше превосходительство", - сказал Кутуз из стеклянного шара. "Как у тебя дела сегодня?"

"Отлично, спасибо, за исключением того, что у меня протекает крыша, а кровельщики - воры", - ответил Хаджадж. "Что случилось?" Что-то должно было случиться, иначе Кутуз не позвонил бы ему. На кристалле, в отличие от личной встречи, ему не пришлось долго церемониться, прежде чем перейти к делу.

Кутуз сказал: "Ваше превосходительство, меня ожидает другой хрустальный министр Хададезер из Ортаха. Он желает поговорить с вами и был разочарован, узнав, что вы не спустились сегодня во дворец. Меня ждет маг, который перенесет свои эманации в ваш кристалл, если вы дадите мне разрешение."

"Во что бы то ни стало", - сразу же согласился Хаджадж. "Беседовать с Ортахо - это всегда удовольствие". Из-за болот и гор, которые защищали Орту, она всегда была практически невосприимчива к давлению извне, даже несмотря на то, что лежала между Алгарве и Ункерлантом. Международные отношения Ортахо были роскошью, а не необходимостью, как в остальном мире. Хаджжадж не мог не пожелать, чтобы Зувайза сказал то же самое. Он спросил: "Ты знаешь, что у него на уме?"

"Нет, ваше превосходительство". Кутуз покачал головой. "Но просто позвольте мне передать слово здешнему магу, и вы сможете узнать сами". Он отвернулся и сказал: "Продолжай", кому-то, кого Хаджадж не мог видеть.

Мгновение спустя изображение Кутуза исчезло с кристалла. Но от него не исходил свет, как это было бы, если бы эфирная связь была разорвана. После паузы в несколько ударов сердца в кристалле сформировалось новое изображение: изображение мужчины, у которого длинная белая борода начала расти прямо под глазами, а линия роста волос была едва отделима от бровей. Большинство ученых считали ортахоинов двоюродными братьями Людей Льда с австралийского континента.

Хаджжадж отвесил Хададезеру сидячий поклон. "Добрый день, ваше превосходительство", - сказал он на альгарвейском, языке, который также использовал министр Ортахо. "Как всегда, для меня большая честь говорить с вами. Я был бы рад пользоваться этой привилегией чаще".

"Вы слишком добры", - ответил Хададезер. "Я надеюсь, вы помните наш разговор прошлой зимой".

"Да, действительно верю", - сказал Хаджжадж. Сулинген тогда был на грани падения. "Это было тревожное время".

"Тревожный". Министр из Ортаха кивнул. "То самое слово. Оно, несомненно, было. Возможно, вы также помните озабоченность моего суверена, короля Ахинадаба".

"Я действительно помню их", - трезво согласился Хаджжадж. "Возможно, ты поступаешь мудро, не говоря о них слишком открыто. Вероятно, никто, кроме нас самих, не улавливает эти эманации, но это не точно ". Ахинадаб беспокоился, что впервые за многие поколения война может обрушиться на его королевство после поражения Альгарвейцев. Для Хаджаджа это доказывало, что король Ортаха не был дураком.

Теперь, говоря как человек, испытывающий смертельные муки, Хададезер сказал: "То, чего боялся царь Ахинадав, теперь сбылось. Альгарвейские солдаты начали отступать в Орту, спасаясь от ункерлантцев, и люди короля Свеммеля неотступно следуют за ними по пятам."

"О, мой дорогой друг!" Сказал Хаджжадж, как и прошлой зимой, когда Хададезер говорил о беспокойстве своего повелителя. "Правильно ли я понимаю, тогда, что Ортаху не хватает сил, чтобы сдержать их?"

Министр Ортахо печально кивнул. "Король Ахинадаб направил протесты в самых решительных выражениях как в Трапани, так и в Котбус". Его брови - в конце концов, они были отделены от волос - ощетинились в униженной ярости. "Ортах - это королевство, а не дорога". Еще больше ощетинился. "Но ни Мезенцио, ни Свеммель не обращают на это ни малейшего внимания. Фактически, каждый из них требовал, чтобы мы объявили войну другому".

"О, мой дорогой друг!" Снова сказал Хаджжадж. Зувайзе не хватало естественной защиты Ортаха, и ему пришлось пережить несколько поколений ункерлантского господства. Но королю Шазли не нужно было беспокоиться о нападении с обеих сторон одновременно. С неподдельным любопытством Хаджадж спросил: "Что сделает ваш повелитель?"

"Я не знаю", - ответил Хададезер. "Царь Ахинадаб тоже еще не знает. Если мы скажем "да" любому из королевств, мы отдадим себя в руки этого короля и наживем врага другому ".

"И если ты скажешь "нет" обоим королям, ты наживешь врагов им обоим", - сказал Хаджадж.

"Мой повелитель тоже слишком болезненно осознает это", - сказал Хададезер. "Как я уже говорил вам прошлой зимой, я не опытный дипломат. В Орте нет опытных дипломатов. Мы никогда не нуждались в опытных дипломатах: земля - наш щит. Но с таким количеством бегемотов и драконов вокруг, с таким гораздо более сильным волшебством, высвобожденным в этой войне, мы не можем быть уверены, что земля больше защитит нас. "

"Я думаю, ты поступаешь мудро, беспокоясь", - согласился Хаджжадж. "В этой войне люди взяли природу за горло, а не наоборот, или почти не так сильно, как тогда, когда люди знали меньше, чем сегодня".

О, природа все еще могла творить свою волю, и он знал это. Каждый альгарвейец, переживший ункерлантскую зиму, тоже согласился бы с ним. То же самое сделали бы ункерлантцы, вторгшиеся в пустыню Зувайза. Тем не менее, то, что он сказал, было скорее правдой, чем нет.