Правители тьмы

Десять

Сержант Пезаро свирепо посмотрел на альгарвейских констеблей, вытянувшихся по стойке смирно перед казармами в Громхеорте. "Слушайте сюда, болваны", - прорычал он. "Вам лучше послушать, потому что это важно".

Так незаметно, как только мог, Бембо переступил с ноги на ногу. "Сколько раз мы слышали подобные речи?" он прошептал Орасте, который стоял рядом с ним.

Орасте, казалось, был высечен из камня. Даже его губы едва шевельнулись, когда он ответил: "Слишком много проклятых".

"Заткнитесь, все вы!" Взревел Пезаро. Его челюсти задрожали, когда он очень широко открыл рот. "Вам лучше заткнуться, или вы чертовски пожалеете. Ты понял это?" Он выглядел таким свирепым, что даже Бембо, который знал его со времен грязи, решил, что должен отнестись к нему серьезно. После еще одного свирепого взгляда Пезаро продолжил: "Хорошо. Так-то лучше. Благодаря высшим силам мы нужны нашему королевству, и мы справимся".

По спине Бембо пробежала тревога. Одной из вещей, которых он всегда боялся, было то, что мясорубка войны может решить забрать констеблей и превратить их в солдат. Судя по испуганным выражениям лиц некоторых его товарищей, с ними тоже произошло то же самое.

Смешок Пезаро был каким угодно, только не приятным. "Ну вот. Я привлек твое внимание? Я выругался, что ж, лучше бы так и было. Что мы собираемся сделать, так это зайти в каунианский квартал, захватить как можно больше блондинок и отправить их на запад. Людям в окопах там понадобится вся магическая помощь, которую они смогут получить. Мы - парни, которые могут дать им то, что им нужно ".

"До тех пор, пока мы сами не отправимся в окопы", - пробормотал кто-то позади Бембо. Бембо сделал все, что мог, чтобы не кивнуть, как дурак, потому что именно так он чувствовал себя сам.

Стоявший перед ним констебль поднял руку. Когда Пезаро кивнул, парень спросил: "Что мы будем делать, если столкнемся с людьми, похожими на жителей Фортвежья?"

"Хватайте их в любом случае", - быстро ответил Пезаро. "Мы бросим этих негодяев в камеры предварительного заключения. Если днем позже они все еще будут выглядеть как фортвежцы, мы их выпустим. А если они этого не делают - что, спросите вы меня, гораздо более вероятно, - тогда они уходят. Если они в каунианском квартале, мы думаем, что они блондинки, пока они не покажут нам, что это не так ".

Другой констебль, молодой парень по имени Альмонио, поднял руку. "Разрешите поругаться, сержант?" У него никогда не хватало духу хватать каунианцев, которые были бы обречены на резню.

Но Пезаро покачал головой, отчего его челюсти снова задрожали, на этот раз из стороны в сторону. "Нет". Его голос был ровным и твердым. "Вы можете пойти с нами, или вы можете отправиться на гауптвахту. Это ваш выбор".

"Я приду", - сказал Альмонио несчастным голосом. "Это неправильно, но я приду". Бембо знал, что юноша напьется до бесчувствия при первой же возможности, которая ему представится.

"Ставлю свою задницу на то, что ты придешь". Пезаро не просто собирался добиться своего; он собирался ткнуть в это другого констебля носом, чтобы Альмонио больше не приставал к нему с сомнениями. "Эта война, которую мы ведем с Ункерлантом, затрагивает сейчас всех. Мы все боремся с ней, независимо от того, находимся мы на передовой или нет". Улыбка расплылась по его широкому, мясистому лицу - он явно считал это довольно милым.

В другом месте на плацу перед казармами другие сержанты обращались с речью к другим отрядам констеблей. Это согласуется с тем, что Бембо знал, или думал, что знает, о том, как ведут себя солдаты и их командиры перед битвой. Все сержанты закончили примерно в одно и то же время. Бембо подозревал, что это не было случайностью.

Капитан, который руководил налетом на многоквартирный дом, где скрывались приятели каунианского грабителя Гиппиаса, отвечал за это нападение на каунианский квартал. Бембо все еще не знал его имени. Он знал, что этот парень был из Трапани и испытывал огромное презрение не только к каунианцам, но и к фортвежцам и к своим собственным соотечественникам, которые имели несчастье быть выходцами из провинциальных городов.

"Мы достанем их", - заявил капитан, когда констебли направились к маленькому району, в который загнали блондинов. "Мы поймаем их, и мы научим их, что значит быть врагами Алгарве".

"В любом случае, он видит, что нужно делать", - сказал Орасте. Но затем капитан повторил свои слова, а затем повторил то же самое в третий, а вскоре и в четвертый раз. Орасте закатил глаза. "Хорошо. У нас есть блудливая идея".

Жители Фортвежья, увидев, что на них надвигается рота констеблей, благоразумно убрались с дороги так быстро, как только могли. Гордость заставила Бембо втянуть живот, расправить плечи и маршировать так, как будто марширование действительно имело значение. Как и любой альгарвейец, он считал, что быть частью парада - это единственное, что лучше, чем наблюдать за ним.

Но едва эта мысль пришла ему в голову, как констеблям пришлось остановиться. И остановили их не фортвежцы или каунианцы, а их собственные соотечественники. Пара полков солдат маршировали через город к лей-линейному караванному депо. Они не расхаживали с важным видом, как констебли; они просто топали вперед, намереваясь попасть туда, куда направлялись, - вероятно, обратно на фронт в Ункерлант. Те, кто не был худощавым, были откровенно тощими. Их туники и килты были выцветшими и залатанными. И у всех них был понимающий взгляд в глазах, взгляд, который говорил, что они были в местах и делали вещи, которые констебли не могли - и не захотели бы - представить.

"Разве они не милые?" - сказал один солдат другому, указывая на констеблей. "Разве они не милые?"

"О, да, они просто самые дорогие люди, которых я когда-либо видел", - ответил его друг. Оба мужчины расхохотались. Уши Бембо запылали от тупого смущения.

Другой альгарвейский солдат был грубее. "Бездельники!" он заорал. "Чей зубец вы отсосали, чтобы не ввязываться в настоящую драку?" Его приятели зарычали и погрозили кулаками констеблям. Один из них задрал килт и показал голые ягодицы - на нем не было подштанников.

"Назовите имя этого человека! Приструните его!" - крикнул капитан полиции марширующим мимо сержантам, лейтенантам и капитанам. Но, несмотря на его ярость, военные офицеры не обращали на него никакого внимания. Чем больше они игнорировали его, тем злее и громче он становился. Это не принесло ему никакой пользы.

Он все еще кипел, когда последний пехотинец наконец прошел мимо. Некоторые другие констебли тоже разозлились. Другие, как Бембо, просто смирились. "Солдаты никогда не будут в нас нуждаться", - сказал он. "Они завидуют тому, что им приходится идти вперед, а нам оставаться здесь".